Мастерская чудес - Валери Тонг Куонг

Она стала белая, как мертвец.

— Хватит ломать комедию?! Я не просила у вас помощи, вы сами приехали за мной, уговорили пожить в «Мастерской», обещали чудесное исцеление!

— Верно, я участвовал в этом фарсе. Не по своей воле, уж поверьте. Шарль попросил утихомирить свою супругу, у нее, мол, крыша поехала. Я не смог ему отказать. Сделал исключение, изменил своим принципам ради человека, который целых пятнадцать лет верой и правдой служил «Мастерской». Ваша дурацкая выходка могла дорого ему обойтись. Приближались выборы. Вы его здорово подставили. Я обещал, что вы будете как новенькая. И сдержал обещание. Хотя новенького, пожалуй, многовато… Так что о разводе и речи быть не может. Посмотрите правде в глаза.

— Правда в том, что я совершила немыслимые усилия, стала другим человеком… Думала, вы мной гордитесь.

— Вами? Какие такие усилия, что за бред? Вы палец о палец не ударили. За вас работали другие. На совесть. Думаете, мелкого гада Зебрански совесть замучила? А добрая фея Констанс, наладившая вместо вас ваше хозяйство, пришла из волшебной страны?

Он тяжело вздохнул.

— Я предупреждал Шарля, что свобода — палка о двух концах. Последствия непредсказуемы. Риск велик. Он меня не послушал. Пусть пожинает плоды. И не предъявляет претензий. Я свое дело сделал, дальше разбирайтесь сами. Прочь с глаз моих, надоели до смерти. Возвращайтесь к тому, кто идеально вам подходит. А меня оставьте в покое.

Жан обернулся ко мне, типа базар окончен, с дамочкой все улажено.

— Мистер Майк, дайте газу, хочу поскорей отделаться. Потом еще раз заедем к Малютке, я попрошу у нее прощения. Так замотался с этой чушью, что даже не поздоровался как следует. Зельда обиделась, наверное, не поняла, в чем дело.

Я видел в зеркальце, что Мариэтта согнулась, будто пнули в живот, уткнулась носом в колени и твердила тихонько: «Шарль, Шарль, Шарль…» Мне стало как-то не по себе, захотелось извиниться, сказать, что я здесь типа ни при чем. То есть Зебрански я, конечно, навалял. И домработницу ту я знаю. Такие уж в «Мастерской» методы. Ловкость рук. Но про засаду с мужем мне не докладывали. Подленький план. И про то, что Жан ее размажет по стенке, я не знал. Хоть бы предупредил, что ли… Тут она вдруг просунулась между кресел и ухватилась за ручной тормоз. Тачка взвизгнула, подпрыгнула и резко остановилась.

— Ты что, ненормальная? — взвыл Жан. — Убить нас хочешь?

Откуда что взялось! Ни бледной немочи, ни заплаканной дамочки. Василиск глянул мерзавцу в глаза.

— Прощайте, Жан. Думаю, вы отлично позабавились, дергая за ниточки беспомощную марионетку Мариэтту. Малютка посмеялась тоже, управляя вами. Как там ее, Зельда? Нет, на самом деле она Милли. Она отомстила за меня, я довольна. Прекрасное утешение!

Мариэтта выскочила из машины. Жан завопил:

— Мистер Майк, не дайте ей уйти!

В субботний вечер в центре народу до черта. Разве кого поймаешь в такой толпе? В кино я бы выхватил ствол, а ему ответил брутальным шепотом: «Ждите в машине, босс!» Но тут вам не фильм, все взаправду. Да и в падлу было мне ее ловить, если честно.

Я прикинулся шлангом, выполз, как сонная муха, нарочно, чтоб она убежала как можно дальше.

— Майк! — визжал уже Жан. — Назад! Вернитесь! Пусть катится. Провалиться им с Шарлем, достали.

Ругался он по-черному всю дорогу.

— Тварь! Змея! Захотела куснуть меня побольней, вот и принялась на Зельду наговаривать. Ревнивая сука. Пусть бесится. У нее нет ни молодости Малютки, ни ее красоты, ни ума. Эту стерву никто не любит. Знаете, мистер Майк, она на каждой лекции ко мне липла, намеки всякие, предлагала себя как шлюха. Вместо мозгов одни феромоны. Ради Шарля я все терпел. И вот результат! Угроза развода! Браво! Шарль в бешенстве, я уверен. Он рвет и мечет, винит во всем меня. Политики все одинаковые. Командуют: «Огонь!» — а потом удивляются, откуда столько трупов.

Я в это время вспоминал Сильви: «Депрессивная богатая самка. Кукушка». То же, что и Жан, слово в слово. Эта явно все знала про Мариэтту.

— Мсье Харт, простите, что вмешиваюсь. Однако, по-моему, вы пережали гайку, аж резьбу сорвало. Зачем же так грубо? Это, конечно, не мое собачье дело, да я и не в курсе ваших терок, но пускай себе разводятся, вам-то что?

