Возлюбленная Казановы - Елена Арсеньева

– Ведьма! Это ведьма!

Несложно было Лизе одолеть первый испуг и догадаться, что произошло на самом деле. Конечно же, проворная Чекина, выскользнув через черный ход, вскарабкалась на балкон опочивальни Августы и села у постели больной как ни в чем не бывало, выказывая самообладание, коему можно было только позавидовать. Но поди-ка убеди в сей простой истине Хлою, бившуюся в истерике, в одно и то же время готовую выцарапать глаза Чекине и боявшуюся хоть на миг приблизиться к ведьме; Яганну Стефановну, заламывавшую руки над Августою; Фальконе, глядевшего со странным, болезненным недоумением на молодую женщину, которая только что льнула к нему со всем пылом страсти и вот стоит, заспанно моргая, обманывая своим невинным видом кого угодно, кроме него, Фальконе… Лиза словно бы видела, как ему на ум приходит тяжкое, гнетущее подозрение: а что же, в конце концов, притворно – нынешнее спокойствие Чекины или ее недавнее любовное опьянение?

Между тем ярость Хлои достигла такой степени, что одолела все ее духовные и физические силы. Она вдруг с хрипом схватилась за горло, пошатнулась и рухнула навзничь, выгибаясь дугою, словно в припадке падучей.

Все на какое-то время оцепенели, уставясь на Хлою, которая, казалось, вот-вот испустит дух в последних содроганиях. Не растерялся один Фальконе. Он приподнял голову Хлои и поднес к ее губам кувшин, который только что держала в руках Чекина. Хлоя захрипела, захлебываясь, закашлялась и медленно открыла полные муки глаза.

В это мгновение Лиза боковым зрением уловила какое-то движение и, повернув голову, увидела Чекину; ее руки испуганно тянутся к кувшину, на лице ужас… И тут же, заметив или даже почувствовав, что Лиза смотрит на нее, она опустила руки, нахмурилась, отвернулась. Все-таки Лиза успела заметить на ее лице промельк мгновенного злорадства, пусть на миг до неузнаваемости исказившего это красивое, страстное лицо.

Хлоя все пыталась откашляться. Яганна Стефановна тоже склонилась над нею. Кувшин стоял на полу. Чекина подняла его и пошла к постели Августы. Вдруг, словно передумав, повернулась и выбросила кувшин в окно. Глаза ее, встретившись со взором Лизы, были так холодны и повелительны, словно она была госпожою, а Лиза – служанкою, зависящей от нее и даже провинившейся перед нею. Провинившейся и не заслуживающей прощения.

8. Карнавал

– И все же, знаешь ли, я бы отменила это, – неожиданно сказала Августа, кивая на свою постель, заваленную разноцветным ворохом атласа, шелка, бархата и кружев. – Как подумаю, что бедная Хлоя слегла, а мы…

Лиза, сидевшая в кресле и с наслаждением выбиравшая из двух десятков шелковых туфелек разнообразнейших цветов и фасонов, на каблучках и без, с бантами и шнуровкою, с пряжками и с шелковыми розами, подходящую пару, уронила башмачок и потерянно уставилась на подругу.

Августа была совершенно права. Но разочарование было слишком сильным, и одна слезинка все же скатилась по ее щеке.

Августа тихонько вздохнула, поглядывая на нее, и с деланым безразличием произнесла:

– С утра солнышко светило, а сейчас, кажется, дождь собирается…

Лиза увидела улыбку Августы и сама засмеялась. Обменявшись понимающими взглядами, они вернулись к прежним занятиям. Угрызения совести, более сильные у Августы и чуть заметные у Лизы, на время затихли, и надо было пользоваться этой передышкою.

Какой там дождь! Погоды стояли несказанно, невероятно прекрасные! Пришел февраль, но это было одно лишь название. Как, впрочем, и декабрь, и январь. За вычетом пяти-шести дождливых дней все время сияло ясное небо. Природа полна была предчувствием весны. Зеленые речки, питаемые весенними туманами, журчали на дне овражков, сбегаясь к Тибру. Деревья покрылись свежей, пушистой зеленью, всюду поднималась нежная трава. На персиковых и вишневых деревьях тут и там вспыхивал белый и розовый пламень цветов.

Трудно представить, какое впечатление производили на северян эта вечная улыбка природы, эти охапки цветов, которые предлагали на каждом шагу! И оставалось только дивиться, как Лиза могла ощущать, что порою задыхается среди этих беспрестанно-однообразных, вечнозеленых, словно бы ненастоящих, лесов и садов юга; тоска по северному ветру и шелесту плакучих берез была подобна незаживающей ране. Тоска по переменам…

Впрочем, кое-какие перемены на вилле Роза все же произошли.

Начать с того, что после ночного скандала бесследно исчезла Чекина. Лизу всего более изумило, что она не прихватила с собой ни одного из подаренных Августою платьев; ушла в чем была. И мало того, что исчезла одна служанка, так еще и слегла другая.

Да, вот чудеса! Августа стремительно выздоравливала (свято веря наказу Джузеппе, Лиза продолжала украдкою поить ее вином, не сомневаясь, что сие нехитрое лечение и приносит столь действенную пользу), а Хлоя не поднималась с постели, и с каждым днем ей становилось все хуже. Казалось, будто взрыв неистовой ярости обессилил не только душу ее, но и тело, надломив некий стержень всего существа; и теперь жизнь истекала из нее на глазах. Как ни старались вернуть Хлое былую живость заботами, цветами, веселыми беседами – ничто не помогало. Большую часть времени она проводила в безучастном молчании, словно лишним словом или движением своим опасалась погасить тот огонек, который еще тлел в ней. Она увядала, как цветы под окном опочивальни Августы, необъяснимо и неостановимо.

Да, весь сад зеленел и благоухал, готовился к весне, а здесь вдруг пожух, пожелтел розовый куст. Когда Лиза увидела его, она ощутила некий суеверный страх, который постаралась скрыть не только от домашних, но и от себя самой.

Фрау Шмидт откровенно радовалась исчезновению Чекины, а Фальконе несколько дней ходил как в воду опущенный. Душа Лизы болела за несчастного Петра Федоровича, но он был не из тех, кто позволил бы оскорбить себя жалостью; вдобавок Лиза чувствовала свою смутную вину перед ним. В глубине души она полагала, что Чекина скрылась именно оттого, что ее застали в комнате графа; стало быть, именно Лиза разрушила сие преступное счастье. А кто она такая сама, чтобы судить других людей?!

К середине февраля княгиня уже могла ходить, румянец возвращался на ее щеки. Столь долго замедленное течение жизни теперь бурно прорвалось; даже болезнь Хлои и отсутствие известий от Дитцеля не в силах были преградить путь этому потоку. А когда синьора Агата Дито, пришедшая навестить выздоровевшую княгиню, вскользь обмолвилась, что на Корсо уже начали починять базальтовую мостовую, приуготовляясь к началу карнавала, к Августе враз воротилась вся ее кипучая энергия. Теперь это был клокочущий фонтан жизнерадостных затей, и Лиза вновь воспрянула духом рядом с нею.