Полное собрание сочинений. Том 17 - Л Н. Толстой

Народ, главное заинтересованное лицо и судья, и ухом не ведет теперь, слушая наши более или менее остроумные предположения о том, какими манерами лучше приготовить для него духовное кушанье образования; ему всё равно, потому что он твердо знает, что в великом деле своего умственного развития он не сделает ложного шага и не примет того, чтò дурно, — и как к стене горох будут попытки по-немецки образовывать, направлять и учить его.

Граф Лев Толстой.

НЕОПУБЛИКОВАННОЕ, НЕОТДЕЛАННОЕ И НЕОКОНЧЕННОЕ

* СКАЗКА.

...... и я потерялъ сознаніе. Когда я очнулся, я былъ уже не на пескѣ, не въ пустынѣ, а26 на постелѣ между27 живыми существами. — Два28 такія существа сидѣли на скамьѣ подлѣ меня — одно било масло въ бутыли, другое плело29 какое то торпище (?).30 Третье существо сидѣло у стола и что то дѣлало.31 Увидавъ, что я очнулся, они переговорили что-то на неизвѣстномъ мнѣ языкѣ и дружелюбными знаками показали мнѣ, что я не долженъ ихъ бояться. Въ тотъ же день я всталъ и могъ32 ходить,33 на другой день я34 почувствовалъ еще болѣе силы и скоро совсѣмъ поправился. Я два года прожилъ въ этомъ городѣ неизвѣстной середины Африки, называемомъ городомъ Дюлей,35 и успѣлъ36 узнать ихъ37 языкъ, характеръ, образъ правленія и жизни и ихъ занятія. — Первое, что поразило меня въ жизни Дюлей, было необыкновенная плачевность и быстротечность ихъ жизни. Всѣ люди, которыхъ я видѣлъ, носили на себѣ очевиднѣйшіе зародыши смерти, и всѣ на моихъ глазахъ съ каждымъ днемъ, съ каждымъ часомъ, съ каждой минутой38 таяли или, если по правдѣ сказать, гнили. Каждый день я замѣчалъ, какъ они морщились, калянѣли, вывѣтривались, изъ нихъ выпадали зубы, волоса, и они мерли, другіе39 еще не вывѣтривались и не сгнивали, подрѣзывались иногда въ зародышѣ какой то невидимой рукой и мерли. Но всѣ Дюли несмотря на это очевидно были лишены способности видѣть тотъ законъ смерти, подъ которымъ они были рождены, и наблюдали очень тонко многое постороннее, но не видѣли того, что они не живутъ, а только разными40 путями умираютъ. Когда я выучился ихъ языку, я нѣсколько разъ хотѣлъ обратить на это ихъ вниманіе, но на языкѣ ихъ не было для того настоящихъ словъ.41 Я прожилъ 18 лѣтъ среди этаго народа и сообразно съ предположеніями этно- и географовъ нашелъ этотъ народъ дикимъ, но въ противность общему поверхностному мнѣнію о дикости, я не нашелъ ихъ просто дикими, т. е. съ отсутствіемъ сложности жизни; но я нашелъ въ нихъ жизнь весьма сложную, возникшую изъ вѣковыхъ историческихъ условій. Дикими же я ихъ считаю потому, что несмотря на то, что нѣкоторыя матерьяльныя стороны жизни ихъ были весьма и весьма усложнены, у нихъ были только начатки понятій о наукѣ, о философіи, о религіи,42 и начатки столь запутанные, кривотолковыя, что только съ большимъ трудомъ послѣ 10 лѣтъ жизни и изученія ихъ языка и нравовъ я сталъ понемногу понимать ихъ, и въ настоящемъ сочиненіи попытаюсь изложить ихъ, какъ они мнѣ открывались. —

