The Russian Don #1 - Georgia Carre

* * *

Не с того ни с сего я просыпаюсь, чувствуя холод и панику, все из-за сна, который не могу вспомнить. Поворачиваю голову, Зейна нет, он не ложился в кровать.

Я сажусь и прислушиваюсь к тишине в доме. Ничего. Вылезаю из постели, натягиваю халат и иду к двери. Открываю ее и опять прислушиваюсь. Тихо. Я иду по коридору к лестнице, останавливаюсь у перил и смотрю вниз. Темно, но я слышу какие-то тихие звуки музыки.

Тапочки тихо шелестят по мрамору, пока я спускаюсь по лестнице и двигаюсь по направлению к музыке, доносившейся из небольшой гостиной, где никто никогда не бывает, потому что там стоит рояль.

Музыка становится громче, явно кто-то играет на фортепиано.

Я подхожу к двери и опускаю руку на ручку, но по какой-то странной причине боюсь открыть ее. У меня такое чувство, словно я превратилась в жену синей бороды. Словно существует огромная тайна, скрытая за этой дверью. Я резко опускаю руку, словно ручка на двери меня ужалила и делаю шаг назад. Положив руку на грудь, чувствую, как быстро бьется мое сердце в грудной клетке. «Я не пойду. Тебе следует Далия. Все, что ты хочешь узнать скрыто за этими дверьми».

Трясущимися пальцами я тянусь к ручке двери, очень тихо, стараясь не произвести ни звука, поворачиваю ее, и медленно открываю... я забываю, что нужно дышать.

Вся комната просто вибрирует музыкой, которая врезается в толстые звуконепроницаемые стены и ударят в меня своей волной. Зейн до сих пор облачен в смокинг и играет на фортепиано, как вкопанная, я не в состоянии сделать и шага, только лишь в состоянии смотреть на него широко раскрытыми глазами. Он сидит ко мне спиной, и я замечаю напряженность в его мощных плечах, он полностью поглащен музыкой. Все его тело двигается в такт и живет только ему ведомой живительной энергией. Красота его собственной музыки просто завораживает меня. Однозначно. Он, словно одержим ею!

Я затаив дыхание, стою на месте.

Я слишком мало знаю этого мужчину, фактически ничего о нем не знаю.

Мне казалось, что он холодный и бесчувственный, но сейчас видя его, я не уверена. Я никогда не слышала, чтобы кто-то так играл на пианино, словно все эти звуки вырываются у него из глубины души. Я даже не могла предположить, что он обладает таким талантом. Я стараюсь даже не дышать, и даже...

Но он вдруг останавливается на середине ноты.

Тишина оглушает, поскольку я слышу, как колотится мое собственное сердце.

Он медленно поворачивает голову, наши глаза встречаются. Его взгляд настолько враждебный, неприветливый и злой, почти на грани ненависти, что я непроизвольно делаю шаг назад.

— Чего ты хочешь? — тихо спрашивает он, его голос просто сочиться угрозой, я даже чувствую мурашки у себя на коже.

— Ничего, — шепотом отвечаю я, пятясь назад, в то время, как на глаза наворачиваются слезы.

Чисто интуитивно, глубоко в душе, я понимаю, что вторглась туда и увидела что-то, что явно не позволительно мне было видеть. Я разворачиваюсь и бегу, несясь вверх по лестнице в его спальню. Я закрываю дверь, прислоняюсь спиной, пытаясь перевести дыхание. Снимаю халат и сажусь на кровать. Вдруг хлопает дверь в спальню, Зейн стоит в комнате, я подпрыгиваю от неожиданности, и мурашки у меня на коже становится только больше. Я хотела бы извиниться, но не знаю за что и как. Он же ничего не говорит.

Подходит ко мне и, схватив за концы ночнушки, разрывает ее пополам, берет в ладони мою грудь, приподнимая и налетает на мою шею. Он начинает лизать и покусывать. Он делает это настолько жестко и так сильно, что завтра явно останутся засосы. Он лижет и прикусывает мои соски, потом грудь. Затем опускается на колени и переходит к моему животу, проделывая с ним тоже самое.

Я совершенно мокрая, и у меня даже дрожат от напряжения бедра. Он лижет и прикусывает кожу на животе, опускаясь ниже на бедра. Он лижет мой холмик волос между ног, дальше клитор, словно пытаясь высосать всю меня. Затем поднимается, поставив меня на локти и колени, и проходится языком по спине.

Он толкает меня на кровать, и я упираюсь лицом в подушку, раздвигает мои ноги и быстро входит. Я хватаюсь за край одеяла, сжав его зубами, чтобы заглушить крик. Он двигается с такой скоростью и взрывается внутри с гневным ревом.

Отодвинувшись от меня, он включает лампу на прикроватной тумбочке.

— Сядь на подушку, раздвинь ноги и поиграй с собой.

— Нет, — протестую я.

— Сделай то, что я сказал.

