База-500: Ягдкоманда - Алекс Берн

В августе 1939 года в лагере неожиданно появился Герлиак, одетый в форму СС-штурмбаннфюрера. Он выглядел осунувшимся, но находился в приподнятом настроении. Бремер сообщил, что «учебная команда Анклам» преобразуется в «зондеркоманду Анклам», а Герлиак назначен ее командиром. Бремер занял должность начальника штаба зондеркоманды.

— Час пробил! — торжественно сообщил Герлиак. — руководство сочло ваше обучение завершенным. Настало время проверить вас в деле!

Рудаков думал, что их собираются использовать для диверсий на территории СССР, но буквально на другой день началось вторжение в Польшу. Зондеркоманда двигалась непосредственно за наступающими немецкими войсками, зачищая местность от разрозненных, но продолжавших сопротивление групп польских военных. Так они оказались в Люблине, где Герлиак сообщил личному составу, что отныне пригород Люблина будет являться местом их постоянной дислокации. Зондеркоманда развертывается в «батальон СД специального назначения 500» и поступает в оперативное подчинение начальника СД и полиции люблинского дистрикта СС-группенфюрера Глобочника. Задачей батальона является зачистка новой территории рейха от евреев и польских бандитов.

Затем Герлиак сообщил о кадровых перемещениях в связи с переформированием команды в батальон. Плахотников убыл на излечение после тяжелого ранения и командиром третьей роты (в которой служило много русских эмигрантов и хорошо знавших русский язык прибалтийских немцев) был неожиданно для себя назначен Рудаков с присвоением ему звания СС-оберштурмфюрера. Бремера назначили командиром первой роты. Освободившуюся вакансию начальника штаба должен был занять какой-то работник из центрального аппарата СД, но его так никто и не увидел: вплоть до своей гибели под Демянском обязанности начальника штаба продолжал исполнять Бремер.

Затем началась служба, которую Рудаков не любил вспоминать. Лишь июнь сорок первого принес ему надежду на освобождение его Родины от большевистского режима. Надежда эта жила в нем, не взирая на многозначительный монолог фон Лампе во время их последней мимолетной встречи в июле 1941 года:

— Дорогой Сережа! Я очень рад и чертовски завидую вам, что для вас нашлось место в рядах отправляющейся на битву Европы с большевистским варварством германской армии. С прискорбием должен отметить, что не все, — да что греха таить! — далеко не все русские эмигранты готовы последовать вашему примеру. После того как Сталин в 1938 году поставил к стенке многих из тех, кого мы давно приговорили к смерти; после того, как Сталин предпринял усилия для восстановления атрибутов и границ Российской империи, — многие уверовали, что именно Сталину суждено вернуть Россию на круги своя; что именно он покончит с безумием большевизма. Многие восприняли казнь негодяя Троцкого как знак Судьбы, как поворотный момент… Я не склонен смотреть на вещи подобным образом, но хочу вас предупредить: наши эмигранты, — даже из числа тех, что отважно воевали с большевиками, — более не заслуживают безусловного доверия. Не хочу напоминать о генералах Скоблине и Слащеве, чьи заслуги в борьбе с большевизмом очевидны, но которые вдруг оказались на стороне Сталина, причем самым предательским образом. Тем не менее, друг мой, будьте осторожны, не доверяйте никому!

Однако Рудаков скептически отнесся к предостережениям фон Лампе: бойцы Красной армии сдавались в плен целыми дивизиями; на покинутых большевиками территориях мгновенно образовывались местными активистами группы самообороны, насчитывавшие зачастую тысячи добровольцев. Они охраняли свои районы в качестве вспомогательной полиции и боролись с большевистским подпольем и отрядами окруженцев.

После Демянска понесший чудовищные потери батальон отвели на переформирование. Рудаков стал командиром первой роты и до прибытия нового начальника штаба возглавил батальон. От прежнего состава осталось не более 20 %. Батальон пополнили призывниками и добровольцами из преимущественно польских фольксдойче и русских военнопленных.

И все же даже потрясшие Рудакова беспощадные и кровопролитные бои в железном кольце войск Красной армии под Демянском не поколебали его уверенности в близком разгроме большевизма.

Его уверенность поколебали события нескольких последних недель лета сорок второго года.

Глава 10

Генрих Герлиак

Вайсрутения

Я надеялся, что прямое подчинение полицайфюреру «Руссланд-Митте» и личное секретное задание рейхсфюрера избавят мой батальон от участия в зачистках. Но мои иллюзии грубо развеяла реальность в лице молодого и высокомерного СС-гауптштурмфюрера, заявившегося в расположение моего батальона утром следующего дня.

