Абсолютные друзья - Джон Карре

Это помещение служит и конференц-залом. Посередине стоит стол цвета меда. По продольным торцам выстроились обитые кожей троны. Паркет из лучшего тика, железные ворота выводят на задний двор. Взяв в руки корону Гамлета, Манди слышит, как прямо над головой гремит голос Лексэма, нашего ямайкского Макбета, перекрывающий раскаты грома. Завернув корону в какие-то тряпки, он укладывает ее в ящик. А когда берется за цепь Полония, чтобы поступить с ней аналогичным образом, замечает Банко, который смотрит на него из кирпичной арки по левую руку, только сегодня Банко играет Саша в современной одежде.

Никакого дыма, никакого стробоскопического мерцания. Только очень худой, очень маленький Саша с коротко стриженными волосами, большущими, как никогда, глазами, в черном костюме похоронных дел мастера и коричневом бойскаутским галстуке, с брифкейсом из кожзаменителя, будто у мелкого партийного функционера, в левой руке. Правая рука вытянута и прижата к боку, сам он стоит в арке по стойке «смирно». Очевидно, выполняет наказ режиссера: вот так ты должен стоять, с правой рукой, прижатой к боку, держа в левой брифкейс, когда твой друг Тедди соблаговолит заметить тебя.

Ящик для реквизита на полу, Манди сидит рядом с ним на корточках, с цепью Полония в руках, будто собирается надеть ее кому-то на шею. И вот тут, на какое-то время, он просто отказывается верить своим чувствам. Ты не Банко, и ты не Саша, ты – никто. Как может Саша надеть такой нелепый костюм?

Потом, с неохотой, ему приходится признать, что человек, который определенно не Саша, что-то говорит ему. И никто, включая Манди, не может говорить голосом Саши, за исключением самого Саши.

– Благослови тебя бог, Тедди. Мы должны действовать быстро и спокойно. У тебя все хорошо?

– Цвету и пахну. У тебя тоже?

Во сне, вместо того чтобы озвучить роящиеся в голове мысли, ты говоришь что-то абсурдное.

– Я слышал, ты женился. И вот-вот обзаведешься потомством, несмотря на все усилия западноберлинской полиции. Я тебя поздравляю.

– Благодарю.

На мгновение мужчины замирают в позе дуэлянтов. Саша не решается выйти из арки. Манди по-прежнему сидит на корточках у ящика для реквизита, с цепью Полония на ладонях. С этого места расстояние до Саши столь же велико, как и длина крикетного поля в Кройцберге, а то и больше.

– Тедди, я прошу внимательно слушать меня и свои комментарии свести к минимуму. Это трудно, но ты попытайся. В Западном Берлине мы были партизанами, в этом буржуазном детском саду мы – преступники.

Манди укладывает цепь в ящик для реквизита и встает. Поворачивается, видит, что Саша уже рядом, смотрит на него снизу вверх. Около каждого темного глаза сеть морщинок, но в остальном базовая модель не претерпела никаких изменений.

– Ты слушаешь меня, Тедди?

Он слушает.

– Первый акт вашей странной постановки закончится через пятнадцать минут. Я должен вернуться на свое место в зале, чтобы успеть поаплодировать артистам. На официальном приеме по окончании спектакля ты и я увидимся впервые, выразим радость и изумление, обнимемся, как давние друзья. Ты не теряешь ход моих мыслей?

Он не теряет.

– Дополнительные краски в наше публичное воссоединение добавит твое смущение. Ты будешь чуть выбит из колеи, поскольку не ожидал, что тебе напомнят о твоем радикальном прошлом, особенно здесь, в германском демократическом раю. Я тоже буду переполнен радостью, но где-то проявлю сдержанность, постараюсь уходить от прямых ответов. Это считается нормальным в обществе, где у каждого слова несколько значений и много слушателей. Что ты собираешься делать со своим польским актером?

– Переправить в Западный Берлин.

Это говорит он? Саша его слышит? Иногда во сне твой голос слышен всем, кроме тебя самого.

– Как? – спрашивает Саша.

– На крыше автобуса. Завернем его в задник.

– Так и сделай. У пограничников приказ не найти его. Твой товарищ Эрна – бывалый служака. И проследит, чтобы они по ошибке не проявили излишнего рвения. Парнишка – подсадная утка, участник совместной операции нашей и польской разведок, направленной на подрыв бастионов Запада. По прибытии в Берлин незамедлительно иди в представительство Великобритании. Потребуй встречи с мистером Арнольдом, эта кодовое имя главы представительства вашей разведки. Если они попытаются убедить тебя, что он в Лондоне или Бонне, ответь, что по имеющейся у тебя информации он в пять часов вечера прибыл в Темпельхоф[70] из Лондона. А потом сдай ему поляка. Ты уже работаешь на «Интеллидженс сервис»?[71]

Нет.

