Игрушки. Выше, дальше, быстрее - Артём Рыбаков

– А укрытия по пути зачем? Вон камень, тут ямка, здесь, вот, дерево поваленное, чего мимо идем? Я ж сказал – кругом противник, жить надоело? Еще раз.

– И еще. Через час Дымов был уже мокрый.

– Абзац. Садись, передохни.

– Товарищ капитан госбезопасности, я все понимаю, надо уметь ходить, прятаться тоже надо, а стрелять когда будем?

– Зачем?

– Ну…

– В лесу тебя видно максимум метров за сто, да и то, если прятаться не будешь. Противника тоже. Можешь попасть в него с такой дистанции из незнакомого оружия?

– Вряд ли.

– То-то же. Значит надо подойти ближе и работать наверняка.

– На, держи, – я вытащил из «Вальтера» магазин и, передернув затвор, кинул пистолет Дымову.

– Повернись спиной и медленно считай до тридцати. Потом можешь обернуться, и искать меня. Увидел – жми на курок, я те честно признаюсь, если ты в меня попадешь.

«Так, завертелся. Ищет меня, ведь за тридцать секунд далеко убежать можно. Идет, ищет. Молодец, ямы обходит стороной, а посмотреть, что в них? В кусты не лезем, чегой-то так, поцарапаться боимся? Ну, хоть по открытому месту не идет и то хлеб. Ладно, пора и мне двигать».

Осторожно шагая в такт Дымову, я подошел к нему сзади и, хлопнув по плечу, присел.

– А!

Дымов резко развернулся, над моей головой мелькнула рука с пистолетом, вслед за чем, ее обладатель полетел кубарем в кусты.

– Ну, удалось выстрелить?

– Нет.

– Ну и нахрена тебе тогда ствол?

– Товарищ капитан госбезопасности, а где вы были-то?

– Вон там стоял.

– А, я думал…

– Ты не только думал, родной, ты еще и слушал. И слышал, как вон там сучок треснул, потому туда и пошел, так?

– Так.

– А, то, что я его отсюда кинуть мог, не подумал?

– …

– Господи, сколько ж с вами всеми еще ковыряться-то придется, аж помыслить тяжко. Ладно, садись, передохни.

– Товарищ капитан госбезопасности, я вот давно спросить хотел…

– Ну?

– Вот у вас слова всякие проскакивают уголовные, сейчас вот Бога помянули. Но, вы же чекист и коммунист, как так может быть?

– Тебе сколько лет, милок?

– Девятнадцать, товарищ капитан госбезопасности.

– А, мне – пятьдесят два! Вот и прикинь, когда я родился, и с кем только за это время не общался. И, что, по-твоему, легко все это из памяти выбросить так, сразу? Тем более что я в любой компашке за своего сойти уметь должен. Работа такая.

– Так, вы и в Гражданской воевали?

И, что ему сказать? Историю Гражданской я помню не так, чтобы очень хорошо, а ну, как ляпну чего-то странное, с общепринятой точки зрения?

– Задел краем. У меня больше другие сражения были, тут уже, внутри, всевозможных гадов отлавливали (это уже ближе к истине, хоть краснеть не буду).

– А, товарищ майор?

– Осназ, слышал? – судя по побелевшему лицу Дымова, это словосочетание ему было знакомо.

– Вот и делай выводы. Вообще, другой на твоем месте, излишних вопросов бы не задавал. С тобой и так целый подполковник, ежели по обычным войскам считать, персонально работает. Цени! И учти, кому много дано, с того много и спросится. Ты думаешь, в спецгруппу попал, так теперь птица великого полету, на других свысока смотреть могу?

– Да, нет, товарищ капитан госбезопасности, я же…

– Ты же, мы же… На майора посмотри, он что, от важности надулся? На других ребят тоже – обычные все люди, без выпендрежа и гонора. Ни у кого во лбу, от осознания собственной важности, звезда не сияет. Мотай на ус, что они скажут, тут тебя таким вещами более учить некому (это уж точно, еще лет десять, как минимум). Старший лейтенант вон, по ножевому бою спец, Люк, тот вообще на все руки мастер, особенно по действиям в тылу врага. Тотен про немцев столько знает, что хоть энциклопедию пиши, вон и говорит на их вражеской мове как прирожденный фриц. Казак – взрывник и вообще диверсант.

– А, военврач? Он, что, тоже диверсант?

– А, каким, ты думаешь, должен быть врач в спецгруппе? Он тебе и в противоположную сторону путевку выпишет без задержки. Тут у каждого (ну, это уж я приврал!) – личное кладбище с половину футбольного поля. Обалдевший Дымов прикинул в уме масштабы, и ему явно стало не по себе.

– Ладно. На сегодня все, пора и в лагерь.

