Повести (сборник) - Павел Бессонов

Фёдор взял ещё поллитровку и зашёл в кафе. Вместо Людмилы за прилавком была Зоя, сменщица.

– Федя, привет! Сто пятьдесят?

– Нет, не надо. Я так … зашёл.

Видно было, что выглядел он ни к чёрту, и Зойка заметила:

– Тебя как мешком пыльным накрыли, Федя. А Людмила дома. Пирожки печёт…

Фёдор круто развернулся и вышел. Завёл мотоцикл, подъехал к дому Людмилы, закатил технику во двор.

Людмила действительно пекла пирожки. Молча выставив три поллитровки, Фёдор плюхнулся на стул.

– Что, праздник большой, Федя?

– Праздник не праздник, а выпить надо.

– А когда оно тебе не надо, Федя? – разулыбалась Людмила. Она зашла к нему со спины, любовно потрепала густые лохмы чёрных волос.

– Не спеши, – видя как Фёдор уже свинтил пробку и пододвинул стакан, сказала Людмила. – Не терпится? Сейчас закуску приготовлю.

– Люда, душа горит, прости грешного! – Фёдор опрокинул в рот стакан, отщипнул кусочек пирожка.

Пока Людмила нарезала колбасу и сыр. Фёдор выпил ещё полный стакан волки, и сидел, отвалившись на стуле, глядя прямо перед собой.

Людмила, наполнив рюмку до половины, присела к столу.

– Ну, будь здоров, Федя!

Она не спеша выпила.

Фёдор неживым взглядом упёрся то ли в высокую грудь Людмилы, то ли в тарелку с едой. Потом попытался встать.

Встав наконец, заплетая ногами, дошёл до кровати, сел и тут же завалился на бок. Людмила подошла к Фёдору, став на колени сняла с него туфли и носки, с трудом стащила брюки и рубаху, закинула его ноги на кровать. Долго разглядывала на голени его левой ноги багрово-фиолетовый кровоподтёк.

Едва рассвело, когда Фёдор проснулся. Не обнаружив на себе одежды, вышел на двор. Выстиранные штаны и рубаха висели уже высохшие. Одетым он вошёл в комнату. Людмила спала, лёжа на спине.

Обнаружив на столе до половины наполненный стакан. Фёдор, понюхав, выпил. К еде не притронулся.

Он вышел из комнаты, осторожно прикрыв дверь. Выезжая из ворот, оглянулся: Людмила стояла у порога в халате, непричёсанная, уперев руки в бока.

В среду той же недели Фёдор уже точно знал, что сбросил с моста Валеру и что идёт следствие.

Фёдор мотался на своём рычащем мотоцикле в поисках железного лома, сдавал его, деньги пропивал… Потом подрядился вместе с городским бомжом Илюшей копать погреб приезжему мужику. За работу мужик кормил и выставлял бутылку волки. За пьянкой и за работой пытался Фёдор забыть то, что было на мосту. Дома был редко, не желая попасться на глаза Клавдии. Так прошли две недели…

Припарковав мотоцикл на площадке у здания суда, промокший насквозь, Фёдор зашёл в зал. Зал был почти весь заполнен людьми. Фёдор присел у входа, огляделся.

Знакомых мужиков почти не было – пенсионеры, бабки. Нет Клавдии. Молодая девка, подружка Эдика, здесь. И приезжий, корреспондент из области, тоже сидит. От мокрой одежды – испарения, в зале душно. Фёдору после вчерашней пьянки муторно. Полстакана водки не опохмелили. Зря не забежал в кафе. Людка на смене. Дождь хлестнул по стёклам. Теперь уж придётся терпеть до конца…

Прокурор нудным голосом зачитывал обвинительное заключение, в котором значилось, что Егор Шаров из хулиганских побуждений начал драку с потерпевшим Валерием Степновым, нанёс последнему несколько ударов в голову, в том числе достаточно тяжёлых, что способствовало впоследствии падению Валерия на камень и в бессознательном состоянии попадании в воду. Ввиду того, что Егор имел уже судимость по той же статье ранее, прокурор предложил меру наказания в виде заключения… Фёдор плюнул себе под ноги и вышел из зала.

Дождь поливал вовсю, но Фёдор на это не обратил внимания. Не посмотрел и на свой мотоцикл, а прямо направился в кафе.

В кафе было пусто, дождь отпугнул самых верных его завсегдатаев, другие ещё были в зале суда.

– Люда, двести и кружку пива!..

Людмила вынесла кружку пива и стакан водки, тарелочку с солёными сухариками. Улыбаясь всем круглым розовым липом, постояла у стола, глядя на Фёдора.

Не обращая никакого внимания на окружающее. Фёдор в два глотка выпил водку и жадно припал к пиву. Он сидел молча. Молчала и Людмила.

Фёдор опять спросил водки, и Людмила принесла ещё стакан. Наклонившись к Фёдору, вполголоса проговорила:

– Дождь-то какой, Федя! Сегодня у меня останешься? – она пыталась заглянуть в затуманенные глаза Фёдора.

