Город Драконов - Робин Хобб

Лифт ехал вниз быстрее, чем хотелось бы, и она невольно вцепилась Рэйну в руку. Когда первый лифт достиг своей конечной точки, она с облегчением вышла, чтобы перейти в следующий.

– Помедленнее, пожалуйста, – сурово предостерег лифтера Рэйн, и тот в ответ кивнул головой.

Малта отметила, что этот мужчина – татуированный, и обратила внимание на то, как его глаза с любопытством задержались на вуали Тилламон. Тилламон тоже это заметила, потому что отвернулась от лифтера и стала смотреть на лес. Только когда лифт поехал, она проговорила:

– Порой, когда они вот так на меня пялятся, мне начинает казаться, что это я здесь чужачка.

– Он невежествен. Он все поймет, – сказал Рэйн.

– И когда же? – язвительно осведомилась Тилламон.

– Возможно, когда у него появится ребенок, который родится измененным Дождевыми чащобами, – негромко ответила Малта.

Рэйн перевел на нее изумленный взгляд, но Тилламон горько рассмеялась:

– И чему он тогда научится? Убивать тех детей, которым не стать хорошенькими? Но я ведь родилась хорошенькой! Мои изменения произошли рано, а теперь я живу как уже умершая. У меня никогда не будет ни мужа, ни ребенка. Он невежливо на меня пялится, но и мои собственные соотечественники отводят взгляды. Наверное, мне надо радоваться, что меня хоть кто-то видит.

– Тилламон! Я тебя вижу. Я тебя люблю.

Рэйн был в ужасе. Он положил руку ей на плечо, но она не повернулась, чтобы к нему приникнуть. Из-под вуали голос ее звучал глухо.

– Ты меня любишь, братик, но видишь ли ты меня по-настоящему? Видишь ли, кем я становлюсь?

– Я не понимаю… – начал было Рэйн, но тут лифт остановился, и Тилламон подняла руку в кружевной перчатке, призывая его к молчанию.

Малту захлестнула волна отчаяния. Она не могла придумать, что бы можно было сказать Тилламон, но по пути к следующему лифту осторожно взяла ее за руку.

Когда лифт резко пришел в движение, Рэйн снова заговорил:

– Тилламон, я…

Его сестра поспешно сказала:

– Знаешь, нам сейчас не стоит говорить о неприятных вещах. Пока Малта носит ребенка, надо, чтобы у нее были только спокойные и приятные мысли.

Тилламон на мгновение сжала Малте пальцы, и тут же их отпустила.

Было ясно, что молодой женщине хочется перевести разговор на что-то другое, и Малта с радостью пришла ей на помощь.

– Смотрите! Вон там, за деревьями. Это наш корабль?

Это было длинное узкое судно со множеством гребцов, рассчитанное на то, чтобы преодолевать течение реки, двигаясь вверх по нему. В задней части располагалась небольшая надстройка для пассажиров. По центру корабля располагалась длинная палуба для грузов. На самой корме судна какой-то крепкий мужчина лениво опирался на длинное весло, которое служило рулем. Вид у него был скучающий.

– Это «Речной змей». И да – он ждет нас.

В голосе Рэйна звучало облегчение. Он тоже предпочитал думать о приятном. Наверное, ненадолго ему можно это позволить.

Тилламон спросила:

– Это – один из новых кораблей, о которых столько разговоров? Те, удачненские, которые способны выдерживать речную воду не хуже живых кораблей?

– Нет, этот построен в Дождевых чащобах и команда на нем местная. Но, возможно, по дороге вам удастся увидеть один из удачненских кораблей. Я слышал, что один из них обходит поселения Дождевых чащоб, чтобы продемонстрировать, насколько он не поддается действию кислоты и, к тому же, как быстро способен двигаться, даже по узким протокам. Джамелийский кораблестроитель их так и назвал – «стойкие корабли». Один из них должен сделать остановку в Трехоге, а потом отправиться выше, в Кассарик. Вы ведь знаете, что в поставке товаров был перерыв: те шлюзы, которые мы построили для того, чтобы помочь змеям добраться до Кассарика, по большей части разрушены: зимние паводки их снесли. А живые корабли с глубокой посадкой не могут миновать этот участок реки. В том случае, если появятся такие грузовые суда, которые смогли бы пройти по мелководью и не растаять через полдюжины рейсов, то это вызовет настоящий переворот в речной торговле.

– Их, и правда, строят в Удачном?

– Да. По крайней мере, тот построили именно там. Какой-то тип с Пиратских островов придумал состав для покрытия корпуса, так что это – совместное предприятие. Как мне сказали, деньги дал некий джамелийский кораблестроитель.

– О! – Голос Тилламон внезапно утратил всю живость. – Значит, когда в наших водах появятся эти корабли, то в Дождевых чащобах станет еще больше удачненцев, татуированных и джамелийцев.

У Рэйна на лице отразилось изумление.

