Забайкальцы, книга 2 - Василий Балябин

Домой Савва Саввич вернулся после казанской[17]. Приехал он повеселевший, бодрый, всем своим видом показывая, что поездка получилась у него удачной. Из-за границы он привез множество всяких покупок, в том числе шагреневые полусапожки и кашемировую шаль Макаровне.

ГЛАВА V

Вечером из управы пришел заметно удрученный чем-то Семен. Савва Саввич, поняв, что с сыном произошла какая-то неприятность, прошел следом за сыном в горницу, плотно прикрыл за собой дверь и, встав на табуретку, зажег висячую лампу-«молнию». Когда же он, сойдя с табуретки, оглянулся на Семена, тот сидел, с головой утонув в кресле, закрыв ладонью лицо. Старик поспешил к сыну, погладил его по голове:

— Что случилось, Семушка?

— Пропали мы, — еле слышно ответил Семен. Открыв лицо, он взглянул на отца, и в синих глазах сына Савва Саввич увидел слезы.

— Сема, ты чего это, Христос с тобой, — голос старика взволнованно дрогнул, — али обидел кто?

— Пропали, тятенька, — хриплым, стенящим полушепотом повторил Семен, — одолевают нас эти варвары, большевики. Сейчас иду, а навстречу мне… Ванька Рудаков… Э-э, да чего там… — Он отвернулся, вытер платком глаза, высморкался и надолго замолчал.

Савва Саввич стоял рядом, ни о чем не спрашивал, лишь молча гладил его по голове.

— Худо дело, — немного оправившись, вновь заговорил Семен. — Петроград забрали большевики, да и Москву, наверное… Объявили уж эту ихнюю… большевицкую власть. — И опять голос Семена обиженно задрожал, срываясь на низкие хриплые ноты, — Из станицы сегодня сообщили об этом… а босяк Ванька вперед нас узнал обо всем… узнал и, никого не спрося, созвал своих голодранцев, собрание устроил. Радуются, с-сукины дети… власть новая появилась, советская. В Красную гвардию записались человек двадцать и делегата на съезд в Читу Ваньку же и выбрали. Видишь, что творится… Там еще неизвестно, что будет, а они уж здесь к съезду готовятся. Они не спят, подлецы, к власти подбираются, а уж как захватят ее — и конец нам, крышка. То, что в России натворили, мерзавцы, то же и у нас произойдет, разграбят все, растащат, раздадут этим дармоедам, а нас… даже подумать страшно… — Семен снова замолчал, похрустел пальцами, — А власть они заберут, хоть и ненадолго, а заберут. Этот их Ленин умен как бес, он сразу понял, чем народ к себе приманить: мы-де за то, чтоб войну прекратить, фабрики-заводы рабочим отдать, земли крестьянам! А голытьбе да солдатне того и надо. Народ, дурак, верит ему, после-то и хватятся, да уж поздно будет.

— Кто же он такой, Ленин-то этот?

— Вот он-то и есть самый главный у большевиков, через него все это и происходит.

— Неужто одолеют большаки?

— Одолеют. Заберут всю Россию. Да и чего же им не одолеть-то? Вот хоть бы и у нас в Чите: сидят ротозеи, правители нынешние, в комитетах своих, а заправляют всем они, большевики. Тут бы теперь не комитет этот задрипанный, а настоящую крепкую власть, навроде прежнего Ренненкампфа, посадить, да помощников ему из хороших казаков, вот и был бы порядок. Он бы их всех произвел в крещеную веру, этих комитетчиков паршивых разогнал бы к чертовой матери, а тех мерзавцев большевиков перевешал бы всех до единого. А иначе и нельзя, с ними не миндальничать, а бить их, гадов, без всякой пощады! Чтобы начисто! С корнем! — Все более распаляясь, Семен весь преобразился, синие глаза его заискрились злобой, на бледном лице пятнами выступил багряный румянец. Он вскочил с кресла и забегал по комнате. — Бить, крушить хамов! — хрипел он, задыхаясь от злости. — Но кто, кто сокрушит их? Некому! Не стало у нас настоящих казаков, измельчали все, перевелись к чертям собачьим…

— Нет, Семушка, — перебил Семена Савва Саввич, — не перевелись ишо казаки в нашем Забайкалье. Сейчас в Маньчжурии один такой объявился, есаул Семенов. Порасспросил я про него тамошних людей и даже в лицо его видел мельком: молодча-ага, рыжеусый такой, среднего росту. А родом из наших казаков, второго отдела, Дурульгуевской станицы.

— Слыхал и я про Семенова, — успокоившись, заговорил Семен. Порыв ярости у него прошел, он снова сел в кресло, положил руки на подлокотники. — Слыхал и читал в газетах, он на станцию Маньчжурия приехал добровольцев вербовать в Монголо-Бурятский конный полк и с ним должен был выступить на фронт.

