Пирамиды - Терри Пратчетт

— Поищи в одном из тех, сзади, — указал царь. — Она всегда плохо ориентировалась на местности.

Дворец был поистине огромен. Даже днем Теппику с трудом удавалось не заблудиться. Он прикинул, каковы его шансы отыскать что-либо в такой колодезной тьме.

— Знаешь, это семейная черта. Твой дед вообще писал на сандалиях «правая» и «левая». Тебе еще повезло, что в этом смысле ты пошел в мать.

Странно. Она не говорила — она болтала. Даже самую простую мысль не могла обдумывать более десяти секунд. Мозг ее накоротко замыкался на язык, и стоило хоть одной мысли появиться у нее в голове, как она тут же произносила ее вслух. По сравнению с дамами, с которыми он встречался на званых вечерах в Анке и которые находили особую усладу в том, чтобы развлекать молодых убийц, угощать их дорогими, изысканными деликатесами, разговаривать с ними о высоких и деликатных материях, глаза горят, как карборундовые сверла, а губы влажно блестят и переливаются… гм, так вот, по сравнению с ними она была пустой, как… как пустышка. И все же ему отчаянно хотелось разыскать ее. Ее прямота и нетребовательность действовали на него, как приворотное зелье. О ее груди он вообще старался не вспоминать.

— Я рад, что ты вернулся за ней, — неопределенно выразился царь. — Она тебе, знаешь, как сестра. Наполовину. Помнится, я хотел жениться на ее матери, но, увы, она была не царских кровей. Яркая женщина.

Теппик напряг слух. Да, вот опять: слабый звук, словно кто-то дышит, слышный только потому, что так глубоко молчание ночи. Огибая ящики, юноша прошел в глубину комнаты, снова прислушался и открыл крышку.

На дне, свернувшись клубочком, лежала Птраси и спала, подложив руку под голову.

Теппик осторожно прислонил крышку к стене и дотронулся до волос девушки. Она пробормотала что-то во сне и повернулась поудобнее.

— Эй, — шепнул Теппик, — пожалуй, пора просыпаться.

Птраси снова перевернулась и пробормотала что-то вроде: «Встфлгл».

Теппик не знал, что делать. Ни Диос, ни его наставники не готовили его к такого рода ситуации. Он знал по меньшей мере семьдесят способов убить спящего человека, но ни одного — как разбудить его перед этим.

Теппик осторожно дотронулся пальцем до самой нейтральной части ее тела. Птраси открыла глаза.

— А, это ты, — зевнула она.

— Я пришел забрать тебя отсюда, — прошептал Теппик. — Ты проспала весь день.

— Я слышала, как кто-то разговаривает, — промолвила девушка, потягиваясь так, что Теппик поспешил отвернуться. — Это был все тот же жрец, ну, похожий на лысого орла. Жуткий человек!

— Правда? Ты так думаешь? — Теппик облегченно вздохнул, услышав это непредвзятое мнение.

— Да. Я и затаилась. А еще царь приходил. Новый.

— О, и он здесь был? — слабо спросил Теппик. Тон, которым она произнесла слово «новый», стилетом пронзил его сердце.

— Все девушки говорят, что он со странностями, — добавила Птраси, пока Теппик помогал ей выбраться из ящика. — Знаешь, вообще-то до меня можно дотрагиваться, я не фарфоровая.

Он поддержал ее руку, чувствуя, что больше всего на свете ему сейчас хочется принять холодную ванну и хорошенько проветриться, пробежавшись по крышам.

— А ты убийца, да? — продолжала Птраси. — Я про это вспомнила, когда ты уже ушел. Убийца, откуда-то из-за границы. Смотри-ка, весь в черном. Ты что, хочешь убить царя?

— Я бы не против, — ответил Теппик. — Он начинает действовать мне на нервы. Слушай, ты не могла бы снять свои браслеты?

— Зачем?

— От них такой шум, когда ты идешь…

Даже серьги в ушах Птраси, казалось, вызванивали часы, когда она поворачивала голову.

— Не хочу, — топнула ножкой Птраси. — Без них я буду как голая.

— Ты и в них почти голая, — прошипел Теппик. — Пожалуйста!

— Она умеет играть на цимбалах, — произнесла тень Теппицимона XXVII, не зная, какое еще умение в ней отметить. — Правда, не то чтобы очень. Разучила до пятой страницы «Маленькие пьесы, для развития беглости пальцев».

Теппик ползком пробрался к выходу из комнаты бальзамировщиков, периодически подолгу прислушиваясь. Во дворце стояла тишина, прерываемая только тяжелым дыханием и доносящимся сзади звоном: это Птраси снимала с себя украшения. Теппик по-пластунски вернулся обратно.

— Пожалуйста, поторопись, — взмолился он, — времени у нас…

Птраси плакала.