– Нет, поеду к себе.

Людмила, поджав губы, зашла за прилавок, к которому уже подошло несколько мужчин, промокших на дожде и жаждущих согрева.

В кафе прибавилось народу. Громко обсуждали ход заседания, жалели парня. Вспоминали сына Косолапова… Фёдор держался изо всех сил, чтобы не сказать, как было на самом деле. Он подошёл к стойке буфета.

– Сто пятьдесят за мой счёт!

Никто из стоящих не удивился, что Фёдор не обратил внимания на очередь и упомянул про какой-то счёт – почти каждый знал отношения Фёдора и Людмилы.

– Бутерброд, что ли, возьми… – Людмила подала Фёдору стакан, зная заранее, что от закуски он откажется. На этот раз он даже не оглянулся на Людмилу, а, судорожно глотая, опорожнил посуду.

Тряхнув головой, отчего мокрые пряди чёрных волос упали на лоб, сверкая белками тёмных глаз, Фёдор пошёл к выходу, расталкивая толпу. Жилистого, резкого на слово и на кулак Фёдора, побаивались, старались не связываться.

За окнами кафе затрещал мотоцикл, и после пары резких перегазовок звук мотора стал быстро удаляться.

– Поехал Цыган. – услышала Людмила голос в очереди.

– Гоняет, чёрт пьяный. Всё нипочём. – добавил второй голос. Людмила вспомнила, что недавно Фёдор смазал у неё йодом ободранную синюю голень, а на её вопрос: «Где это тебя так угораздило?» – ответил неопределённо: «Бывает…» До добра такая езда в пьяном виде Федю не доведёт!

Дождь вроде бы стал утихать. Мужики пили пиво, поглядывая на погоду за окнами, не спешили домой.

Людмила знала Жорку Рыжего. Он приходил чаще всею с длинным патлатым сыном Маньки Косоговой и сынком мэрки, Эдиком Косолаповым, малорослым остроносым пареньком. Платил за всех всегда Косолапов, кидая деньги на прилавок и не обращая внимания на сдачу мелочью. Как же, сын мэра!

Надежды Виктора на хороший отдых до отъезда, намеченного в субботу, не оправдались. Уже во вторник небо нахмурилось. Виктор на пляж не пошёл, а, купив в киоске газеты, прочитал их от первого до последнего абзаца. Как он и предполагал, в газете коротко известили о несчастном случае с Валерием Степновым и о назначении на пятницу суда над участниками драки. Эти события не были как-то связаны. Потом от нечего делать Виктор выбрал наудачу один из старых журналов, стопкой лежащих на полке в его комнате, и стал листать. Бросив сам писать стихи, он не перестал интересоваться поэзией. И теперь вначале перечитал подборки, представленные в журнале. Стихи его разочаровали: ни одной строки в них, какая бы затронула душу, не нашлось.

За окошками его комнаты потемнело, по стёклам косо заструились капли…

Виктор зажёг настольную лампу, взяв наугад книжку, стал читать. Домбровский, «Хранитель древностей», времена репрессий, доносов, «врагов народа»… Шорох дождя усыплял. Виктор, не раздеваясь, прилёг на заправленную кровать…

Циклон, накрывший центральные области, кажется, не собирался никуда уходить. Не переставая, то усиливаясь, то затихая, шёл нудный мелкий дождь. На площади, на тротуарах стояли лужи, грунтовые дорожки стали непроходимы от раскисшего чернозёма.

Виктор заказал билет на поезд, позвонил матери, что приедет в воскресенье утром.

В общем, эти дождливые дни не прошли даром для Виктора. Он перечитал все свои записи вновь, составил подробную фабулу будущего рассказа. Дождь то обнадеживающе стихал, то припускался с удвоенной силой.

…С утра в пятницу дождя не было, а небо настолько прояснилось, что Виктор даже не взял зонт, уходя на слушание дела в суде.

Он нашёл себе место в зале, в ближнем ряду сбоку, с расчётом иметь возможность наблюдать как за выступающими, так и за зрителями. Обежав взглядом лица уже пришедших, Виктор увидел девушку, встреченную им на остановке на Заречной улице. Зажатая между двух крупногабаритных тёток, она сидела, опустив голову, словно стараясь быть незамеченной.

Дождик, какого с утра не было, начался опять, и в зале потемнело от нависшей облачности. Оглядывая зал ещё раз, Виктор увидел заходящего мужчину лет сорока пяти. Бросилось в глаза его лицо – в резких складках, смуглое, с выпуклыми тёмными глазами. Нос с горбинкой, плотно сжатые узкие губы большого рта и широкий подбородок с глубокой ложбинкой говорили о непростом характере мужика. Чёрные густые мокрые от дождя волосы косицами падали на лоб и уши. Рубаха вошедшего тоже была мокрой… Мужчина сел в последнем ряду около самого входа. Он неспокойно оглядывал зал и оборачивался на каждого входившего.

Дождик на улице усилился, и вновь входившие стряхивали у входа воду с кепок и бейсболок, вытирали платками мокрые лица.