– Значит, будешь. Также сообщи мистеру Арнольду, что поляк – «засланный казачок», но он не должен сразу воспользоваться этой информацией, а не то «засветит» отменного потенциального агента. Ты заметил, какая вонючая эта страна?

– Пожалуй.

– Здесь смердит каждый угол. Дешевыми сигаретами, дешевым потом, дешевым дезодорантом, брикетами прессованного бурого угля, который только травит тебя, но не греет. Мы завязли в клею государственной бюрократии. Общество начинается со звания капитана, каждый официант и таксист – деспот. Ты спал здесь с женщинами?

– Насколько припоминаю, нет.

– До полной акклиматизации не рекомендую. И под любым предлогом избегай пить вино. Венгры отравляют нас гадостью, которую называют «Бычья кровь». Оно считается деликатесом, но я подозреваю, что это месть за подавление их контрреволюционного выступления в 1956-м. Мы втянулись во вторую «холодную войну». На Востоке у нас товарищ Брежнев и Афганистан, на Западе – «першинги» и крылатые ракеты. Будь добр, попроси мистера Арнольда прежде всего нацелить их на Восточную Германию.

Говоря все это, Саша выкладывает на стол содержимое брифкейса. В последние недели Манди надарили массу подобного барахла, и вот дарят снова: книгу о балете Большого театра, хромированную статуэтку здоровяка-рабочего, судя по одежде, сталевара, сине-белая банка из имитации мейсенского фарфора, болтающаяся, плохо подогнанная крышка приклеена липкой лентой. И лишь один подарок выбивается из общего ряда: запечатанная коробка с неиспользованными 35-миллиметровыми фотопленками «Кодак», точно такими же пользуется Манди, чтобы сделать снимки, которые намеревается показать Кейт по прибытии домой.

– Все это подарки для тебя, Тедди, от твоего давнишнего друга. Однако, как только попадешь в Западный Берлин, передай их мистеру Арнольду. В них, среди прочего, содержатся требования и условия моей работы на его организацию. В банке грецкие орехи. Ни в коем случае не пытайся съесть их сердцевину во время поездки, даже если будешь умирать от голода. Положи пленки вместе со своими и фотоаппаратом. Они не для использования, а тоже для передачи мистеру Арнольду. Первого июня в Праге состоится Летний фестиваль танца. Британский совет намерен послать тебя?

– Насколько мне известно, нет, – до первого июня, это он помнит из другой жизни, еще шесть недель.

– Пошлет. Мистер Арнольд должен позаботиться о том, чтобы английских танцоров сопровождал именно ты. Я тоже там буду. Как и ты, я вдруг воспылал любовью к международным культурным связям. Я буду работать только с тобой, Тедди. Я, как мы говорим в шпионском бизнесе, собака одного хозяина и буду гавкать, пока им будешь ты. Я сообщил мистеру Арнольду, что ни к кому другому доверия у меня нет. Сожалею, что приходится ставить такое условие, но в сердце ты – шовинист и только обрадуешься возможности послужить своей нелепой стране.

– Что произойдет, если они найдут все это при обыске? След сразу приведет к тебе.

– Со стороны обыск автобуса вашей труппы и вещей, возможно, покажется очень обстоятельным, но ничего криминального обнаружено не будет. За это мы должны благодарить героического Яна.

К Манди наконец-то возвращается его собственный голос. Или жалкое подобие последнего.

– Саша, что ты творишь? Это же гребаное безумие!

– После трогательной встречи на вечернем банкете наши прежние взаимоотношения станут известны моему начальству. Ты получил удовольствие от общения с профессором Вольфгангом?

– Мне хватало других проблем.

– В Ильменау, через ветровое стекло моего автомобиля, у меня сложилось впечатление, что ты показал себя во всей красе. Произвел на Профессора незабываемое впечатление. Он считает тебя идеальным объектом для дальнейшей разработки. Я предупредил, что тебя голыми руками не возьмешь. Потребуется долго и тщательно обхаживать тебя со всех сторон, и он согласился доверить эту работу мне, как твоему давнему другу и идеологическому наставнику. В Праге, если сочту, что подходящий момент настал, я сделаю первый заход. Ты, конечно, не откликнешься, даже будешь чуть шокирован. Это нормально. Ты – Тедди, мой друг по студенческим временам, в душе, скорее всего, осуждающий капиталистические ценности, но полностью интегрировавшийся в общество потребления. А вот после размышлений, на которые, само собой, требуется время, ты обнаружишь, что в тебе все еще горит мятежный огонь, и вот тогда ты поддашься на наши льстивые речи. С деньгами у тебя, как обычно, не густо?