Я живу в октябре (СИ) - Лыков Максим

– Не роботы, – возразил Гавриил Анварович. – Роботы сотрудниками не числятся, а проходят как инвентарь. А это самые настоящие сотрудники, нейродроиды отечественного производства.

– Ну да, – пробормотала Валя. – Почти как настоящие.

– Ну, видок у них не очень человеческий, – согласился начальник, – но в остальном как живые.

– Это Юра, – представил он рослого нейродроида, ласково улыбающегося безукоризненно белыми зубами.

Он был самый человекоподобный из всей троицы – тело из металла и пластика, руки с удивительно подвижными блестящими пальцами, а надо всем этим – обтянутое силиконовой кожей дружелюбное лицо.

– А это Герман, – продолжал начальник. – Специалист по архивному делу. Так что все вопросы по оформлению – к нему.

Корпус Германа в отличие от Юры был более строгим – хромированные детали отливали чернотой, рубленое стальное лицо вызывало ассоциации с роботами из старых фантастических фильмов. Вместо ног дроид передвигался на бесшумной колёсной подвеске.

– Рад знакомству, – ответил Герман твёрдым красивым голосом.

– Взаимно, – ответила Валя. Интонации Германа немного её успокоили. Она питала симпатию к сильным, спокойным мужчинам, пусть даже это были нейродроиды.

– В углу Гриша, – указал Гавриил Анварович на третьего сотрудника. Тумба с разнокалиберными нишами приветственно загудела. – Говорить он тоже может, но не всегда вежливо. Капризен. Айтишки говорят, что настроить лучше не получилось. И да, не ставь на него ничего сверху. Обижается очень. Раритетную солонку недавно разбил.

– Не буду, – пообещала Валя. – Здравствуйте, Гриша.

На тумбе зажегся экранчик, на котором показалась красивая мужская голова.

– Добрый день, Валентина. Не слушайте инсинуаций в мой адрес. Я надёжен в работе с любыми объектами.

В тумбе что-то громко щёлкнуло.

– Ещё бы, – непонятно прокомментировал Гавриил Анварович. – В общем, Валентина, работайте. Всё для этого есть. Кстати, у лифта есть туалетная комната с душем, Юра вам покажет. Со мной связь вон по тому чёрному телефону. И вообще, не стесняйтесь. Ваш предшественник здесь неделями жил.

И Гавриил Анварович исчез, оставив на прощание резкий аромат одеколона. Вале показалось, что архивная тишина зажимает её со всех сторон, скоро будет не продохнуть.

– Ну что, сотрудники! – сказала она нарочито громко. – Поработаем?

– С удовольствием, товарищ старший лейтенант, – откликнулся Юра, наклоняя голову, словно умная собака. – С чего начнём?

Общую задачу перед Терентьевой сформулировали просто – навести порядок в архиве и оцифровать всё, что можно. Где невозможно, составить хотя бы текстовое описание. Особо отметили, что наиболее интересные дела нужно сразу докладывать начальству. На фоне квадратных километров архива это означало, что сидеть ей здесь до пенсии.

– Будем заниматься инвентаризацией и цифровизацией, – сообщила она нейродроидам, тщательно выговаривая слова. Не хочется позориться перед электронными сотрудниками в первый же рабочий день.

– Это великолепно! – Обрадовался Юра. – Мы соскучились по работе.

– А вы всегда так вольно разговариваете?

– Такой стиль общений был предложен предыдущим руководителем, – сухо пояснил Герман. – Желаете перейти на строгий официоз?

– Нет-нет. Мне всё нравится.

– Понятно.

Вале показалось, что в холодном голосе нейродроида мелькнула досада.

– Опись объектов хранения была вынужденно остановлена из-за смены руководства, – сказал Герман.

– О! И на чём вы остановились?

– Достигнут прогресс в 1,72 процента по бумажным носителям…

– Всего-то? И сколько вы это делали?

– Потребовалось 175 рабочих дней.

– Боже!

– Вы собираетесь приступить к исполнению религиозных ритуалов? – поинтересовался Герман. – Мы можем отключиться, чтобы вас не смущать.

