Чернов - Лев Иванович Гумилевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Особенно поразила Чернова гора Магнитная — своими размерами месторождения магнитного железняка. Заведующий горной частью Тагильских заводов Майер оказался очень любезным и воспитанным человеком. Он вызвался показать Дмитрию Константиновичу и рудники, и заводы, познакомил его со своими сослуживцами, подарил обширную коллекцию образцов медных и железных руд. Майер был в курсе научных трудов Чернова, знал немецкий и английский и в дороге, переезжая с рудника на рудник, закидывал столичного гостя вопросами.
В окрестностях Нижнего Тагила Чернов долго рассматривал Высокогорский рудник. Зрелище действительно завораживающее. Здесь разработки велись открытым способом. На дне глубокой многоярусной террасы лежало глубокое темное озеро. В погожий день по его глади, как в зеркале отражаясь, бежали облака. А вдоль террас двигались повозки-с рудой. И лошади и люди казались почти кукольными с самого верхнего отвала.
Проходя мимо одного отвала, Чернов взял кусок руды и внимательно осмотрел ее в лупу.
— Да здесь не меньше пятидесяти процентов железа! А руда в отвале! — с удивлением сказал он Майеру.
— Немного ошиблись, Дмитрий Константинович, — отвечал спутник. — До шестидесяти восьми процентов! Мы так избалованы богатством и чистотой руды, что бросаем этот подрудок. Когда-нибудь нам за это спасибо не скажут, — сокрушенно продолжал он. — Но что можно сейчас сделать…
Побывал Чернов на Саткинском заводе, Кушвинском, Златоустовском. И всюду видел хищническую эксплуатацию природы, ее богатств.
Когда Дмитрий Константинович вернулся в Петербург, многое показалось уже не таким печальным и безнадежным. И на вопрос Шулячепко:
— Неужели так уж все плохо на нашем Урале? — отвечал:
— Нет, нет! С огромным удовольствием вспоминаю об одном очень важном, по-моему, учреждении Каслинского завода. О ремесленно-художественной школе для мальчиков и молодых рабочих. Она основана недавно, несколько лет назад, на тридцать учеников. Есть там приспособления для рисования с гипсовых фигур, обучают резьбе по дереву, лепке из глины и воска, отливке фигур из чугуна. Руководит школой художник, он же наблюдает на заводе за формовкой, чеканкой и отделкой изделий. Да вот взгляните сами, дорогой Алексей Романович! — И Чернов взял со своего письменного стола миниатюрное изображение медведя. Хозяин леса стоял возле куста малины и лакомился ягодами. Выражение полного довольства четко передавалось в темном тяжелом материале.
— Все спрашивают, спускался ли я в рудник, под землей, — продолжал Чернов. — Да, был. Именно там я понял, почем кусок металла и как дорого он обходится человеку. Дали мне картуз в заводоуправлении, сапоги, рукавицы, стеариновую свечку, и пошли мы. Спускались по совершенно вертикальным лестницам с круглыми тонкими ступеньками. Спустившись с одной, делали три шага, и начиналась вторая. И так долго шли. Дышать трудно, свечка часто гаснет. Коридоры шахты довольно высоки, но я боялся задеть потолок. Рабочие в шахте выглядят бледными, дыхание трудное. Обратно еле добрался, поверите, ступив на землю, почувствовал, что ноги дрожат. В забое попросил у рабочего кайлу, отбил на память кусок руды. Это надо помнить — как достается сталь!
То, что увидел Чернов на Урале, и вселяло надежды на будущее России, и сильно задевало, возмущало. Как инженер он не мог молчать. Он видел своим свежим и ясным взглядом достаточно для того, чтобы выступить с докладом о поездке в Русском техническом обществе 1 ноября 1880 года.
По тому оживленному ожиданию собравшихся, которое чувствовалось в большом зале Технологического института, нетрудно было понять, каким высоким авторитетом среди специалистов был докладчик.
Близкие друзья Дмитрия Константиновича также прибыли к назначенному часу. Они предчувствовали, что разговор будет острым, и хотели, если будет нужно, поддержать Чернова. Председательствовал на этот раз сам Ф. Н. Львов, подогревавший всеобщее ожидание любезным обещанием:
— Ну, сегодня мы будем знать правду о наших рудниках и заводах!
Докладчик невольно поддержал председателя, начав свою речь с предупреждения:
— Быть может, сделанные мною выводы будут несколько отличаться от взглядов лиц, хорошо знакомых с положением Уральских заводов, но я надеюсь в этом случае на ваше снисхождение. Может статься, что на других заводах Урала совсем не те порядки, которые я встретил на моем пути.
Формальность заявления, сделанного докладчиком, не принесла успокоения, наоборот, повысила интерес, когда он перечислил обследованные им заводы и предприятия. Среди них были и такие известные и солидные казенные заводы, как Мотовплихинский или Пермский, Кушвинский, Саткинский и, наконец, Златоустовский, и частные, такие, как Нижнетагильский, Выйский, Каслинский, Верх-Исетский, Юрезанский.
Дмитрий Константинович не обманул ожидания сочленов.
— Наш Урал, для которого как будто нарочно придумано бессемерование, спустя двадцать лет после начала введения его на Западе едва-едва на двух только заводах мог установить этот способ с такими страшными потугами и так еще несовершенно, — сделал свой первый вывод докладчик, — что до сих пор нельзя сказать определенно, упрочится там это производство или нет. Мы спрашиваем; отчего у нас на Урале при всех благоприятных естественных условиях железное дело находится в таком упадке?
Зал был смущен и резкостью тона, и приведенными примерами, и смелостью выражений. Отвечая на неодобрительный шепот в зале, Дмитрий Константинович заявил:
— Уже в такой редакции самого вопроса, милостивые государи, можно ясно прочесть и ответ. Если природа наделила нас богатыми рудами, не будем же ставить это ей в вину, не будем требовать, чтобы боги за нас приготовляли нам хорошее и дешевое железо. Мы постоянно жалуемся то на суровость климата, то на большое число праздников, то на отсутствие удобных сообщений, но очень редко жалуемся на свою собственную неумелость. В самом деле, посмотрим, кто делает на Урале железо! Призываются ли к этому делу лучшие интеллигентные силы страны, как это мы видим в образованных государствах Европы?
Для Чернова, предложившего при организации ИРТО считать главной задачей общества распространение технического образования, вопрос о моральном возвеличении технических работников всегда был самым острым и болезненным. Вот почему, коснувшись «собственной неумелости», заговорил он так звонко, что голос его