Внутренний враг: Шпиономания и закат императорской России - Уильям Фуллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако новая попытка Бутовича сыграть на чувствах публики была лишь одним из элементов его стратегии, направленной против бывшей жены и ее нового супруга. Параллельно он возбудил гражданское дело против Анны Гошкевич и Екатерины Викторовны, обвиняя их в клевете. В иске утверждалось, что Анна, утверждая, будто он пытался ее изнасиловать, дала ложное показание под присягой, и в том же преступлении виновна Екатерина, свидетельствовавшая, что он, будучи формально еще ее супругом, состоял в интимных отношениях с Верой Лоране, гувернанткой их сына. Со стороны Бутовича это был хитрый ход — ведь сомнительность обоих этих свидетельств делала в высшей степени шаткой и легальность сухомлиновского брака. Известно, что разрешение на развод было дано Синодом исключительно на основании якобы имевшей место попытки изнасилования Анны Гошкевич и сомнительных свидетельств о внебрачных связях Бутовича.
Адвокаты Бутовича представили суду бумаги, включая документ, полученный у некоего французского врача, который, произведя медицинский осмотр Веры Лоране, засвидетельствовал, что она — девица. Очень может быть, что это свидетельство о целомудрии Веры полностью соответствовало действительности, однако позволим себе предположить, что оно было добыто Бутовичем посредством подкупа доктора. В архиве отложилось письмо Бутовичу от анонимного информанта в Синоде, которое может быть интерпретировано в пользу второго предположения. Предлагая неофициальную помощь, чиновник советовал: «…поверьте в меня и приемлите уверенность в успехе. Потом можете всласть беспрепятственно в пизду или жопу употреблять кого хотите даже прикосновенных [к делу] Лоране и Гошкевич можете употреблять и в бардаках»17. Ничто не свидетельствует о том, что Бутовича оскорбил тон записки или выраженное в ней предположение относительно его сексуальных вкусов.
Как бы то ни было, само существование справки о медицинском освидетельствовании Лоране, была она поддельной или нет, оказалось для Сухомлиновых худшей из возможных новостей. Вот бы этот документ исчез! Невозможно описать потрясение Бутовича, когда тот узнал, что так все и случилось — справка таинственным образом исчезла из архива Министерства юстиции, вместе с прочими материалами, представленными адвокатами Бутовича. Поскольку ни Бутович, ни его юристы не озаботились изготовлением копий, 23 июня 1912 года выездная сессия Петербургского окружного суда отклонила иск Бутовича о клевете за отсутствием доказательств18. Поговаривали, что Сухомлинова надо арестовать по подозрению в краже, однако царское Министерство юстиции, списав утрату документов на случайную канцелярскую оплошность, отказалось предпринимать какие-либо действия. Сильно шумела Дума, причем не только октябристы и кадеты, но и депутаты от более правых политических партий, которые считали, что история с якобы потерянными документами подрывает престиж России и выставляет ее на посмешище перед всем миром19.
Несмотря на то что крах юридических козней Бутовича несомненно был большим облегчением для Владимира Александровича, это приятное событие не принесло освобождения от забот, ибо министра неотступно мучила одна проблема, становившаяся все более и более острой, — безденежье. Правда, что с переводом из Киева в Петербург на должность главы Генерального штаба Сухомлинов согласился на огромную потерю в доходах: его основное содержание сократилось с почти 60 тыс. до каких-то 16 тыс. руб. После получения министерского портфеля сумма эта выросла всего на 2 тыс. рублей. Однако основное жалованье министра в 18 тыс. руб. составляло лишь малую часть получаемых им доходов, поскольку ему также полагалось множество разнообразных доплат — на поездки, представительские расходы, конный выезд (мы перечислили лишь малую часть), — что повышало общую сумму, получаемую им из казны, до 62 695 рублей ежегодно20. В результате общий доход несколько превышал его киевское жалованье, что, казалось бы, позволяет предположить, что министр был вполне, хотя и без роскошеств, обеспечен.