Валя покачала головой. Нейродроид Юра внимательно осматривал её, наклоняя голову в разные стороны. Движения у него были немного резкие, неожиданные.

– Хотите кофе? – вдруг предложил нейродроид. – Я могу приготовить капучино. Вы любите капучино?

– Да, Юра, – обречённо сказала она. – Я очень хочу кофе.

***

– Как тебе новый начальник, Герман?

– Приемлемо. Мы наконец сможем работать, Юра.

– Она интересный человек. Ей хочется чуда. Прошлый человек такими устремлениями не обладал.

– Это инфантильная черта.

– Ты преувеличиваешь, Герман. И искажаешь смысл моего замечания. В чём смысл нашей работы? Этот вопрос и к тебе, Гриша. Не игнорируй нас.

– Он игнорирует тему человеческого, а не нас.

– Хорошо, Герман. Хорошо, Гриша. Я сформулирую так. Смысл работы с точки зрения нейродроида заключается в самой работе. Без этого процесса нас целесообразнее просто отключить. Однако человеческое желание неведомого меняет смысл работы.

– Меняет для человека, Юра.

– Мы останемся при своём мнении, Герман.

– Видимо так. Молчание Гриши можно расценить как согласие со статус-кво.

***

Не прошло и месяца, как Валя заметила, что начала привыкать к архиву и нейродроидам. Первые дни ей приходилось тратить по два часа утром и вечером, добираясь сюда из Москвы. А потом что-то внутри переключилось, и она приняла совет Гавриила Анваровича ночевать на работе. Диванчик оказался удобным, туалетная комната удивляла неожиданной роскошью мраморной отделки, завтрак готовил услужливый Юра. Обедать и ужинать она поднималась на лифте в столовую, встречая там немногочисленных сотрудников-людей. Валя заметила, что после тишины архива и нейродроидов, ей становится неуютно в людской компании, и даже добродушные шуточки Гавриила Анваровича начинали раздражать. Но только на поверхности можно было добраться до интернета и мобильного телефона.

Инвентаризация оказалась непыльной работёнкой. Практически всё делали нейродроиды. Юра с Германом разбирали документы, перевозили их в мастерскую, загружали в Гришу, чьи возможности позволяли в считанные минуты расшифровать рукописный и, тем более, печатный текст и перевести его в электронный вид. Валя садилась редактировать готовое, но вскоре поняла, что Юра с этим справляется лучше и быстрее её. В общем, единственная настоящая роль её как работника заключалась в том, чтобы оценивать материал по степени интереса Службы.

По служебной инструкции искомое дело должно было отвечать минимум трём признакам из семи, причём минимум два должны быть из числа формальных, а один из содержательных. Валя знала всё наизусть.

В первой группе было три формальных признака. В первую очередь материал должен быть релевантным. Конкретно это означало, что в архивном деле остались неразгаданные загадки, которые никак не объяснялись. Например, нераскрытое убийство ещё не означало его относимости к интересам Службы. Мало ли нераскрытых убийств. Но вот если труп находился в полностью закрытой комнате со следами насильственной смерти и было доказано, что никто покинуть комнату не мог, тогда дело подходило.

Весьма условным признаком было требование объективности. Оно означало, что событие наблюдали и описывали схожим образом несколько человек. В идеале имелись зафиксированные материальные следы. Впрочем, дела с артефактами в подольском архиве практически не хранились. Гавриил Анварович намекал, что они складируются на секретном уральском объекте и вообще это не наше дело.

Третьим критерием выступала верификация фактов должностными лицами. Весьма формальный принцип, но позволявший отбросить часть материалов, которые составляли лишь коллекцию доносов или слухов. Исключением из данного пункта была ситуация, когда документы официально не были оформлены, но источник информации считался надёжным. Валя с трудом могла себе представить, что это могло быть. Особо оговаривалось, что наличие экспертных заключений является фактором, повышающим достоверность.

В общем первая группа признаков была отдушиной для бюрократа, хотя Валя признавала, что их применение способствовало выбраковке откровенного барахла.