– Да… наверное, так.

– Это не плюс, – решительно заявила Тилламон и, быстро выйдя из лифта, остановилась на пересадочной площадке.

Очередной лифт доставил их к земле, высадив на деревянный настил дорожки. Малта успела отвыкнуть ходить по твердой земле, хоть она и была рада выйти из лифта. Рэйн взял ее под руку, и, в сопровождении Тилламон, они быстро пошли к ожидающему их кораблю. Малта услышала за собой какой-то удар и, оглянувшись, увидела, что приехал более быстрый грузовой лифт с ее сундуком. Привезший ее багаж слуга взвалил сундук на плечо и пошел за ними.

– Надеюсь, они оставили место на грузовой палубе, – сказала она.

Рэйн ответил:

– Сегодня мы – единственные пассажиры, и груза у них немного. Места будет сколько угодно.

Выход из-под вечной полутьмы леса на солнечный свет потряс ее не меньше, чем первое ощущение твердой почвы под ногами. «Я действительно становлюсь во всем настоящей жительницей Дождевых чащоб», – подумала Малта. Она бросила взгляд на тыльную сторону своей руки, покрытую мелкой чешуей. «Во всем». Прилетевший с реки ветер ударил ее в лицо, заставив плотнее закутаться в плащ.

Капитану «Речного змея» надо было доставить заказчику груз, и он спешил отплыть. Едва Рэйн, Малта и Тилламон успели войти в пассажирскую каюту, как его матросы уже убрали концы. В считаные секунды гребцы отвели корабль от берега, направляя его в середину русла. Малта рада была сесть, а вот Тилламон встала у выходящего на корму окна, с тоской глядя вдаль.

– Я так давно никуда не уезжала из дома. И уже целый век не ощущала на лице солнечных лучей.

– Тебе не нужно мое разрешение, – заметил Рэйн.

– И никогда не было нужно. Мне просто нужно набраться храбрости. Вот и все.

Малта проследила за направлением ее взгляда. За их каютой виден был небольшой участок палубы, а потом – место рулевого. Мужчина передвигал длинное весло по ровной дуге, останавливаясь только в тот момент, когда капитан командовал ему изменить курс. В силе и уверенности этого человека, то поворачивающего, то толкающего вперед корабль, ощущалась странная красота. Он каким-то образом ощутил их внимание и оглянулся на каюту. Лицо у него оказалось настолько бугристым, что лоб нависал над глазами. По челюстям шли шнурки наростов, напомнившие Малте усы некоторых рыб.

– Наверное, я выйду, – внезапно объявила Тилламон.

Она подняла вуаль и сняла ее вместе со шляпкой, к которой она крепилась, а потом стащила длинные кружевные перчатки, закрывавшие ей руки до локтя. Не говоря ни слова, она сложила свои вещи на лавку рядом с Малтой и, открыв небольшую дверь в задней части, шагнула на палубу. Порывы холодного ветра не заставили ее вернуться. Она сразу прошла к фальшборту, облокотилась на него и подставила поднятое лицо солнцу, пробившемуся сквозь разрыв в тучах.

Рэйн переложил шляпу, вуаль и перчатки сестры и сел рядом с Малтой. Она пристроила голову ему на плечо и ненадолго почувствовала себя счастливой. Солнце высвечивало на полу каюты яркий квадрат. Единственными звуками были корабельные: скрип весел, двигающихся в едином ритме, а изредка – адресованный рулевому крик капитана. Она зевнула, неожиданно ощутив сонливость.

– Чего именно я не вижу в моей сестре? – уныло спросил Рэйн. Он взял шляпку с прикрепленной к ней вуалью. – Разве в этом есть что-то ужасное? Когда я приехал в Удачный свататься к тебе, я был под такой же густой вуалью. Такова традиция.

– Традиция, порожденная чувством неловкости, – отметила Малта. – Жителей Дождевых чащоб считали нелепыми. И сейчас считают. Я пожила среди вас и стала одной из вас. Но я знаю то, что знает и Тилламон. Если бы она приехала в Удачный и стала ходить без вуали, люди на нее пялились бы. Некоторые из них, даже те, кто родились в Удачном, говорили бы гадости, насмехались бы или в ужасе отворачивались. Людям нужны сокровища Дождевых чащоб, но им не хочется видеть, какую цену вынуждены платить те, кто их добывают.

– Ты считала меня нелепым? Когда мы только встретились и я был под вуалью?

Она тихо засмеялась.

– Я была тогда глупой девчушкой, наслушавшейся странных историй о Дождевых чащобах. Я была уверена, что моя жестокая мать продала меня какому-то ужасному существу. А потом я обнаружила, что это ужасное существо невероятно богато, нагрузилось сотнями маленьких подарков, предназначенных мне, и готово осыпать меня комплиментами, которые мне не терпелось услышать. И тогда ты стал таинственным. Непознаваемым. И опасно притягательным.