Долгожданная развязка - Максин Барри

Но тут он понял, что гринго не может быть ее любовником. На нем только золота было на несколько тысяч песет. Он мог бы, если захотел, содержать Марию в роскоши.

Уэйн полез в карман и достал пачку банкнот. Показал на женщин и повторил:

— Мария Альварес.

Джулио быстро схватил деньги и кивком показал на пятую скамью справа и на пальцах изобразил цифру шесть. Уэйн подошел поближе, пытаясь разглядеть девушку в этом полумраке. Он напряженно всматривался, надеясь обнаружить в ней что-то отличное от других, доказывающее, что она — его дочь. Но голова ее была наклонена, и он мог разглядеть лишь пряди потных черных волос на лбу. В этот момент она слегка откинулась назад, и он увидел, что лицо ее залито потом и заляпано машинным маслом наверняка по вине машинки, которая выглядела совсем древней развалиной. Худое лицо еще бледнее, чем у остальных, глаза определенно темные.

Уэйн отшатнулся, будто увидел змею. В ней не было ничего, что ему хотелось бы видеть, что еще можно спасти. Такая же, как и все остальные в этой грязной, вонючей стране. Иначе что бы она здесь делала? Внезапно он пожалел, что она вообще родилась, что возбудила в нем какие-то надежды. Сука. Только такое… существо и оказалась способной родить Росита.

Он усмехнулся. Можно представить себе, что произойдет, если ввести в лондонское общество эту дочь, рожденную в грехе. Она наверняка станет ходить босиком и разжиреет от шоколада. Уэйн взглянул на явно заинтересованного Джулио, кивнул, повернулся и вышел.

Мария Альварес так и не подняла головы.

Уэйн сел в ожидавшую его машину и приказал вести себя в гостиницу. Там он сложил вещи и позвонил в аэропорт. Ему повезло. Только что сдали два билета на ближайший рейс.

Мария услышала звонок и едва не расплакалась от облегчения. Как по мановению волшебной палочки машинки смолкли, неважно, закончена была работа или нет. Внезапная тишина болезненно давила на уши. Затем поднялся гул женских голосов, в дверях возникла обычная пробка, поскольку все спешили уйти побыстрее. Она продолжала сидеть. После пятнадцати часов, проведенных между двумя потными телами, ей вовсе не нужны были еще десять минут в давке у двери.

Девушка наклонилась вперед и стянула платок, позволяя влажным, но роскошным волосам рассыпаться по плечам. Облокотившись на стол, полной грудью вдыхала застоявшийся воздух. В первые дни, когда она только начала здесь работать, ей казалось, что задохнется. Мария часто падала в обморок, как и все новички, но потом привыкла. Надсмотрщики и швеи ее полностью игнорировали. Она работала уже полгода, но ей казалось, что прошли по меньшей мере шестьдесят лет.

Она должна отсюда выбраться. Даже если придется голодать. Даже если она будет вынуждена пойти на улицу. Все, что угодно, только не такая жизнь.

— Снова меня поджидаешь? — В словах, произнесенных на местном диалекте, слышалась похотливость. Мария внутренне сжалась.

— Я собираюсь уходить, Джулио, — устало поправила она. Каждый вечер ей приходилось от него отделываться, и с каждым разом это было все труднее.

— А, да будет тебе, Мария. Почему бы нам не пойти ко мне? У меня в холодильнике есть вино, очень неплохое. И если ты правильно себя поведешь, я добьюсь, чтобы тебя перевели наверх.

— Дивно, — усмехнулась она. — У них там лампы посветлее, верно? — Она встала, но он загородил ей дорогу.

— Какая же ты неблагодарная, маленькая Мария, — укорил ее Джулио. — Они там шьют прелестные платья. Шелк и кружево. Гмм… — Он приложил пальцы к губам в молчаливом поцелуе, и Мария едва не расхохоталась. Этот Корсеци считает себя подарком для женщины, потому что не разжирел и получает на двести песет больше, чем работницы. Как все это ничтожно и… немного грустно.

— Мне нужно идти, — сказала она, бесстрашно отталкивая его и направляясь к двери. С того дня, когда она сбежала с виллы от еще неостывшего тела матери, она быстро научилась заботиться о себе. Без этого ей бы не прожить.

— Надеюсь, ты не рассчитываешь встретиться со своим длинным любовником, — злорадно крикнул ей вслед Джулио, оскорбленный в лучших чувствах. — Ты ведь ему наврала, где работаешь, Мария Альварес. Так где? В магазине для туристов? Боюсь, он тебя разоблачил.

Мария повернулась и уставилась на него.

— О чем ты болтаешь, недоумок?

Джулио презрительно рассмеялся.

— Я говорю о высоком англичанине, который тебя спрашивал. Наверное, мне следовало бы отпустить тебя на пару минут, но… — Он выразительно пожал плечами, радуясь, что ему хоть на этот раз удалось поставить заносчивую сучку на место.

— Высокий англичанин? — повторила Мария, и сердце ее внезапно упало. Умирая, почти в беспамятстве от запущенного сифилиса, Росита рассказала ей об отце. О его голубых глазах и волосах медного цвета.

— Как он выглядел? — резко спросила Мария, стараясь не выдать свое волнение. Если он догадается, как это для нее важно, он ничего не расскажет.

— А, воображает из себя, потому что у него голубые глаза и золотистые волосы. Но он полное ничтожество, — заявил Джулио, пожимая плечами и смеясь. — Не такой, как я. А ростом совсем чуть-чуть повыше.

Ее отец был французом, но Мария сомневалась, чтобы Джулио понимал разницу. И если это отец искал ее… Она взглянула на скамейки и легко представила себе шок и отвращение богатого человека. Потная, грязная девушка, простая работница… О Madre Mia.

Мария пустилась бежать. Завернула за здание, где стоял ее разбитый велосипед, и бросилась к ближайшему телефону-автомату. Там она потратила несколько драгоценных песет, чтобы обзвонить самые роскошные гостиницы. В бреду Росита все время повторяла имя Д'Арвилль, и теперь Мария как можно вежливее спрашивала, нет ли у них такого постояльца. Он приехал за ней. Наверняка. Кто еще в этом поганом мире мог о ней побеспокоиться? Во второй гостинице, самой лучшей в городе, ей ответили, что у них останавливался англичанин, назвавшийся Д'Арвиллем, но что он уже уехал.

— Куда? Куда он уехал? — едва не закричала она, потом успокоилась и изложила придуманную историю о найденном бумажнике. Портье предположил, что он уехал в аэропорт. Мария повесила трубку и едва не заплакала. Маленький местный аэропорт располагался так далеко. Она спрятала свой велосипед в полуразрушенном здании, выбежала на главную улицу и остановила такси. Ей пришлось отдать шоферу почти все свои деньги.

В аэропорту она помчалась в зал отлетов и спросила, улетел ли уже мистер Д'Арвилль. Пожилая женщина в красно-синей форме, с идеальным макияжем и прической, вежливо ответила, что они не дают такие сведения. На секунду Марии захотелось выцарапать ей глаза. Что значат правила, если вся ее жизнь идет под откос?