— Ну, — промямлил Теппик. — Ну…

— Некоторые мне подарила еще бабушка, — всхлипнула Птраси. — И старый царь тоже делал мне подарки. А вот эти серьги хранились у нас дома много-много лет. Поставь себя на мое место!

— Видишь ли, она эти драгоценности не просто носит, — пояснила тень Теппицимона XXVII. — Они как бы часть ее самой.

«До чего же проницательным я стал, — добавил он уже сам для себя. — И почему мы после смерти вдруг резко умнеем?»

— Да, но я не ношу украшений, — ответил Теппик.

— А все эти твои кинжалы и прочие штучки?

— Они нужны мне для работы.

— Что ж, ладно.

— Послушай, можешь не выбрасывать их, вот, положи в мою сумку, — добавил Теппик. — Но нам надо идти, и как можно скорее. Пожалуйста!

— До свидания, — печально изрекла тень, глядя, как молодые люди выскользнули во двор.

Потом, плавно проплыв по комнате, вернулась к своим останкам — не лучшая компания.

Ветер на крыше был еще суше и жарче. За рекой одна из старых пирамид уже светилась, но отсветы казались слабее — что-то было не так.

— У меня кожа как будто зудит, — заметила Птраси. — Что-то случилось?

— Словно мы попали в грозу… — задумчиво пробормотал Теппик, глядя через реку на Великую Пирамиду.

Сейчас она была похожа на черный треугольный провал в ночи. Люди метались вокруг ее основания, как психи, наблюдающие пожар родного дурдома.

— А что такое гроза?

— Очень трудно объяснить, — озабоченно ответил Теппик. — Ты случайно не видишь, что они там делают?

Птраси взглянула за реку.

— Похоже, очень заняты.

— По-моему, это больше смахивает на панику.

Зажглись еще несколько пирамид, но обычно отвесные, рычащие языки пламени неровно вспыхивали и раскачивались взад-вперед, словно под неощутимыми порывами ветра.

Теппик встряхнулся.

— Надо поскорее увести тебя отсюда, — заявил он.

— Я же говорил, нужно было закончить ее сегодня же вечером! — прокричал Птаклюсп 2-б, стараясь перекрыть издаваемый пирамидой скрежет. — Теперь до нее не добраться, там, наверху, должно быть, кошмарный вихрь!

Дневная корка льда, покрывавшего черный мрамор, растопилась, а до самого камня с трудом можно было дотронуться. Птаклюсп 2-б рассеянно взглянул на навершие, потом на брата, который прибежал как был — в ночной рубашке.

— Где отец? — спросил он.

— Я послал одного из нас разбудить его, — ответил Птаклюсп 2-а.

— Кого?

— Вернее, одного из тебя.

— А… — и Птаклюсп 2-б снова уставился на навершие. — Не такое уж оно и тяжелое. Мы вдвоем могли бы на руках поднять его туда.

Он испытующе взглянул на брата.

— С ума сошел. Пошли кого-нибудь из людей.

— Все разбежались…

Вниз по реке еще одна из пирамид попыталась засветиться — раздался треск и шипение, и воющий, рваный язык пламени по дуге прочертил небо, вонзившись в землю у самого подножия Великой Пирамиды.

— Она начинает взаимодействовать с другими! — воскликнул 2-б. — Давай. Надо зажечь ее немедленно — это единственное спасение!

Неподалеку от одной из граней пирамиды синий зигзаг взметнулся в небо и ударил в каменное изваяние сфинкса. Воздух зашипел.

Братья взяли камень с двух сторон и кряхтя стали тянуть его вверх по лесам. Пыль, клубящаяся вокруг, принимала странные очертания.

— Слышишь? — нахмурился 2-б, когда они поднялись на первую площадку.

— Хочешь сказать, что мы столкнулись с утечкой времени и пространства?

Во взгляде, который архитектор бросил на брата, сквозило неподдельное изумление. Не каждый день услышишь такое верное определение от какого-то там бухгалтера. Но вскоре изумление вновь сменилось ужасом.

— Я не о том, — едва вымолвил он.

— Воздух стонет, будто его пытают!

— И не это, — с досадой ответил 2-б. — Я имею в виду скрип.

Разряд прогрохотал еще над тремя пирамидами и, пронзив роящиеся облака, ушел в черную мраморную вершину.

— Нет, скрипа не слышу, — признался 2-а.

— По-моему, он идет изнутри самой пирамиды.

— Что ж, можешь приложить ухо и послушать, но я этого делать не собираюсь!

Порывы ветра раскачивали леса. Еле удерживая тяжелый камень, братья с трудом перебрались на другую лестницу.

— Я же сказал, у нас ничего не получится, — пробормотал бухгалтер, когда камень нежно опустился прямо ему на ногу. — Не надо было браться за эту стройку.