Свет колдовства - Elza Mars

– Значит, ты убедил себя, что это была “минута физического влечения”?

И в самом деле, Коннору почти удалось убедить себя, что между ними ничего не было.

– Я ведь объяснил, – продолжал он хрипло, – любовь – удел слабых. А мне чужда слабость, я никому не позволю заставить меня стать слабым. И потом, при чём тут ты? У тебя уже есть жених. Ил отважен, добр и прекрасен, скоро его могущество будет безмерным. Чего же ещё ты хочешь?

– Ты прав, – кивнула Галия. – У него много достоинств. Я уважаю его, восхищаюсь им, даже люблю. Разве его можно не любить? Но я в него не влюблена. Я…

– Не говори так! – Коннор вроде бы сердился, но слова Галии его обрадовали. Но он заставил себя продолжать: – Какая принцесса может ставить своё счастье превыше счастья своего народа? Превыше участи целого мира?

– Это неправда! – вскипела Галия. Она была в гневе. Её глаза вдруг вспыхнули глубоким зелёным огнём. – Я не отказываюсь от церемонии. Просто пытаюсь объяснить, что в действительности люблю тебя. Ты – мой супруг по духу, Коннор. И ты знаешь это.

Супруг по духу… Эти слова поразили Коннора. Но он сумел выстроить преграду в душе. Слова ударились о преграду, но не улетучились, а попали в какую-то нишу, созданную для них, и улеглись в неё. Наконец-то были найдены и произнесены слова, точно описывающие их отношение друг к другу: это не физическое влечение, порождённое стрессом, и не романтический флирт, а соединение супругов по духу. Супруги по духу – Коннор и Галия. Но это ничего не меняло: им не суждено быть вместе.

Глава 14

Коннор уронил голову на руки и прослезился. Он дрожал – Ракш Коннор, который никого не боялся и никому не открывал свою душу. Хуже всего было то, что он никак не мог взять себя в руки. Но вдруг Галия обняла его, и Коннор заметил, что и она плачет. Но, в отличие от него, Галия не старалась сдержать слёзы, – наверное, потому, что от этого не становилась слабее.

Она гладила парня по голове, не переставая шептать:

– Коннор, мне так жаль. Коннор… можно звать тебя Ракш?

Коннор гневно потряс головой, стараясь больше не всхлипывать.

– Для меня ты всё равно останешься Коннором. Просто… это ты, вот и всё. И я сожалею обо всём, что произошло. Мне больно видеть, как ты плачешь. Наверное, ты думаешь, что было бы лучше, если бы мы никогда не встретились…

Вдруг для себя Коннор опять покачал головой. А затем, будто боясь, что другого случая не представится, обнял Галию, уткнулся лицом в её мягкие волосы и затих, полностью растворившись в этом счастливом мгновении.

Всю жизнь он старался спрятаться за высокими, прочными и неприступными стенами, поскольку знал: рухнув однажды, они навсегда перестанут существовать и обратятся в прах. В эту минуту Коннор чувствовал себя совершенно беззащитным. Беззащитным – но не одиноким. Он ощущал не только физическое присутствие Галии, но чувствовал силу её духа. Его влекло к ней. Они тянулись друг к другу. Всё ближе… пока не соприкоснулись. Ему открылись её мысли, и снова его сердце едва не разорвалось.

“Ты – единственный. Ты – мой супруг по духу”, – звучал у него в сознании её голос.

Новое чувство захватило Коннора, и он радовался ему. Правда, он опять попытался протестовать – по привычке, но не сумел. Коннор не мог врать той, кто читала его мысли.

“Когда я увидела тебя в первый раз, – продолжала она, – то была совершенно очарована. Но об этом я уже говорила, так? Я впервые в жизни гордилась тем, что и я – оборотень. А ты?”

Коннор смутился. Он ещё не перестал всхлипывать – нет, уже перестал.

Теперь, когда в него вливались её тепло и страсть, когда руки Галии обнимали его, мысли её читались ясно, как свои. И было невозможно устоять перед искушением.

“Кажется, и я горжусь, – отозвался Коннор. – Но лишь отчасти. А в остальном…”

“О чём ты говоришь? – перебила она, стараясь уберечь его от мрачных мыслей. – О нашей истории? О драконшах?”

“Нет. О том, чего ты ещё не понимаешь. О том, что присуще натуре зверя. – Даже теперь Коннор боялся полностью открыться ей. – Давай не будем об этом, Галия “.

“Расскажи мне всё”, – попросила Галия.

“Нет. Я помню о том, что произошло давным-давно, когда мне было четыре года. Радуйся, что ты можешь выбрать, в какого зверя будешь превращаться”.

“Коннор, прошу тебя”, – повторила она.

“Тебе же ненавистна звериная жестокость, – возразил он. – Помнишь, как ты отдёрнула руку, когда коснулась моего плеча в ахтовом зале?”

“В ахтовом зале?” – Галия задумалась.

Коннор мрачно ждал, будучи уверенным, что воспоминания опять пробудят в ней отвращение. Но не дождался. Вместо отвращения возникло неудержимое влечение, которое она еле сдерживала.

Галия вновь радостно рассмеялась:

“Коннор, я отдёрнула руку не потому, что мне было неприятно. Я сделала это потому, что… – Она умолкла, затем смущённо выпалила: – Мне просто хотелось приласкать тебя!”

“Приласкать?”

“Твоя шерсть оказалась такой мягкой, прикасаться к ней было приятно, как к бархату. И мне хотелось… провести по ней рукой – вот так. – Она провела рукой вверх и вниз по его спине. – Я ничего не могла с собой поделать. Но я понимала, что это опасно, что ты можешь кинуться на меня, вот и отдёрнула ладонь. – Она смущённо умолкла, но тут же засмеялась. – А теперь объясни, чего ты стыдишься”.

Коннору стало жарко, он не сомневался, что его лицо горит. Ладно, что Галия его не видит. Жаль, что ему никогда не удастся признаться ей: он был бы очень рад, если бы она приласкала его…

“В конце концов, я же кошка”, – вспомнил он и снова удивился, услышав её смешок.

“Значит, при таком тесном контакте ничего нельзя утаить”, – догадался Коннор.

Чтобы скрыть смущение, он заговорил вслух:

– Я стыжусь того, что происходило в те времена, когда я жил в первой семье, куда отдал меня Круг Рассвета. Тогда я подолгу оставался наполовину пантерой, наполовину ребёнком. Так мне было проще, а мои приёмные родители не возражали.

– Я тоже не была бы против, – отозвалась Галия. – В таком виде ты прекрасен.

– Однажды, когда я сидел на коленях у моего приёмного отца, а он читал мне сказку, меня вдруг что-то испугало – какой-то шум на улице, может быть, гудок машины. Я сорвался с места и спрятался под стол.

Коннор сделал паузу, чтобы перевести дыхание. Он почувствовал, как Галия крепче