Забытый роман - Шэрон Кендрик

Мелисса покачала головой.

— Перестань, — прошептала она. — Пожалуйста, перестань. Ты не должен лгать мне только потому, что я хочу услышать от тебя эти слова. Ты делаешь только хуже.

— Я не лгу.

Она горько рассмеялась:

— Почему вдруг ты так резко изменился?

Вопрос, звучащий как упрек, неприятно уколол его, но Казимиро не мог не признать его справедливость. Глядя ей в глаза, он ощутил в сердце страшную боль, подобную той, которую причинил ему отец, когда бросил злые слова о том, что принцы не плачут и не жалуются. Казимиро должен был идти за гробом матери с сухими глазами. Он не имел права на чувства. Прощаясь с матерью, он поклялся, что больше никогда не допустит страданий, будет всеми силами защищать себя от них. Он открыл сердце и понял: эта боль — цена любви.

Казимиро заметил, что Мелисса дрожит, — он не мог определить, от холода или напряжения.

— Подожди тут, — сказал он и через секунду вернулся с пиджаком, который сбросил перед тем, как прыгнул в море.

Стряхнув песчинки, он бережно прикрыл плечи жены. Мелисса глубоко вздохнула — пиджак хранил запах Казимиро, чувствовать его было и больно, и приятно.

— Так что ты хотел сказать мне? — спросила она бесцветным голосом.

Он заметил, как она сложила руки на груди, как бы давая понять: — «Уходи, я не хочу тебя видеть и слышать». Он жаждал дотронуться до Мелиссы, но понимал, что прикосновение может спугнуть ее, и поэтому решил сначала разобраться с недавним инцидентом.

— Когда я ушел сегодня утром, был страшно зол. — Последовала пауза. Казимиро подыскивал нужные слова. — В основном потому, что ты заставила меня задуматься о себе и о том, как я живу. Заставила меня попытаться понять, что чувствую. И я понял, что если не буду действовать быстро, то потеряю тебя навсегда.

— Казимиро…

— Молчи. — Он смотрел на ее чуть дрожащие губы. — Ты была права: моя жизнь сводится к выполнению обязанностей монарха, а это плохо для меня, для тебя, для Бена, даже для Заффиринтоса. Необходимо найти новый способ управлять так, чтобы, оставаясь хорошим, сильным королем, я мог бы стать еще и прекрасным мужем и отцом. И я понял, что не могу допустить, чтобы мой сын унаследовал корону, от которой я сам готов был отказаться.

Мелисса смотрела на мужа, не решаясь поверить надежде, которая вдруг вспыхнула в ней.

— Но… как ты хочешь все это изменить?

— Я собираюсь поговорить с братом. На нашей свадьбе он обмолвился, что ему потребовалось уехать, чтобы понять, как дорога ему родина. Я пока не продумал своих действий, но я все изменю. Ты мне веришь?

— Да, Казимиро, — тихо сказала она. — Я верю.

Слабая улыбка тронула его губы — Мелисса все еще была с ним.

— Когда мне сказали, что ты пропала, мир словно рухнул — оправдались мои самые страшные опасения, — продолжал он. — Я представил жизнь без тебя. Без твоей доброй улыбки, нежных рук. Без нежных пальцев, которые бы гладили мое лицо ночью в постели. И я понял, что не могу этого допустить. Не перенесу, если это случится. Я бросился тебя искать. Все как в тот раз, когда инстинкт привел меня к твоей двери в ночь после бала. Ты пробудила меня, Мелисса.

— И что же это за инстинкт? — мягко спросила она, понимая, что Казимиро уже готов сделать главное признание.

Его взгляд был тверд, но руки дрожали. Всего одно слово, но самое могущественное — во всех языках мира.

— Любовь.

Последовала короткая пауза.

— Любовь? — переспросила Мелисса, как если бы Казимиро оговорился и она давала ему возможность исправить ошибку.

В ее душе боролись надежда и неуверенность в его словах.

— Да, любовь, — тихо повторил он и коснулся ее, но только для того, чтобы приподнять руку с обручальным кольцом. — Знаешь… когда я убедился, что мне придется жениться на тебе из-за ребенка, часть меня ликовала, потому что ты должна была стать моей. Полностью моей. Я смогу видеть и ласкать тебя когда захочу.

— Но ты этого не показал.

— Конечно не показал. — Казимиро пожал плечами. — Потому что я пришел в ужас от того, каким почувствовал себя тогда.

— Каким же?

Он помолчал секунду, затем сказал:

— Беззащитным.

— Ты — беззащитный?! — Мелисса удивленно округлила глаза.

— Да. — Он грустно посмотрел на нее. — Видишь ли, я вдруг понял, что ничем не отличаюсь от других людей, когда речь заходит о делах сердечных. И я не застрахован от боли и желаний.

Она протянула руку и погладила его по щеке. Он поймал ее ладонь и поцеловал.

— О, Казимиро, — прошептала она.

— Я люблю тебя, Мелисса, — произнес он тихо. — Я люблю тебя за то, что ты — это ты. Ты имеешь силу противостоять мне и принять меня. Я люблю тебя за то, что ты родила сына и так нежно растишь его, несмотря на беды, которыми судьба осыпала тебя. Я люблю вас обоих и буду любить всю жизнь, если только позволишь мне загладить вину.

Эмоции переполняли ее. Она ни минуты не сомневалась в правдивости слов Казимиро — искренность светилась в каждой черточке его лица. Теперь перед ней был не король, а человек, который посмотрел в глаза своим страхам, признал их и поборол. Человек, воспитанный суровым отцом, потерявший мать, измученный несвободой, но выдержавший все это. Так кто же мог осуждать его за суровую маску, которой он пытался защититься? Она почувствовала себя виноватой. Стараясь помочь мужу, пытаясь заглянуть к нему в сердце, узнать, что таится за непробиваемой броней его боли, она, не желая того, навредила ему, ранила. Возможно, Казимиро надо было просто дать больше времени — привыкнуть к ней, к Бену, смириться с потерей мечты, — и все обернулось бы совсем по-другому. Но ей не хватило терпения. И сейчас его слова делали ее невероятно счастливой, но и в какой-то мере стыдили ее за несдержанность и торопливость.

Мелисса была так тронута, что не смогла сразу ответить.

— Я тоже люблю тебя, — наконец произнесла она. На глазах выступили слезы, и она ничего не могла с ними поделать. — Я всегда любила тебя и всегда буду любить.

Казимиро, потрясенный тем, что едва не потерял счастье по глупости, протянул руку и нерешительно коснулся лица Мелиссы, словно не веря, что она все-таки приняла его.

— Ты сможешь когда-нибудь простить меня? — прошептал он.

Она кивнула, приподнялась, дотронулась губами до его губ и, глотая слезы радости, посмотрела в его такое дорогое лицо.

— Это все в прошлом. Забыто. Теперь важно будущее. И, конечно, настоящее.

— Ты — мое настоящее. Настоящее, настолько прекрасное, что я хочу начать радоваться ему сию же минуту, — сказал Казимиро, отводя пряди темных волос с ее лица. — Но там стоит много народу с биноклями, так что мне придется сделать только это.