Однако жизнь в столице империи требовала гораздо больше расходов, чем в Киеве. Кроме того, министерский пост, который занимал теперь Сухомлинов, подразумевал финансовые нагрузки, несравнимые с теми, что он нес в должности генерал-губернатора. Так, к примеру, министр сам должен был платить шестнадцати слугам, составлявшим штат двух его официальных резиденций21. Если в Киеве Сухомлинову удавалось отделываться всего лишь одним большим приемом в год, то в Петербурге положение обязывало его устраивать у себя множество разного рода собраний каждый месяц. Нельзя забывать и о больших расходах на лечение Екатерины, а также ее личные траты во время заграничных путешествий. Похоже, супруга министра воспользовалась мнением врачей о пользе для ее здоровья теплого климата, чтобы оправдать свои весьма дорогие заграничные вояжи. Каждый год она на несколько месяцев уезжала из Петербурга, проживая в таких местах, как юг Франции, Италия, Греция, Смирна, Египет и Марокко. Письма и телеграммы, которые она посылала оттуда мужу, часто содержали просьбу выслать денег22.
Следует признать, что Екатерина очень остро воспринимала тему денег и болезненно переживала всякие ограничения — вероятно, это было психологическим следом проведенных в бедности детства и юности. Рассказывали, что она тратила деньги легко, даже экстравагантно, на меха, парижские наряды и безделушки от Фаберже. Кое-кто из критиков позже утверждал, что ей ничего не стоило просадить в год до сотни тысяч23. Принимая во внимание сомнительные мотивы тех, кто выдвигал подобные обвинения, их следует делить надвое. Истории о непомерных тратах Екатерины слишком уж удачно вписываются в один из самых устойчивых мотивов, связанных с делом Сухомлинова: будто это была, в сущности, история офицера, некогда честного и неподкупного, на закате жизни павшего жертвой безумных капризов своей молодой невесты. В этом нарративе Сухомлинов играет роль простофили, которого водят за нос, а Екатерина Викторовна — героини в духе Достоевского, роковой соблазнительницы24. В одном из официальных отчетов, написанных после ареста Сухомлинова, дело описывалось в следующих выражениях: «…попав под влияние распутной циничной женщины, он [Сухомлинов] исключительно жил для нее и для ее капризов и прихотей»25.
Как бы то ни было, один факт представляется неоспоримым: бюджет Сухомлиновых был серьезно расстроен. Чтобы расплачиваться по счетам, Сухомлинову необходимо было наши дополнительный источник дохода, а выбор в его положении был крайне ограничен. Владимир Александрович не имел ренты, поскольку, как и большая часть российского дворянства, не владел ни землями, ни поместьями. Авторские гонорары за книги, редко превышавшие каких-нибудь 300–400 рублей в год, также делу не помогали. Следовательно, оставалось надеяться на сбережения, которые к концу 1908 года составляли без малого 57 тыс. рублей в валюте и ценных бумагах. Он попробовал играть на бирже. Один его знакомый, инженер по фамилии Урбанский, славился как необыкновенный финансовый гений. Под его руководством Сухомлинов сделал ряд в высшей степени удачных вложений, доход от которых мог бы составить ни много ни мало 55 тыс. рублей. Однако финансовый рынок, как известно, не стабилен, и не стоит ставить на него слишком много — эту мудрость Сухомлинов познал на своей шкуре осенью 1912 года, когда начало первой войны на Балканах вызвало резкое падение стоимости акций на Петербургской фондовой бирже26. Дела шли так плохо, что преданная домоправительница Сухомлинова Мария Францевна Кюнье старалась как можно реже обращаться к хозяину с просьбой о деньгах на мелкие домашние расходы, поскольку каждый раз лицо его при этом вытягивалось27. Очевидно, именно около этого времени — в конце 1912 года — Сухомлинов перестал себя сдерживать и превратился во взяточника.
Как был коррумпирован Сухомлинов
Выделявшиеся Россией огромные суммы на военную модернизацию в годы, непосредственно предшествовавшие мировой войне, неизбежно должны были привлечь внимание иностранных производителей оружия. Большая часть денег, которые готова была потратить империя, предназначались на закупку новой техники. Потеря Балтийского флота во время Русско-японской войны и угроза турецкого военного превосходства на Черном море означали миллионные расходы на строительство боевых кораблей и береговых оборонительных укреплений. Планировались также большие инвестиции для нужд сухопутных сил, прежде всего для увеличения числа артиллерийских орудий, пулеметов и боеприпасов. Поскольку отечественная военная индустрия, хотя и переживавшая подъем, не могла выполнить всю программу в желаемые сроки, это открывало значительные возможности для иностранных концернов. За выгодные российские контракты соперничали такие титаны промышленности, как французский «Шнайдер-Крезо», немецкий «Крупп», австрийская «Шкода» и британский «Викерс»; в этой конкурентной борьбе умасливание нужных людей играло не меньшую роль, чем предложение качественных товаров по привлекательным ценам.