Слепое пятно (СИ) - "Двое из Ада"

— Я помню, что сюда ходили раньше, но ты первый, с кем я познакомился. Всегда вот так вечером, после работы. Но я не уверен, куда ходили все эти люди… Не могу ничего утверждать. Кто-то из твоих знакомых?

— Ну, вроде того. Знакомый друга, — кивнул Антон. Что ж, здесь подробнее расспрашивать было либо бессмысленно, либо слишком подозрительно: Роман и так сказал достаточно. «Их было много…» А что он не знакомился с остальными — немудрено, с его-то характером! Во всяком случае это значило, что Горячеву, похоже, единственному из всех посчастливилось не просто ездить в красивый коттедж на рандеву, но и работать с его же владельцами…

Они быстро настигли матовую дверь одного из пустующих кабинетов. Роман нащупал выключатель, зажегся свет, и перед Антоном предстала картина слегка заброшенного помещения, грустно да густо уставленного какими-то ненужными теперь вещами. Здесь посматривал на гостей одним глазом проектор, уныло опустил голову старый монитор, сидя на небольшом рабочем столе неприятного цвета, развернулся на всю левую от входа стену интерактивный экран со скошенным уголком.

Роман двинулся сразу направо к некрасивой среди утонченного убранства металлической черной двери со следами белой краски на ручке, распыленной кем-то и когда-то. Сисадмин открыл ее, оставил распахнутой. Щелкнул переключатель, ворвался в тишину гул сервера.

— Вон она, твоя дверь, — Роман указал на объект Антонова интереса, расстегивая портфель и выуживая оттуда инструменты. — Ты можешь даже подергать, обычно закрыто. Но с другой стороны сюда можно попасть только так. Вроде как, у бухгалтера есть ключи. И у самого главного, наверное. Может, еще у завхоза… Ой, простите, — Роман еденько скривился, — делопроизводителя. У меня точно нет.

В спокойную до сих пор картину сексуального мира Антона, что непрошеные гости, ворвались новые действующие лица. Он еле заметно поморщился и потер нос, прикрывшись количеством пыли в помещении: «Нет, только не бухгалтер… Это не может быть она — совсем другая конституция. Только не для таких рук! А эта… Лиза?.. Да разве?.. Слишком молодая — а та должна быть старше меня». В эту минуту он осознал, что не хочет узнать в своей хозяйке абы кого. Не хочет примерять изящный загадочный образ на одну из тех — базарных, беспардонных… Может, Антон не был сейчас в «Бермуде», но ее законы всегда работали у него в голове. Он обычно хорошо чувствовал женщин — как и должен настоящий мужчина. Вот и был уверен: правильная находка лишь вопрос времени.

— Странно в таком дворце видеть такую кучу хлама, да? — спросил Антон вместо ответа, зацепившись взглядом за сломанный офисный стул, затертое сиденье которого оказалось лишено всей оси с колесиками. — Кажется, тут все должно быть безупречно…

— Ага, — Роман тонко ухмыльнулся наблюдению Горячева и даже обернулся, одарив его унизительным взглядом. — Как и в любом дворце — не спускайтесь в подвал. Воняет. Я тебе это как житель этих подвалов говорю.

«Ну, ты-то понятно почему за собой хлам таскаешь», — Антон отразил взгляд сисадмина и вздохнул. Пройдя мимо Романа, он все же приблизился к заветной двери. В груди неприятно защемило — то ли сомнение, то ли страх, — но ладонь сама собой легла на холодную ручку. Непривычно медленно для себя, отчетливо осознавая, что не хочет потревожить никого, кто мог бы находиться с той стороны, Горячев нажал — но замок лишь глухо скрипнул и треснул от давления задвинутого засова. И верно, заперто.

Это, казалось бы, неприятное открытие вызвало внезапное облегчение, но затем Антон ощутил стыд. Его последние разговоры с хозяйкой были легкими, полными доверия и симпатии — не того ожидаешь от секса по контракту. А что делал Горячев теперь? Вновь шел на поводу своей подозрительности и любопытства, разнюхивал… Обнаружил бы он что-то по случайности — и что тогда? Нарушил бы договор. Узнал, возможно, то, чего на самом деле не хотел бы знать. Тайна невидимых рук, тайна дома и живая чувственная исповедь тела и разума — разве не этим он был так взбудоражен? А что мог получить, сорвав все покровы? Может, что и очередную докучливую бабенку. Может, что и продолжение странной сказки, в которую Горячева заманила эта женщина, вырвавшая его даже из объятий сексуальной и доступной Эли.