— Командир зондеркоманды СД «Минск» СС-гауптштурмфюрер Гилле, — представился он.

— Чем обязан столь раннему визиту, гауптштурмфюрер? — недовольно осведомился я.

— Я выполняю задание начальника СД и полиции безопасности генерального комиссариата «Вайсрутения» СС-оберштурмбаннфюрера Штрауха, — сообщил он. — Проводится операция по очистке гетто в Слониме. Она уже началась, слышите?

Я подошел к окну и распахнул створки. Над центром Слонима поднимались клубы дыма, слышались отдаленные выстрелы и пулеметные очереди.

— Да, разумеется, — отозвался я. — Но я подчиняюсь непосредственно полицайфюреру «Руссланд-Митте», а не командиру полиции безопасности и СД «Остланда». Так и доложите своему начальству.

Однако мой холодный ответ не возымел никакого действия на наглого гауптштурмфюрера: он не был пьян, но, судя по его неуемной энергии, находился в объятиях первитина или чего-нибудь еще в этом роде.

— Начальством для оберштурмбаннфюрера Штрауха пока является командир Айнзатцгруппы «А» доктор Пифрадер, — заявил гауптштурмфюрер. — Не далее как третьего дня доктор Пифрадер связался с вашим непосредственным начальником обергруппенфюрером фон дем Бахом и получил от него согласие на привлечение вашего батальона к операции. Вот телефонограмма из штаба фон дем Баха.

Я ознакомился с содержанием переданной мне гауптштурмфюрером телефонограммы. Из телефонограммы следовало, что полицайфюрер «Руссланд-Митте» приказывает командиру батальона СД специального назначения «Люблин 500» (то есть мне) передать в распоряжение СС-гауптштурмфюрера Гилле роту солдат для обеспечения операции, проводимой силами СД и полиции генерального комиссариата «Вайсрутения» в районе Слонима. Время окончании командировки определяется фактическим завершением операции.

— Хотите кофе, Гилле? — сухо осведомился я, прочитав телефонограмму. А что мне еще оставалось сказать?

Гилле от кофе отказался и отбыл, назначив место сбора моих людей возле Слонимского гетто. Перед отбытием я успел спросить его:

— Что будут делать мои люди, гауптштурмфюрер? Если не секрет, конечно?

— Какие там тайны могут быть от вас, — усмехнулся Гилле. — Вы ведь принимали участие в экзекуциях в составе Айнзатцгруппы «А», не так ли? Так вот… Поступила информация, что в лесу юго-западнее Слонима скрывается группа бежавших из гетто евреев… человек триста-четыреста. Гнать их в гетто не имеет смысла, тем более что там много детей и пожилых людей, ослабевших от голодной жизни в лесу. Поэтому я получил разрешение провести экзекуцию не в слонимском гетто, как это было определено по плану, а на окраине Слонима. Мне нужны ваши люди для организации оцепления. Да, и еще мне понадобится человек десять: хороших стрелков, с хорошими нервами, желательно имеющих опыт экзекуций. Среди них должен быть минимум один опытный и хладнокровный пулеметчик.

— Нет проблем, гауптштурмфюрер, — заверил его я. — Можете не сомневаться: мои люди безупречно справятся с заданием.

Вариантов не было: я вызвал Рудакова и сообщил ему о предстоящем деле. Он буквально окаменел, выслушав приказ.

— Отправка через час, — добавил я. — Захвати коньяк для себя лично и бимбер для своих людей. Они будут стоять в оцеплении, а Гилле выдаст спиртное только исполнителям. Да, построй личный состав, надо еще отобрать десяток добровольцев.

— Не сомневаюсь, что первым вызовется этот подонок Николас Крюгер, — проворчал Рудаков.

— Что? — нахмурился я. — Если все понятно, то свободны.

— Так точно, оберштурмбаннфюрер! Хайль Гитлер! — выкрикнул Рудаков и вышел.

Я надел мундир и вышел во двор. Весь личный состав уже был построен, и Рудаков отдал мне рапорт. Я скомандовал «вольно» и обратился к личному составу:

— Господа! Нам предстоит принять участие в поимке и экзекуции беглых евреев. Нужно десять добровольцев для непосредственного участия в экзекуции, остальных направят в оцепление. Предпочтение будет отдано тем, кто уже участвовал в подобных акциях. Вы поступите под командование СС-гауптштурмфюрера Гилле, который гарантировал добровольцам на время акции усиленное питание и коньяк. Итак, добровольцы, — выйти из строя!