1) Браки и семьи, 2) собственность, 3) суды, 4) администрация, 5) торговля и богатство, 6) обученіе, 7) наука, 8) религія. Дюли подраздѣляютъ себя на много различныхъ подраздѣленій, кастъ и сословій, имѣющія каждое свой отличительный знакъ.43 Отличіе это состоитъ въ цвѣтѣ и количествѣ пуговицъ, которыя они носятъ на колпачкахъ. Но подраздѣленія эти не существенны. Одно настоящее подраздѣленіе есть слѣдующее: Дюли работающіе, т. е. производящіе что нибудь новое, посредствомъ труда, и дюли44 разрушающіе, уничтожающіе. — Первые преимущественно живутъ въ деревняхъ,45 вторые въ городахъ.46 Въ противность того, что можно бы ожидать, производ[ители] пользуются презрѣніемъ, a уничтожающіе — почетомъ и тѣмъ большимъ почетомъ, чѣмъ больше они уничтожаютъ. Отсюда стремленіе производи[телей] перейти въ разрядъ уничтожающихъ, вслѣдствіи того уменьшеніе производ[ителей].47 Въ бесѣдѣ нашей я спросилъ, для чего такъ. Мнѣ отвѣчали: для того, чтобы потребителямъ лучше жить. Но которые скорѣе гніютъ? Потребители.

————

* ЖИТІЕ И СТРАДАНІЕ МУЧЕНИКА ЮСТИНА ФИЛОСОФА.

(1874—1875 гг.)

Юстинъ мученикъ родился въ странѣ Сирской Палестинской, въ округѣ Самаріи, въ городѣ по старому прозванію Сихемъ, по новому Неаполисъ Флависскiй. Родитель его былъ рода хорошаго и славнаго и по вѣрѣ Эллинъ и самъ онъ, прежде чѣмъ ему просвѣтиться вѣрою, былъ идолопоклонникъ. — Онъ смолоду былъ отданъ въ книжное ученіе48 и, будучи остръ разумомъ, скоро понялъ элинскую <пре>мудрость. Навыкнувъ краснорѣчію, возжелалъ онъ философіи и сперва отдался въ ученіе49 философу изъ стоиковъ, чтобъ узнать ихъ мудрованіе. Но какъ было въ немъ большое желаніе познать Бога, то пожимши у стоическ[аго] фил[ософа] немного времени и о Богѣ ничего не узнавши (для того что стоикъ Бога не зналъ и50 знаніе за ненужное почиталъ), перешелъ онъ къ другому учителю, тоже изъ философовъ, по прозванію перипатетиковъ, къ человѣку по своему премудрому.

Учитель на первыхъ же дняхъ сталъ съ Юстиномъ уговариваться объ цѣнѣ, чтобъ не даромъ учить. Увидѣвши его жадность, Юстинъ презрѣлъ его, какъ лихоимца, не стоющаго и званія философа, и отсталъ отъ стоиковъ и перип[атетиковъ]; но крѣпко желая прямаго любомудрія, чтобъ черезъ него познать Бога, обратился онъ къ иному славному учителю изъ Пифагоровыхъ мудрецовъ. Тотъ велѣлъ Юстину учиться первымъ дѣломъ Звѣздочетству, Ариѳм[етикѣ], Землем[ѣрію], Музыкѣ и инымъ ученіямъ, потому что де эти ученія самыя надобныя въ жизни. Но Юстинъ увидалъ, что въ ученіяхъ тѣхъ много лѣтъ провести надо, a душѣ отъ нихъ пользы не будетъ, для того, что ничего онъ такого отъ учителя не слыхалъ, чтобы удоволило[?] его сердечное желаніе, a желаніе его любовью къ Богу со дня на день больше распалялось, и потомъ онъ оставилъ и того учителя и поступилъ къ одному изъ Платониковъ, объ коихъ тогда великая шла слава и большой имъ былъ почетъ, поступилъ для того, что Платоническій философъ обѣщалъ показать ему безтѣлесныя вещи съ подобія тѣлесныхъ и небесныя по образу земныхъ и51 научить его знаніе Бога по разумѣнію идей. Платоническая философія къ тому и вела, чтобы отъ идей восходить до познанія Бога. Юстинъ избралъ этаго, надѣючись постигнуть Божест[венную] мудрость, чтобъ знать Бога и исполниться его благодати. — И пробылъ онъ у этаго учителя довольное время и вскорѣ выучился платон[ическимъ] правиламъ и сдѣлался въ Грекахъ фил[ософомъ] совершен[нымъ] и славнымъ.

