Нечестная игра. На что ты готов пойти ради успеха своего ребенка - Брюс Холсингер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Азра оскалила зубы и откинулась на подголовник.
– Просто это так тяжело, когда часть жизни двух лучших подруг для тебя абсолютно недоступна! Милые, прилежные девочки, в которых влюблены все учителя. У меня этого нет и никогда не будет.
«Двух лучших подруг». До этого момента Роуз никогда не рассматривала себя в этом качестве и не пыталась соперничать с Самантой за звание лучшей подруги Азры. С Лорен вот дела обстояли иначе, и неудивительно, что ее имя тут же слетело с губ Азры.
– Вот что я действительно ценю в Лорен. Я не говорю, что ее Ксандер кувыркается в грязи вместе с моими поросятами, но при всех ее заскоках она хотя бы не кичится своей Тессой.
Роуз прикрыла глаза, хотела поспорить. Во-первых, до недавнего времени Тесса была одна сплошная катастрофа, так что тут нечем было кичиться. Но вместо этого она положила ладонь на стиснутые кулаки Азры.
– Я не знаю, что сказать. Я хочу только извиниться за наше поведение. Прости.
– Это совсем другое – быть мамой мальчишек.
– Азра, я услышала тебя, и я подумаю над этим. Обещаю.
– Боже мой, Роуз, ты, по-моему, обкушалась терапии!
Роуз ахнула. Азра зажала рот рукой. Она расхохоталась, а следом и Роуз. И на минуту подруги забыли обо всем. Отсмеявшись, Азра грустно улыбнулась, глядя в боковое стекло. Вытерла правый глаз костяшками пальцев.
– Мне стало легче, – призналась она.
– А мне нет, – сказала Роуз.
– Отлично. – Лицо Азры посветлело. – Знаешь, что Бек частенько делал?
– Что?
– Он только мне признался, обычно он о таком молчит. Готова спорить, даже Соня не знает.
– Расскажи.
– Когда близнецы были маленькие, – начала она, будто взрыва ярости и не было, – Бек брал одного из них на игровую площадку или на лазилки на Изумрудной аллее…
– Так.
– Положим, сидит он на лавочке, и тут подсаживается к нему какой-нибудь левый родитель и давай докапываться. Типа «Сколько вашему сыну? Давно он начал ходить?» Когда хотят поговорить о своих детях, обычно начинают спрашивать про твоих.
– Хотят сравнить.
– Точно. И знаешь, что делал Бек, если мамаша или папаша были незнакомые? Он занижал мальчишкам возраст на несколько месяцев. Говорил другим родителям, что близнецам всего девять месяцев, хотя на самом деле им тогда был год. Полтора, хотя на самом деле недавно исполнилось два.
– И зачем он так говорил?
– Так наши мальчики казались более развитыми. Будто они говорили больше слов, имели более развитую моторику. Будто они начали ходить куда раньше, чем на самом деле.
– Но зачем?
Глаза Азры загорелись.
– Он хотел увидеть тень беспокойства на лице этого общительного родителя. Ему нравилось, что какая-нибудь самодовольная мамочка самую капельку позавидует, что этот противный мальчик преодолел основные этапы развития раньше, чем ее принцесса.
– О боже мой.
– Когда он признался в этом у семейного психолога, я, как ни странно, за это почувствовала к нему любовь. У меня тоже такое есть, я всех порву за своих мальчишек.
– Думаю, у нас у всех такое есть. Мы все оберегаем своих детей.
– Но у меня немного другое. И у Бека тоже. Вы смотрите на близнецов иначе, чем на Эммочек и на Ксандера. Вы не видите в них ума, уважения, способностей к обучению и вообще к чему угодно…
Роуз начала протестовать.
– Не надо, – упредила ее Азра, подняв палец.
– Ладно, – послушно согласилась Роуз.
Она не могла прочитать выражение лица Азры. Какая-то твердость, решимость.
– Знаешь что, Роуз? Насчет этого экзамена и школы.
– Да?
– Я надеюсь, Эмма Кью пройдет. И Эмма Зи тоже. Ты знаешь, я люблю ваших девчонок, и я знаю, как все это важно для тебя, и для Саманты, и для ваших семей. Но в ближайшее время я больше ни слова не хочу слышать от тебя о Кристальской академии. Уж извини, но не хочу. Для нас это неподходящая тема. Договорились?
Роуз напряженно улыбнулась. Азра вышла из машины, поднялась по ступеням, стала открывать дверь, и только тогда Роуз задохнулась от осознания этой новой преграды между ними. Потому что с Азрой они всегда говорили так искренне, и никогда у них не было правил, ограничений, табу. Никогда – до этого дня.
Поздно ночью, когда Гарет и Кью уже спали, Роуз сидела на диване в гостиной. Она была все так же разбита после этого разговора, но пыталась отвлечься, готовила лекцию и слайды для конференции в Медицинском центре.
Припадки, заторможенная речь, потеря двигательных функций, в конце концов паралич и неизбежная смерть: когда Роуз описывала свою работу по нейродегенеративным расстройствам у детей младшего школьного возраста, ей казалось, будто она озвучивает пролог к роману в жанре ужасов. Вопрос был в том, как подать этот предмет студентам первого и второго курсов, как разжечь в них интерес к этому темному месту в детской неврологии. Смертельная болезнь, которую Роуз изучала в своей лаборатории, была настолько редкая, что за семь лет работы в этом направлении она видела всего двенадцать детей с таким диагнозом. Годы исследований убедили женщину, что ее команда нащупала новый способ лечения, что особый энзимный механизм, который ей удалось вычленить, был ключом к лечению куда более широкого спектра нейродегенеративных расстройств. Чтобы точно определить этот механизм, потребуется очень много денег и времени, а в сфере неврологии жесткая конкуренция. Но дайте ей пять лет и пять миллионов долларов, и она укротит этого зверя, который уничтожает мозг детей.
На экране компьютера светились два снимка МРТ. Крупные снимки атрофичных теменных долей в разрезе. Пораженные участки были отмечены красными кружочками и стрелочками, которые она только что вставила на слайд. Под изображением Роуз добавила сухое описание этой патологии.
Мозг детей.
Она посмотрела на темную кухню. Часы на духовке показывали 2:12 утра. Мысли Роуз вернулись к тяжелому разговору с Азрой, к беспокойству Бека насчет темпа развития близнецов, к досаде Азры на ее милых мальчиков и раздражающих подруг. Работа на медицинском факультете научила Роуз высоко ценить здоровье Эммы Кью, хотя среди этих вечных родительских волнений насчет достижений и баллов, среди некорректных, но неизбежных сравнений своего ребенка с другими, все они порой так легко забывали о том, как им повезло.
Женщина бросила последний взгляд на экран, а потом закрыла ноутбук и прокралась в комнату Эммы Кью, чтобы перед сном полюбоваться ею и мягко поцеловать в лоб. Комплекс вины выжившего, воплощенный в ее дочери. Каждый вечер Роуз возвращалась домой из лаборатории, от мышиных мозгов и секвенатора нового поколения, и пылким шепотом благословляла (хоть и не была религиозна) здоровый и благополучно развивающийся мозг своей единственной дочери.
18. Ксандер
– Проблема в том, – сказал мистер Эйкер, почесывая покрытую перхотью голову, – что ты занимаешься, строго говоря, не наукой.
– Я занимаюсь вопросами вероятности,