— Во-во, это самое, — с живостью подхватил старик, — только теперь у него уж не полк, а целая армия. Это, братец ты мой, как поскажут, башка-а, чин у него тово… не шибко большой, а ума на десять генералов хватит. Ну сам подумай: есаул, а целой армией командует, даже генералы у него в подчинении. Интендантство у него большое, полковник им заведует, хоро-оший человек, я ему пудов двести мяса и два бочонка масла сдал… Ну, это к слову, теперь о главном, о Семенове, значит.

Савва Саввич покосился на дверь, потом встал со стула, бесшумно ступая ногами, обутыми в мягкие козьи унты, открыл дверь. Там было пусто. С кухни доносились голоса Макаровны и Матрены, бряканье посуды, вкусно пахло поджаренным луком. В соседней комнате стучала швейная машина, Настя что-то шила. Вернувшись обратно, Савва Саввич придвинулся со стулом ближе к Семену, заговорил вполголоса:

— Так вот, Семушка, он, этот Семенов самый, и есть то, что нам надо. Это наш спаситель, дай ему господь удачи во всем. Он уж и с Японией союз заключил, и с китайскими генералами, какие за старые порядки стоят, стакнулся, одним словом, тово… большого размаха человек, потому у него в армии и оружия, пулеметов, пушек, всяких припасов, обмундирования, провианту — всего хватает. В походные атаманы его уже прочат, и правильно, это, братец ты мой, управитель будет тово… почище твоего Реденькампа. В Маньчжурии тоже была эта мразь — большевики появились, так он их, братец ты мой, живо к рукам прибрал. У него, брат, суд короткий; раз-два — и тово… записывай в поминальник за упокой.

Семен, одобрительно улыбаясь, кивнул головой:

— Правильно, чего с ними валандаться. Да-а, это атаман будет, действительно, теперь только такой и нужен.

— Я давно говорю, что без строгости нам никак нельзя. А посмотрел бы ты, какой у него в армии-то порядок, прямо-таки как при царе: на казаках полушубочки новые с погонами, а на левом рукаве у каждого эдакий вот, — Савва Саввич начертил на рукаве у своей рубахи ромб величиной со спичечную коробку, — черный лоскуток, а на нем желтые буквы «О. М. О.», это значит: Особый маньчжурский отряд. Винтовки у них японские, коротенькие такие, карабины называются, у пехоты винтовки тоже японские, и штыки у них наподобие кинжалов. Парод к нему подбирается отчаюги, молодец к молодцу, и наши казаки, и буряты, монголы, харчены какие-то, всяких там полно, а он ишо продолжает набирать, силы накапливает. Кстати, Семушка, и я побывал у него в штабе, разговаривал там с полковником Бакшеевым, тоже из наших казаков, не то Маккавеевской, не то Титовской станицы, отделом он заведует, где людей вербуют в семеновскую армию. У них, братец ты мой, во всех наших станицах свои люди есть, какие казаков к ним вербуют, даже и в Чите, под самым носом у этих комитетчиков плюгавых.

— Да этих слюнтяев, — Семен осклабился в презрительной улыбке, — им и бояться нечего, они даже рады будут, если Семенов большевиков уничтожит.

— Наверно, так оно и есть. Так вот, Бакшеев, оказывается, и меня знает по читинским поставкам, он в германскую войну в интендантстве работал в Чите. Ну, разговорились мы с ним, и очень просил он меня тоже заняться этим делом, людей к ним вербовать, и я, Семушка, недолго думая, тово… согласился… Как ты на это смотришь?

— Правильно, тятенька. — Розовея от радости, Семен пристукнул ладонью по подлокотнику. — Хорошее дело! Нам стоять в стороне от него было бы совестно, и я тебе помогать буду. Какие у них условия для добровольцев-то?

— Значит, не ошибся я, — обрадовался Савва Саввич, — а условия у них такие… — И он рассказал сыну, что Семенов обещает каждому поступившему к нему на службу бесплатное обмундирование, коня с седлом и все, что требуется казаку, и, кроме того, двести рублей в месяц жалованья. — И нас, Семушка, не обидят. За каждого казака, которого мы уговорим и отправим к Семенову, нам особая награда будет.

— Да бог с нею, с наградой, — отмахнулся Семен, — я согласен своего отдать им половину, лишь бы дело у них получилось.

— Получится. У такого молодца атамана да чтоб не получилось! Он их вдребезги разнесет, всю эту Совдепию поганую вместе с Лениным ихним. А нам, Семушка, от своего отказываться тоже не след, дело делом, а что мне причитается, вынь да положь.

В этот вечер у отца с сыном разговор затянулся надолго. Макаровна уже раза два стучала в дверь, звала ужинать, а Савва Саввич, ответив ей: «Сейчас, Макаровна, сейчас», снова продолжал разговор.

— Ну, съездил я, слава богу, хорошо, все продал в доброй цене, оптом, кое-чего приобрел для домашности, а остальные деньги в русско-азиатский банк перевел на твое имя.