Но не могъ достигнуть праваго Богопознанія, потому что греч[еская] фил[ософія] Бога не какъ Бога славила, a измѣняла славу нетлѣннаго Бога въ подобіе тлѣннаго человѣка, и птицъ, и четвероногихъ, и гадовъ. Однако Ю[стинъ] утѣшался духомъ, упражняючись въ Богомысліи, поучаясь въ Боговѣдѣніи, на сколько могъ <того> достигать его непросвѣщенный умъ.

Однова прохаживаясь одинъ <одиношенекъ> въ отдаленномъ мѣстѣ <за городомъ>, у моря, разсуждая философскія мудрованія, увидалъ онъ незнамаго, почтеннаго и сѣдинами украшеннаго стараго человѣка. И это[тъ] старецъ, замѣтивъ, что онъ пристально глядитъ на н[его] сказалъ: «Или ты меня знаешь, что такъ пристально глядишь?» Юстинъ отвѣчалъ: «Знать не знаю, а дивлюсь, что вижу тебя на этомъ пустомъ мѣстѣ, гдѣ никого не чаялъ видѣть».

Старецъ сказалъ: «Родные мои отошли въ ту сторону, жду ихъ назадъ и вышелъ навстрѣчу, чтобы издали увидать ихъ. А ты чего здѣсь дѣлаешь?» Юстинъ отвѣчалъ: «Люблю прохаживаться въ уединеніи, чтобъ безъ помѣшки поучаться умомъ философіи». Старецъ спросилъ: «Какая тебѣ польза отъ философіи?» Юстинъ отвѣчалъ: «Что же больше философіи на пользу?»

————

** [РАЗГОВОР О НАУКЕ.]

(1875—1876 гг.)

4 Іюня. Ник[олай] Николаевичъ былъ позванъ къ сосѣду. Очевидно, сосѣдъ Ив. П. Б., считая Н[иколая] Н[иколаевича] за умнаго и ученаго человѣка, особенно дорожилъ въ этотъ разъ посѣщеніемъ моего принципала, п[отому] ч[то] хотѣлъ свести его съ пріѣзжимъ професс[оромъ] Исторіи изъ Москвы. Онъ умолялъ не отказать. Какъ люди <глупые,> ничтожные, И. П. находилъ наслажденіе слушать, плохо понимая бесѣду умныхъ людей. Мы поѣхали. Профессоръ съ бородой за обѣдомъ б[ылъ] посаженъ съ Николаемъ Николаевичемъ рядомъ и хозяева, очевидно, ихъ сводили. Николай Николаевичъ по своему добродушію, хотя и лучше всякаго другаго видѣлъ смешную сторону этаго турнира передъ галлерее[й], какъ онъ это называетъ, чтобы не52 обмануть ожиданія хозяевъ, готовъ былъ вступить въ споръ и задиралъ53 Профессора, тѣмъ болѣе, что около обѣда онъ всегда споритъ, но Професс[оръ] отмалчивался, какъ мнѣ казалось, съ презрѣніемъ. Профессоръ былъ одинъ изъ тѣхъ молодыхъ ученыхъ, которые говорятъ охотно: ничего не подѣлаешь, развитой баринъ, мнѣ живется, честно и т. д. Но лицо умное, твердое и спокойное. Видно, чувствуетъ себя ferré à glace,54 особенно — по своему предмету. Послѣ обѣда начался споръ объ Исторіи, о законѣ прогресса.