Он предстает передо мной рассерженным незнакомцем, но я не боюсь его, а скорее боюсь за него.

— Хорошо, — отвечаю я, потянувшись к прикроватной лампе.

Он молниеносно хватает меня за руку.

— Нет. Я хочу видеть, как ты кончишь.

Я упираюсь глазами в точку на стене, и массирую свой клитор, фактически через какое-то время пребывая на грани, он пикирует вниз, схватив меня за бедра, и входит своим языком глубоко в меня, я начинаю корчиться и дрожать, самопроизвольно двигая и сжимая внутренние мышцы.

Я с трудом дышу, мышцы все еще дрожат, и он вдруг говорит:

— Ты никогда не должна приходить ко мне, когда я нахожусь в той гостиной.

Я молча киваю.

Мы засыпаем, он обхватывает меня руками, прижимая к себе. Очень рано я просыпаюсь, он стоит надо мной, приподняв одеяло, и смотрит на синяки, оставленные вчера. Первая мысль — прикрыться, но я останавливаю себя, разрешая ему увидеть оставленные им же иссиня-бордовые следы. Он не испытывает угрызений совести по этому поводу, ложится ко мне в постель и снова берет меня, смеясь с надменным торжеством, когда я начинаю кричать от оргазма.

Глава 22.

Далия Фьюри

«Любовь — то, что ты для меня нож, которым я копаюсь в себе».

Франц Кафка, письма к Милене

После этого события стены, которые охраняют его сердце, стали просто непробиваемые, и я даже не пытаюсь взобраться на них. Мои дни становятся похожими один на другой. Я просыпаюсь, завтракаю, иногда с Ольгой и парнями, иногда одна в своей комнате на верхнем этаже, где по-прежнему работаю, потом плаваю в бассейне и сижу в сауне до обеда и очень много работаю.

Что касается наших отношений, они становятся похожими на обоюдное сексуальное безумие, которое заставляет нас чуть не рвать друг друга когтями. Мы встречаемся в его кабинете, или в каком-нибудь другом месте, куда он меня вызывает, трахаемся как будто в последний раз, словно больше никогда не увидим друг друга. И каждый раз наши занятия сексом безрассудные, безнадежные и сумасшедшие, у меня такое чувство, словно каждый раз умирает маленькая частичка меня. Недели проходят похожие одна на другую, и как-то утром мне звонит Дейзи по Skype.

— Где это ты? — спрашивает она меня, не узнавая комнату, в которой я нахожусь.

— Хм... у подруги.

— Ох. Хм... хорошо. Далия, я... э... у меня плохие новости.

Я чувствую, как мои внутренности сжимаются от страха.

— Что? Мама?

— Нет, нет. С мамой все в порядке.

— С кем тогда?

— Сьюзи скончалась вчера вечером.

— Ооооо, — произношу я медленно, вспоминая умиротворенную морду Сьюзи. Не знаю из-за чего, но никогда не ожидала такого, хотя Сьюзи появилась в нашей семье, когда мне исполнилось одиннадцать. Я же видела ее всего пару недель назад, и она выглядела вполне здоровой.

— Она не страдала, — продолжает моя сестра. — Также тебе следует вспомнить, что она была очень и очень старой.

— Да, — говорю я слабым голосом.

— Она видно поняла, что умирает, потому что ушла в кусты и отказывалась выйти, даже когда мы звали ее. Я принесла ей воды, но она отвернулась и посмотрела на меня с такой любовью. Я гладила и держала ее, пока она не умерла, — голос Дейзи замирает. — Я сделала несколько фотографий, если хочешь я смогу тебе их отправить.

Я смотрю в глаза моей сестры на экране, она выглядит вполне нормально. В маленьком окошке на экране в правом нижнем углу, я выгляжу бледной и ошеломленной.

— Ей было уже почти четырнадцать лет, Далия. Это очень хороший возраст для собаки. И она прожила потрясающую жизнь, — разумно говорит мне сестра.

Я делаю глубокий вздох.

— Как мама это все восприняла?

— О, ты же знаешь ее. Она плакала все ночь, но сегодня уже получше. Мы пойдем с ней сегодня в крематорий домашних животных. Это особенное место, которое я отыскала в Интернете. Они сжигают животных и отдают нам ее прах в урне. Я пока подержу ее прах дома, да? Мама сказала, чтобы мы ничего с ним не делали, пока ты не вернешься домой. Мы можем развеять его по саду или над морем, или как ты решишь.

— Ох, Дейзи, — вдруг я начинаю плакать.

— Я не хочу, чтобы ты плакала. Сьюзи никогда никого не обижала, поэтому она ушла в хорошее место. Мы увидим ее снова. Я сейчас отправлю ее фотографии тебе на емайл. В конце дня умереть, это очень хорошая смерть

— Хорошо, спасибо, — выдавливая я из себя.

— О, Далия, пожалуйста, не грусти. Мы встретимся с ней снова, — пытается успокоить меня Дейзи.