Завтрак был великолепен! Казачине и Несвидову удалось невозможное: каша из горохового концентрата, позаимствованного из немецких пайков, сдобренная салом и какими-то специями, была вкусна до невозможности. Хотя, может быть, мой желудок уже переключился в режим экстремального существования. Надо сказать что я, в обычной жизни – тот ещё гурман. Люблю вкусно и полезно покушать, а от недоброкачественных продуктов у меня моментально расстраивается желудок. Но в походах и на «играх», это если не вспоминать об армейской службе, перевариваю даже гвозди.

В дополнение к каше каждому были выданы пара галет с куском домашней колбасы и по кружке горячего чаю с сахаром. Глядя на изумлённые лица бывших окруженцев, я подумал:

«А ведь то, что для нас обыденность, для них – роскошь, о которой они за последнюю неделю успели забыть!»

Пока я наслаждался десертом в виде чая и сигареты, ко мне подсел Трошин, так же державший в руке кружку с чаем, а в другой руке – пачку трофейных сигарет.

– Товарищ старший лейтенант, я хотел бы с вами поговорить.

– Вячеслав, ну что ты, как на плацу. В неофициальной обстановке ко мне можно и по имени, а можно и по позывному.

– Я как раз о позывных хотел вас спросить.

– Да ты присаживайся… – и я показал ему на землю рядом с собой.

– Антон, я хотел вас спросить, а почему у милиционера нашего уже есть позывной, а больше вы никому его не дали.

– Заслужил, значит.

– Но, как я понял, он не сразу с вашей группой был. Так ведь?

– Так. Но, понимаешь ли, майор, – я заметил, что от упоминания его старого звания лицо Трошина закаменело, однако продолжил, как ни в чём не бывало, – позывной – это как знак отличия, принадлежности к некоей касте, что ли.

– То есть, вы хотите сказать «не для всех»?

– Вроде того.

– А как мне можно это заслужить?

– Даже не знаю, что тебе, Вячеслав, ответить. Наверное, только делом. Хотя можно и наоборот, хотя, я думаю, позывной «Трепло» или «Балаболка», тебя не обрадует.

– Это точно! Антон, а вы не могли бы мне рассказать, как правильно позицию выбирать и вообще… А то я слышал, как Зельц про занятия с капитаном рассказывал…

– Не надо бежать впереди паровоза. Вот сейчас поедим, а потом у нас занятия запланированы. Там и увидишь. Да и себя показать сможешь. Плечо-то как, не болит?

– Да почти уже зажило. Мне товарищ военврач сказал, что ещё пару дней и всё будет в полном порядке.

Минут через пятнадцать, дав личному составу как следует усвоить пищу, Фермер собрал всех, кроме двух часовых, под деревьями. Причем при построении разделил присутствующих на равные группы: в одну вошли попаданцы и Зельц, в другую – окруженцы

– Ну что, товарищи военные, посмотрим, из какого вы теста сделаны! Задача у вас будет простая: вот эти вот граждане, – кивок в нашу сторону, – будут наступать на вас вот от той опушки, – и он показал на противоположный конец поляны.

– В руках у вас будут винтовки без патронов. Перезаряжайте и стреляйте, как только поймаете на прицел противника. Надеюсь на вашу честность. Задача ясна?

– Да – хором ответили «испытуемые». Затем Саша отозвал нас в сторонку.

– Атаковать будете втроём. Пойдут: Люк, Арт и Док.

Тотен было встрепенулся, выражая всем своим видом готовность немедленно защитить честь мундира, но, вспомнив о своей раненой ноге, так ничего не сказал.

– Ну а мы с тобой, – это уже Бродяге, – поработаем Госприёмкой.

– Всё ясно?

– Да куда уж яснее! – ответил за нас троих Люк.

Вспоминает гвардии полковник Трошин В.С.

«…Мы тогда здорово удивились: « как это втроём атаковать по открытому месту шестерых окопавшихся»?

Мы с Несвидовым залегли в одной из воронок, остальные тоже попрятались. Я затвор карабина заранее передёрнул. «Ну» – думаю, – «посмотрим, какие вы, товарищи чекисты, страшные». Тут командир в свисток дунул – сигнал к атаке подал.

Я в опушку пристально вглядываюсь – противника ищу. Смотрю, вроде что-то за деревьями мелькнуло. Целюсь.

Тут один из них вскочил, но совсем не там, где я ожидал, а метрах в пяти впереди, уже на поляне. Вскочил и вперёд бросился. Я его стволом сопровождаю. Дыхание задержал, и только я крючок потянул, как он раз – и исчез. А я уже курок спустил. Слышу – рядом ударники защёлкали – ребята тоже не успели, значит.

Чертыхнулся я про себя, и за затвор берусь. Тут гляжу – ещё один, как заяц бежит. Затвор закрыл, приложился – а нету его. Стрелять не в кого.