Антон уже и сам не понимал, о чем мечтать. О ком.

Но вот внутренние часы затикали громче, напоминая, что не стоит прохлаждаться там, куда не звали. Убедившись, что осталось всего несколько минут, чтобы оббежать правое крыло дома и добраться до действительно нужной двери, Антон бросил Роману неясное «Ладно, удачи с подвалом!» — и быстро зашагал назад.

Сегодняшняя погруженность Антона в мысли сделала его третье свидание с хозяйкой странным… Странным на фоне, наверное, всех его свиданий. Обычно Горячев, когда хотел секса и тем более когда занимался им, не думал ни о чем. Но сегодня его голова была забита не то мятущимися размышлениями, не то каким-то белым шумом, отчего уверенная эрекция никак не наступала и тело долгое время оставалось в подвешенном состоянии. Истомившееся и жаждущее, оно зависло на границе возбуждения, но целиком отдаться удовольствию оказалось трудно. Вначале даже хозяйка заволновалась, но Антон поспешил ее успокоить:

— Ничего, я просто что-то перенапрягся… Но мы же с тобой не спешим? Ты просто… не останавливайся.

И хозяйка не останавливалась, увлекая Горячева ласковыми руками в багряный омут альковных переживаний. Его окутывал мягкий ореховый аромат, тепло настойчивых прикосновений, сладкий вкус каждого нового ощущения, которое ему дарили руки. Все началось с массажа, как обычно. Они не спешили, размазывая по душной шкале времени нежность, окуная с головой Антона в негу, позволяя в ней захлебнуться и раствориться. Тот, плутая в мыслях, пытаясь убежать от сомнений, искал самый теплый из образов — чтобы схватиться за него и выбраться. Вспомнилось начало вечера и Елена, улыбнувшаяся, удивительно нежная внутри, дарящая поцелуй… Горячев мнил теперь, что это ее руки, как змеи, что были свалены на плечи в желании предать молодое тело извращенной пытке, лились да струились ниже, по груди, которая лишалась укрытия одежды постепенно, по животу, который чувственно вздымался и опадал, и дальше: к ногам, к икрам, к ступням, к коленям… и обратно. Он вздрагивал, ловил волны удовольствия — и врал себе, что видел красивые фактурные руки без перчаток, что чувствовал рядом с собой светловолосую голову, что слышал шорох рабочей блузки над ухом. Горячев спрашивал себя: мог ли он заслужить такой особенной нежности одним верным выбором? Сегодня хозяйка даже не связала его; все было пропитано доверием и оттого становилось теплым и влажным, податливым и несколько больше приправленным взаимностью, чем должно. Антон был смирным — словно в извинение за свою настырность, о которой его невидимка, возможно, даже не подозревала.

Иногда Антон ощущал тот бархатный ореховый аромат, копии которого он так и не смог найти ни на ком за пределами комнаты, совсем близко. Он врывался в личное пространство, заполнял его, пробирался в нос, в уши и, наконец, в голову, вытесняя собой все прочие мысли, кроме одной и бесконечно зудящей. Пару раз Антон даже уловил судорожный вздох. Хозяйка сидела прямо перед ним на все том же табурете, оглаживая низ живота и бедра ладонями, густо смазанными пахучим маслом. А затем настоящие орудия нежной пытки, учиняющие лишь только сладкое насилие руки легли на колени Антона, собственнически сжав их. Щекотка сменялась поглаживаниями и массажем, нежные прикосновения ложились на кожу. Горячев ухмылялся, выдыхал, уводил ноги — но давал трогать. Бесстыдно, порочно он пытался представить Богданову в своих мыслях уже без одежды: моложавую, подтянутую, крепкую — настоящую нордическую красоту… Как она дерзко улыбалась ему и игриво блестела синими глазами, как покусывала губы, в очередной раз ловя Антона. Он впился пальцами в подлокотники, чтобы не дать себе сорваться с места. В какой-то момент щекотка разожглась в совсем другом характере, стрельнула в пах — и между смешками Горячев пропустил короткие стоны. И чем больше разгорался, чем больше жаждал — тем более расплывчатым становился выбранный им облик. Словно не хотела Елена оказываться перед ним сексуальной. Да только к чему было видеть теперь, когда черная, непроглядная реальность так ярко просачивалась в мозг сквозь кожу…