— Шарль Ламбер — депутат, влиятельный человек. Он жертвует нам немалые средства. И, самое главное, благодаря ему мы в безопасности. «Мастерская» очень уязвима, у нас нестандартный подход ко многим проблемам, наши методики не по вкусу всяким ханжам и занудам. Мы, по сути, играем с огнем. А лишившись его поддержки, и вовсе погибнем. Развод для него — настоящий Армагеддон. Скандал несусветный. Конец политической карьеры. Он представляет правых и должен быть образцом высокой нравственности. Что, если противники узнают страшную тайну: его жена в молодости сделала аборт? Представляете? Хорошо бы он вспомнил, чем мне обязан, а немедленно не расторг в ярости наше соглашение…

Я затормозил возле дома Зельды.

— Забудем о Мариэтте, ну ее, — сказал Жан. — Сейчас важнее узнать, что на уме у Малютки.

А что у нее на уме? Тут уж я впал в думку. Опять чем-то не тем запахло. Жан надулся, насупился как хорек, напрягся. Снова бульник за пазухой держит? Оскорбили его? Не хочу, чтоб он к ней прикапывался, как к Мариэтте. Пусть хоть заранее предупредит. Нет, помстилось, это у меня уже крыша поехала. И чудится невесть что. С этой работой своей я совсем затрюхался. Психую много, и дел невпроворот. Не разберешь этих, где у них правда, где ложь. А справедливости и подавно не сыщешь.

Милли

Раскуроченные коробки со всяким ненужным хламом загромоздили весь пол. Как только Мариэтта уехала, я легла на диван и уставилась в потолок. Разбирать вещи дальше не было сил, я попробовала, но руки не слушались. Братья словно бы забрали меня с собой.

И потом я ждала неминуемых последствий.

Рано или поздно он придет и потребует объяснений. Влюбленные женщины не умеют хранить секреты. Мариэтта обязательно проговорится, ведь она любит Жана. А он призовет меня к ответу, предъявит внушительный счет. Жаль, что из нас получился банальный любовный треугольник. Она любит его, он любит другую, которая не любит его… Комедия стара как мир. На мне все заканчивается, ломается, рушится. Я тупик, глухая стена, разрыв в цепи. Печаль!

В дверь позвонили. Я знала, что это Жан. Больше некому. Какое облегчение! Конец притворству, бегству, лжи. Сегодня рвутся узы, развязываются узлы.

Он приехал опять с мистером Майком, но без Мариэтты. Глянул на меня недоверчиво, напряженный, колючий. Руки дрожат. Я не стала дожидаться расспросов, заговорила первая, опередила его.

— Вы вправе обвинить меня во лжи. Другие долгие годы считали, что я обманщица, абсолютно несправедливо. Говорили, что только юный возраст служит мне оправданием, что иначе мне бы не избежать ответственности за поджог, что напрасно я все отрицаю… Разве можно жить с таким грузом? Назвали лгуньей — я стала лгать. Амнезия казалась мне единственным спасением, я вправду решила забыть прошлое и начать все с чистого листа. От безвыходности, от отчаяния.

Они переглянулись. Мистер Майк явно растерялся. Жан разозлился и обиделся до крайности.

— Я не поверил Мариэтте Ламбер. Однако она сказала правду. Вы цинично использовали меня, обвели вокруг пальца, надули. Никакой амнезии не было и нет. Просто в голове не укладывается! Как вы могли так поступить со мной, Зельда?! Как вы могли?

— Поймите меня, Жан, войдите в мое положение. Амнезия — моя давняя заветная мечта. Я бы с радостью избавилась от ужасных воспоминаний и от себя самой. Пожар и прыжок из окна я не выдумала. Помощь была мне нужна. Разве вы не говорили, что ваше призвание — налаживать и чинить, собирать и склеивать осколки? Судьба расколола меня на тысячу кусков, я превратилась в черную дыру, зияние, пробел. Я задыхалась, умирала от жажды. Вы стали для меня живительным источником, который чудом возник посреди пустыни.

Жан весь покраснел и затрясся. Я взглянула с мольбой на мистера Майка, ища поддержки и защиты, но тот замер с суровым непроницаемым видом.

— Нет, нет и нет! — завопил наш благодетель. — Я никогда и ни за что вас не пойму. Вам нет прощения. Это за гранью, это немыслимо. Я доверял вам, а вы посмеялись надо мной. Поглумились, втоптали в грязь. К черту вашу судьбу, не вам судить, в чем мое призвание и кому какая помощь нужна. Здесь я решаю, не вы. Я создал «Мастерскую», я управляю всеми и не позволю, чтоб кто-то мной помыкал. Я вам не прислуга, прими-подай. Я спасаю людей. А вы обошлись со мной как с мальчиком на побегушках.

Мне пришлось сесть. Ноги подогнулись, живот свело. Но я все равно пыталась достучаться до него, выразить свою искреннюю признательность.