Заповедная Россия. Прогулки по русскому лесу XIX века - Джейн Т. Костлоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы [лесоводы] должны поступать с ними как с живыми существами, а не смотреть на них как на массу, механически возникающую, которую можно только делить на лесополосы по указанию близоруких счетчиков; потому что произрастание дерев основано на весьма тонких, глубоко сокрытых тайнах. Мы исследовали весьма еще немногие из сих тайн природы, и наше знание, определяющее формулами и фигурами ход древесной жизни от одного поколения до другого, обличает всю шаткость свою при скудном произрастании лесов, которою мстит нам природа за всякую, с нашей стороны, несообразность с ее законами. <…> Нет никакого сомнения, что тайные узы природы соединяют судьбу людей с судьбою дерев не только удовлетворением вещественных потребностей наших, но и нравственно – влиянием сих живых существ на благосостояние человека. Где исчезают леса, там засуха и запустение заступают их место [Кёниг 1841: 111–113].
В речи Кёнига лесничий и поэт не только не враждуют, а словно сливаются воедино.
Целью этой главы является рассмотреть сложность и нюансы лесного вопроса в XIX веке. Я начну с обрисовки в общих чертах его центральных тем и стратегий, а затем продемонстрирую, как выражаемые различными способами любовь, забота и стремление уберечь сумели заполнить художественную литературу и живопись. Это делается для того, чтобы напомнить, насколько единую позицию, в геофизическом и духовном смысле, занимали творцы и лесоводы: даже не соглашаясь в терминах, они многое видели одинаково. Хоть целью многих участников этого процесса и было изменить правовой режим и администрирование, они также стремились повлиять на общественное мнение и на сердца людей, для чего использовали не столько статистику, сколько хорошо знакомые, любимые пейзажи.
* * *
Масштаб уничтожения лесов, эрозии почвы, разрушения русел рек и изменения климата, озвученный Кёнигом для немцев, стал занимать умы и в России в начале 1840-х годов, что привело к созданию государственных комиссий, министерских докладов, специализированных обществ и к возросшему интересу в периодике. Британский геолог Родерик Мурчисон посетил Россию в 1841 году и, как говорят, в ответ на вопрос русского императора сказал, что больше всего его поразила «быстрота, с которой истребляются леса в прекрасной стране Вашего Императорского Величия!». Эта реплика вошла в историю как своего рода точка отправления в развитии лесного вопроса. П. И. Жудра, тогдашний президент московского отделения Лесного общества, цитирует Мурчисона (и привирает насчет того, насколько давно тот побывал в России) с целью как-то акцентировать продолжительность и масштаб трагедии исчезновения лесов[123]. Теперь земли Центральной России, сетует Жудра, это песчаные пустыни и покрытые кустарником территории, а «так называемые леса» по большей части истощены тем же «варварским пользованием». И хотя слова Мурчисона могли прибавить веса и серьезности обсуждению вопроса, сами русские упорно продолжали привлекать внимание к уменьшению площадей лесов, повышению цен на древесину, препятствованию торговле, воздействию всего этого на сельское хозяйство и массе других печальных последствий происходящего. Несмотря на то что скорость уничтожения лесов значительно увеличилась после реформы 1861 года, уже в предшествующие десятилетия ущерб лесу был достаточным, чтобы бить тревогу.
В 1837 году была назначена Императорская комиссия с целью изучения роли, которую вырубка леса могла сыграть в снижении уровня воды в Волге; комиссия пришла к заключению, что уменьшение лесных территорий региона могло явиться причиной этому, но посчитала «преждевременным» устанавливать новые правовые ограничения на вырубку прибрежных лесов [Вейнберг 1879: 22][124]. Тем не менее дискуссия продолжилась в «Журнале Министерства государственных имуществ» и Московском обществе сельского хозяйства, где председательствующим секретарем был С. А. Маслов [Вейнберг 1879:24,26]. Среди печатных средств массовой информации, освещавших лесной вопрос, центральную роль играл «Лесной журнал», который начал печататься в Санкт-Петербурге в 1833 году как первое периодическое издание о лесе, выпускаемое Обществом для поощрения сельского хозяйства, основанным в 1832 году и в 1845 году влившимся в Вольное экономическое общество, «старейшее и самое влиятельное экономическое общество в России» [Atkinson 1980: 97][125]. «Лесной журнал» выходил на протяжении всего века с двадцатилетним перерывом (1851–1871 годы), после которого его аудитория и задачи изменились в связи с ростом профессионализма в лесоводстве[126]. С 1833 по 1851 год основной задачей «Лесного журнала» была «возможность содействовать владельцам к правильному устройству лесного хозяйства сообщением полезных сведений о лесных науках и новых по сей части открытий»[127]. Выходившие раз в два месяца номера предоставляли помещикам и приказчикам разнообразные точки зрения и данные о лесах и сельском хозяйстве. Среди рубрик журнала в 1840-е годы можно было найти лесоведение, лесную технологию и систематизацию, энтомологию, естествознание, зоологию и ботанику. Для развлечения читателя предлагались рассказы об охотничьих подвигах и отчеты о погодных аномалиях, а также разнообразные подборки о садоводстве, пчеловодстве и лесных вредителях[128]. Номера постоянно включали в себя отчеты и доклады об исчезновении лесов и прочих проблемах леса в европейских странах и Новом Свете[129]. На протяжении 1840-х годов в журнале периодически сообщалась лесная статистика с регулярными «полевыми отчетами» из царских лесов и частных поместий со всей Центральной России[130].
В статьях «Лесного журнала» и «Журнала сельского хозяйства и овцеводства» сокрушались об уничтожении лесов и призывали к повышению качества управления лесными ресурсами. В формулировках не церемонились, и типичный заголовок «Лесного журнала» 1841 года звучал так: «Взгляд на состояние лесов вообще в России, главные причины истощения оных и способ к устранению сего зла»[131]. В статье на страницах «Журнала сельского хозяйства и овцеводства» за тот
