Штурмовая бригада СС. Тройной разгром - Леон Дегрелль

Страна умирала. Великолепные августовские ночи были омрачены огромными красными факелами горящих деревень. Коровы, свиньи, цыплята и гуси — все было брошено на фермах и пастбищах. Не осталось ни единой живой души. Все предпочли исход пулеметному огню и советскому рабству.

Я получил еще и третье задание — взорвать железную дорогу из Пскова в Дерпт.

В результате мне предстояло освоить еще одну профессию. На помощь мне прибыли бесстрашный молодой немецкий офицер и горстка умелых саперов. Они заминировали полотно через каждые 10 метров и только ждали приказа взорвать отрезок пути длиной 250 метров.

Я не должен был уничтожать дорогу до самой последней возможности. Командование в Дерпте все еще надеялось начать наступление на следующий день. Поэтому мне пришлось ждать до последней секунды. Но в то же время я не имел права проспать и позволить красным захватить дорогу в целости.

Взрывы следовали один за другим и выглядели фантастически, особенно в ночной темноте. За несколько дней я взорвал массу объектов: мосты, дороги, вокзалы, стрелки и пересечения и в результате едва не оглох навсегда.

Но нам требовалось любой ценой выиграть время. По телефону постоянно приходил один и тот же короткий приказ — выиграть время. Это время приходилось выигрывать, увы, жертвуя множеством человеческих жизней.

В 10 километрах позади нас жители Дерпта поспешно заканчивали строительство большого оборонительного пояса. Но мне сразу стало плохо, когда я увидел толпы тех, кому предстояло защищать эти траншеи. Батальоны городских стражников, полицейских и вообще гражданских лиц. В военных их превращали только желтая повязка на рукаве и старая французская винтовка эпохи Наполеона III.

Нам предстояло выдержать натиск огромных советских сил. Когда же прибудут настоящие войсковые соединения, реальные дивизии, которые смогут сделать это?

Советские танки опасались наших противотанковых пушек, которые стреляли исключительно метко. Мы прочно удерживали перекрестки.

Я оставался возле Камбья, но мои солдаты там были вынуждены вести тяжелые бои. Мы удерживали гряду холмов возле северного выезда из деревни, где подвергались сокрушительному обстрелу «Сталинских органов».

Но наши солдаты были настоящими бойцами и не допускали даже мысли о поражении. Они умело расположили свои пулеметы. Наши минометы, прекрасно замаскированные среди пшеничных копен, стреляли непрерывно.

Моральный дух был высоким. Я наградил наиболее отличившихся раненых прямо там, где они лежали. То, что они были поражены разрывными пулями, вырывавшими куски мяса, не мешало людям шутить и курить сигареты, которые приятели вкладывали прямо между окровавленных губ.

Эти парни были непобедимы. Там, где они появлялись, красные сразу останавливались. Я был искренне поражен их простой и немного смешной отвагой, их смешными шутками, их скромностью. Они улыбались в тот момент, когда поднимались до проявлений истинного героизма. Коммунистов нужно было остановить. Их остановили. Мы не позволили им пройти 21 августа. Мы не позволили им пройти 22 августа. Когда в полдень 22 августа наших солдат сменили, красные не сумели продвинуться и на 10 метров от Камбья. Они даже были вынуждены покинуть деревню, которую наши минометы и германская артиллерия, находившаяся в моем подчинении, разнесли в щепки.

150 новобранцев, которых мы оставили обучаться возле Тойла, прибыли на нашу базу. Я получил приказ влить их в состав моих поредевших рот. Мы встретились в Мария-Магдалина.

Теоретически для восстановления боеспособности подразделения и обкатки новобранцев требуется неделя.

Мы едва успели покинуть центральный сектор, как была атакована самая западная часть немецкого правого фланга. Русские реагировали очень быстро, они перерезали шоссе Дерпт — Рига. Наш противотанковый взвод даже не успел выйти из боя, как я уже получил приказ отправиться к новой критической точке. Уже поздно вечером наши пушки вступили в бой возле городка, имевшего столь странное название — Ныо.

После ужина я отправился к генералу Вагнеру. Его глаза были воспаленными и красными. Он постоянно отправлял свои легкие танки по проселочным дорогам, уже перехваченным русскими. У него не осталось пехотных частей, заслуживающих упоминания, зато имелась толпа эстонцев всех возрастов. Их присылали грузовиками, хотя из орудия у них были только охотничьи ружья и широкополые шляпы.

«Какое дерьмо! Какое дерьмо!» — повторял он непрерывно.

«Какое дерьмо!» — соглашался его начальник штаба.

«Какое дерьмо!» — охотно поддакнул адъютант, который принес нам бутерброды.

У меня сразу родилось подозрение, что моим ротам не суждено привести себя в порядок в Мария- Магдалена.

Я хотел этой же ночью отправиться на рижское шоссе, чтобы проведать мои противотанковые пушки в Ныо. Однако сразу после упоминания обо мне в коммюнике генерал Вагнер получил резкую телеграмму от Гиммлера, в которой на него возлагалась ответственность за мою жизнь. Он использовал телеграмму в качестве официального оправдания запрета на мой предполагаемый ночной вояж.

Я был вынужден повиноваться. Однако ночной запрет не распространялся на день. Политика научила меня искусству тонких компромиссов, и неважно было то, что за мной присматривали семь нянек.

Я спокойно вернулся в Мария-Магдалина. В 05.00 я закончил диктовать приказы на немедленную реорганизацию батальона. А в 06.00, свежевыбритый, я уже проехал через Дерпт на юг.

Чтобы все было нормально, мне все-таки следовало побывать у генерала Вагнера и уточнить изменения ситуации, которые произошли за ночь. Но в этом случае я наверняка получил бы новый запрет, поэтому я предпочел погнать свой маленький «Фольксваген» прямо по дороге на Ригу.

Но нечто новое все-таки случилось. На рассвете красные захватили Ныо. И даже продвинулись заметно дальше.

Поэтому я направлялся прямо навстречу им, даже не подозревая об этом.

Лемнасти

Я буду помнить утро 23 августа 1944 года до самой своей смерти.

Как только я покинул Дерпт, я столкнулся с несколькими грузовиками, которые на большой скорости неслись к городу. Солдаты буквально облепили их со всех сторон.

Затем я встретил разрозненные группы бегущих людей. Вокруг засвистели пули. Одна из них ударила в ветровое стекло рядом с моим плечом.

Я выпрыгнул из «Фольсвагена» и встал посреди дороги, держа в руках автомат. У меня на шее все еще висел Рыцарский крест. Но это произвело на бегущих слабое впечатление. Только угрожая автоматом, я сумел остановить один грузовик.