Гоблины. Сизифов труд - Андрей Константинов

— Брось, Демидыч, и так сойдет, — отмахнулся Мешок и, приняв из рук Филиппова посуду, протянул ее Виталию. Получив обратно, залпом выпил налитое и смачно захрустел долькой яблока, заботливо подсунутого Прилепиной.

Личный состав смотрел на представителя руководства во все глаза и, как выразился классик, «безмолвствовал».

— А чего вы на меня так уставились? — поперхнулся массовым взглядом Андрей.

— Ждем официального правительственного сообщения, — объяснил за всех Вучетич.

Мешечко жестом согнал с дивана Тараса, занял его место и бесконечно усталым голосом ответил:

— Хорошо, тогда вот вам последняя сводка Совинформбюро. Согласно полученной по состоянию на семнадцать ноль-ноль оперативной информации, заказчиком сегодняшней стрельбы на Фонтанке с большою долей вероятности был не кто иной, как сотрудник Следственного управления Следственного комитета при Прокуратуре РФ по Санкт-Петербургу Артемий Жанович Домингес. Как его любовно называют коллеги — Тимати.

— Ни фига себе, ириска! — изумленно протянул Джамалов, а сидевшая рядом с ним Наташа Северова испуганно всплеснула руками:

— Кошмар какой! А ведь я с ним, буквально на днях, нос к носу…

Мешечко посмотрел на нее внимательным, каким-то, как показалось со стороны, почти недобрым сверлящим взглядом и произнес тихо, растягивая слова:

— Вот именно. На днях. Нос к носу.

Что именно он хотел сказать этой фразой, никто из присутствующих не понял, но от странной интонации всем вдруг сделалось неуютно. В воздухе повисла тягучая пауза-тишина, которую нарушил взволнованный вопрос Крутова:

— Погоди, Андрей, а это точно? Как стало известно?!

— После Главка, где нам со Жмыхом и Семёнычем отвесили за судью таких пиздюлей, что… Виталя, будь ласка, плесни еще на полпальца! Спасибо… Так вот: после Главка я прокатился в бар, что на улице Галерной, где, по агентурным данным, заказчик сегодняшней стрельбы встречался с одним из потенциальных исполнителей.

— И?!

— Местный бармен по фотке стопроцентно опознал Тимати.

— А откуда именно данные? Что за агент? — недоверчиво спросил Крутов.

— Агент как агент. Проверенный, — неопределенно высказался Мешок, не желая подсвечивать некую причастность ко всей этой истории Гриши Холина. — А буквально за пару часов до этого я получил, опять-таки оперативную, информацию о том, что Артемий Жанович в своем ведомстве как раз специализируется на разного рода неформальных, скажем так, операциях.

— Что значит «неформальных»?

— Латает где тонко и рвется. Штопает там, где трещит и расползается. Короче, зачищает периодически возникающие внутриведомственные проблемы… И еще одно сюда же, до кучи! О том, кто именно сегодня стоял за штурвалом катера, мне пока неведомо. Но вот стрелком, с вероятностью 99 процентов, судя по всему, был наш старый знакомый по кличке Зеча.

Все без исключения «гоблины» уставились на Мешка с изумлением. Причем кое у кого к этому чувству примешивалась и доля откровенного восхищения. И то сказать: получается, что, пока они тут ели-пили и вели пустопорожние разговоры, их шеф практически раскрыл преступление. За каких-то несколько часов!

— А откуда столь великая уверенность? Есть какие-то факты? — В голосе Крутова по-прежнему сквозило недоверие.

— «Какие-то» есть! — подтвердил Андрей.

— Вай ме! — обиженно заголосил Джамалов. — Андрей, ну почему поставил на набережной не меня, а замполича?! Уж я бы по этому шакалу не промахнулся!

— Успокойся, Ильдар. Похоже, ты, со своей кровной местью, можешь расслабиться. Если сегодня утром на Фонтанке стрелял действительно Зеча, шансов на то, чтобы оказаться обнаруженным, у него практически нет.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что следственно-комитетские его уже грохнули сами. Либо грохнут в ближайшее время. Как говорил киношный хулиган Витька-Буров: «Арцы — и в воду концы».

— Нет, братцы, вы как хотите, а лично я ни хрена не понимаю! — эмоционально среагировал на последнюю фразу Шевченко. — На кой черт эскапэшникам такие коленца выкидывать? А если бы он, по ходу, сегодня кого-нить из мирного населения зацепил-опрокинул? Это же просто чудо, что в результате стрельбы никто не пострадал?!

— То что чудо — это точно, — согласился с ним Мешок. И снова очень недружелюбно посмотрел на Северову.

«И чего он к ней прицепился, в самом деле? — наблюдая за Андреем, подумала Ольга. — Вместо суда, видите ли не спросясь, в контору поехала. Тоже мне, великое преступление!»

— Что же касается коленцев, я тебе, Тарас, так скажу: СКПэшники страстно желали отвода от этого процесса судьи Зимина. И теперь, судя по настроениям, витающим в Главке, можно почти со стопроцентной уверенностью гарантировать, что слушания в самом деле перенесут в другой регион. Одновременно СКПэшники скоренько «вычислят» киллера и получат раскрытие по горячим следам. Заодно других «глухарей» на него навесят — покойнику всё равно, а людям — приятно. По мне так — отличная разработка. За такую не грех и к ордену представить.

— Мерзость какая!

— Браво, Ольга Николаевна, браво! Слово подобрано абсолютно правильное и полностью соответствующее истине. — Мешечко опустошил второй стакан и поднялся с дивана. — Ладно, господа! Вы, если хотите, продолжайте, а лично я поехал домой. Сегодня ничего решать не будем, ибо поведанные мною новости из разряда тех, с которыми следует ночь переспать.

Андрей вышел, а Тарас, перехватив початую бутылку из рук с трудом переваривающего услышанную информацию Вучетича, пробормотал сердито, наливая себе с горочкой:

— Чегой-то мне такой половой партнер решительно не нравится…

Санкт-Петербург,

11 августа 2009 года,

вторник, 12:42 мск

Тот, кто хоть раз побывал ТАМ, впоследствии достаточно легко опознаваем и узнаваем. И если покрытое синевой причудливых глубоко-смысловых татуировок тело еще можно спрятать от окружающих под дорогим (или как получится) костюмом, то вот манера держаться и разговаривать, выплевывая фразы, густо сдобренные дисфемизмами[8], вкупе с чем-то особым, настороженно-необъяснимым в неулыбчивом взгляде, от человека знающего жизнь или просто по жизни пытливого ни за что не ускользнет. И вкусным парфюмом с толку не собьет. Понаблюдаешь со стороны за таким минуту-другую, и сразу становится понятно — «человек оттуда», сиделый.

ТАМ Левша побывал уже три раза. Последний раз освободился меньше недели назад, а потому обратно пока не собирался. Однако загадывать — дело неблагодарное. Тем более когда осознанно исповедуешь нехитрый принцип: «Если кто меня тронет — убью!» Об этом, к слову, предупреждала одна из его наколок. Какая именно — мудрый поймет, а дураку знать необязательно. Вообще, этих самых наколок у Левши наличествовало в избытке. И витязь-то у него по спине скакал, и голая девка в гусарской одежде с плеча грудь пятого размера и ажурные чулки показывала, и змея ногу обвивала. В общем, все как в книге «Бандитская Россия». Да и физиономия у Левши была соответствующая. Глядя на его небритое лицо, на котором из-под редких жестких волосиков высовывались опухшие обветренные щеки, на наискось перерезавший лоб уродливый шрам, невольно думалось, что если бы Джон Сильвер показал сквайру Трелони таких кандидатов в команду, то «Испаньола» никогда бы не покинула порт Бристоля. Потому как дружки одноногого пирата были гораздо миловидней.

В город-герой Левша вернулся два дня назад. Вернулся прямиком из омской «семерки» — ох и лютая, надо вам сказать, зона! Строга, хотя и мать! Уже почти афористическое «Не забуду мать родную», оно ведь не родной маме, а воровской кодле адресовано. Той, которая когда-то приняла очередного смышленого мальчугана в свою стаю.

На «семерке» воры не работают — одни мужики пашут. Но если что-то хорошо делать умеешь, то и чай у тебя всегда будет, и курево, и выпить принесут. Причем сами мусора и принесут. А у Левши руки, в отличие от головы, всегда золотые были. Он там такие выкидухи делать намастрячился — очередь на месяц вперед стояла. Левша, он вообще по слесарному делу спец. Только не втулки там разные, а стволы нарезные самопальные точил. За что последний срок и огреб. Но за одни только стволы в Омский край не уехал бы, конечно. Довесочком «сопротивление сотрудникам» пошло. Ох и злостное сопротивление было! О нем в питерском Главке потом с полгода камыши шуршали.

Крупной дробью Левша палил тогда по «жигулям» противника, не подпуская приехавший его брать наряд милиции. Нет, по мышиным кителям не стрелял, но вот с балкона целился, угрожал и удерживал превосходящие силы за помойкой. На уговоры не шел, дверь не открывал. Дверь в конце концов упала, с божьей и СОБРа помощью. А он наручники надевать отказался, мягко говоря. Затем в помещении дежурной части открыл изнутри комнату для задержанных. Разве это замки для него? Да он сталинские карцеры взламывал еще на срочной службе! Вырвавшись на волю, Левша выгнал дежурную смену на улицу и удерживал помещение оперативного дежурного около получаса. На требование — «немедленно!!!..» выкинул селекторную связь и документацию во двор из окна. Когда, наконец, был взят и избит от души, орал, призывая к совести иных задержанных, которые не поддержали мятеж: «Щеглы! С настоящими каторжанами я бы до утра продержался! Не та закалка! Не тот кураж!» Следователь прокуратуры допрашивал его в больнице, отбитого в мясо. Все правильно: милиционер, он тоже человек — не надо доводить. Короче, неудивительно, что, когда милицейское управление и сокамерники вздрогнули, закрепилось за Левшой негласное второе прозвище — Потемкин. От слова «Броненосец». Так Потемкин отплыл за Иртыш. А вскоре на его левой голени появилась новая татуировка: «Наступи менту на горло»…