В водовороте - Алексей Писемский

- Чему вы смеетесь над нашим обществом? - проговорил он почти с пеной у рта.

- Мы ничему не смеемся! - пробормотал, покраснев, Архангелов.

- Смеетесь, черт возьми, когда вам говорят то! - воскликнул князь и стукнул стулом об пол.

- Мы, ей-богу, не над вами-с! - говорил Архангелов почти со слезами на глазах.

- Над чем же вы смеетесь?.. Над чем? - приступал князь и хотел, кажется, схватить молодого человека за воротник.

- Князь, assez, finissez donc!* - крикнула ему Анна Юрьевна, удивленная до крайности всей этой выходкой князя.

______________

* довольно, прекратите же! (франц.).

Княгиня тоже сильно смутилась, а барон явно струсил.

- Я голову вам размозжу, если вы осмелитесь хоть улыбнуться при мне! продолжал кричать на молодых людей князь, причем Архангелов желал только извиниться как-нибудь перед ним, а товарищ его, напротив, делал сердитый вид, но возражать, однако, ничего не решился.

Елена, с самого начала этой сцены больше и больше изменявшаяся в лице, наконец, тоже встала и прямо взяла князя за руку.

- Пойдемте, мне нужно с вами переговорить! - сказала она.

- Сейчас! - отвечал тот и, по-видимому, еще что-то такое хотел крикнуть на Архангелова.

- Пойдемте, мне очень нужно! - повторила окончательно настойчивым голосом Елена и, не выпуская руки князя, увела его в соседнюю комнату.

Архангелов после того не преминул обратиться к оставшемуся обществу.

- Ей-богу, я ничего, решительно ничего не сказал! - проговорил он, разводя руками.

- Ну, не оправдывайтесь!.. Уходите лучше! - сказала ему Анна Юрьевна.

- Сию секунду-с! - отвечал тот и, мигнув своему товарищу, вышел с ним из залы.

В это время Елена разговаривала в соседней комнате с князем.

- Я теперь все понимаю, всё! - произнесла она с ударением.

- Что вы понимаете? - возразил ей князь, далеко еще не пришедший в себя от гнева.

- Все! - отвечала Елена задыхающимся голосом. - Как же? Как он смел оскорбить княгиню!.. Я бы убить его советовала вам! - прибавила она с насмешкой.

- Я совсем не потому... - проговорил князь.

- Перестаньте лгать!.. Я говорить после этого с вами не хочу!.. произнесла Елена и проворно вошла опять в залу. - Анна Юрьевна, возьмите меня в свой кабриолет, мне ужасно хочется проехаться на вашем коне! обратилась она к той.

- Хорошо! - отвечала как-то протяжно Анна Юрьевна. - Но где же князь и что с ним происходит? - прибавила она с беспокойством.

- Отдыхает там от своего гнева, я с ним и ехать боюсь - решительно! отвечала, как бы смеясь, Елена.

- Но за что же он тут рассердился? - спрашивала Анна Юрьевна.

- За то, что эти господа болтали что-то такое про всех нас.

- О, как это смешно с его стороны! - воскликнула Анна Юрьевна.

- И я ему говорила, что странно это!.. - подхватила Елена.

Княгиня, при всем этом разговоре их, ничего не сказала, а барон так даже отошел от нее и стоял уже вдали.

- Только мы теперь же и поедемте! - обратилась Елена почти с умоляющим видом к Анне Юрьевне. - У меня maman больна: мне надобно поскорее домой!..

- Пожалуй, поедемте! - произнесла опять с расстановкой Анна Юрьевна; ей самой было противно оставаться в клубе. - Скажите князю, чтобы он довез моего грума, - присовокупила она княгине, уходя; и, когда Елена стала садиться в кабриолет, Анна Юрьевна ей сказала с участием:

- Поосторожней, ma chere, смотрите, берегите себя!

- Нет, ничего! Что мне сделается! - произнесла Елена почти с каким-то презрением к самой себе.

- Как что!.. Очень может сделаться! - возразила Анна Юрьевна и лошадь свою не погнала, по обыкновению, а поехала, явно желая поберечь Елену, самой легкой рысцой: Анна Юрьевна в душе была очень добрая женщина.

Тотчас после их отъезда воротился и князь в залу.

- Где ж Елена Николаевна? - было первое слово его.

- Она уехала с Анной Юрьевной, - отвечала княгиня, не смея, кажется, взглянуть мужу в лицо.

- Уехала?.. С Анной Юрьевной? - повторил князь. - В таком случае вы поедете со мною в фаэтоне! - прибавил он княгине.

- Хорошо, - отвечала она ему покорно.

- А я, значит, один в кабриолете поеду? - спросил барон с заметным удовольствием.

- Вы возьмите с собою грума Анны Юрьевны! - сказала ему княгиня.

- Ах да, так! - подхватил барон.

Во всю дорогу князь слова не промолвил с женой, и только, когда они приехали домой, он, выходя из экипажа, произнес полунасмешливо и полусердито:

- Извините, что я вас разлучил!

- Нисколько!.. Нисколько!.. Вы должны извиняться передо мною совершенно в другом!.. - воскликнула княгиня, и голос ее в этом случае до того был искренен и правдив, что князь невольно подумал: "Неужели же она невинна?" и вместе с тем он представить себе без ужаса не мог, что теперь делается с Еленой.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

I

Часов в двенадцать дня Елена ходила по небольшому залу на своей даче. Она была в совершенно распущенной блузе; прекрасные волосы ее все были сбиты, глаза горели каким-то лихорадочным огнем, хорошенькие ноздри ее раздувались, губы были пересохшие. Перед ней сидела Елизавета Петровна с сконфуженным и оторопевшим лицом; дочь вчера из парка приехала как сумасшедшая, не спала целую ночь; потом все утро плакала, рыдала, так что Елизавета Петровна нашла нужным войти к ней в комнату.

- Леночка, ангел мой, что такое с тобой? - спросила она ее как-то робко.

С тех пор, как князь стал присылать к ним деньги, Елизавета Петровна сделалась очень нежна с дочерью и начала постоянно беспокоиться об ее здоровье.

Елена молчала и ничего не отвечала, и только выступившие на глазах ее слезы и вздрагивающие щечки говорили об ее страшном душевном настроении.

- Верно, с князем что-нибудь вышло?.. Непременно уж так, непременно! произнесла Елизавета Петровна каким-то успокоивающим голосом.

- Он такой низкий человек, такой лгун! - проговорила, наконец, Елена.

- Ах, господи, ничего этого нет!.. Нам всегда так кажется, когда мы кого любим, - продолжала Елизавета Петровна тем же кротким и успокоивающим голосом.

Она в первый еще раз так прямо заговорила с дочерью об ее любви к князю.

- Нет, мне это не показалось!.. Я никогда бы не стала говорить, если бы мне это только показалось! - говорила Елена. - Впрочем, я сейчас сама ему тем же заплачу, - освобожу его от себя!.. Дайте мне бумаги и чернильницу!.. - прибавила она почти повелительно матери.

Та послушно встала, сходила и принесла ей то и другое.

Елена принялась писать к князю письмо.

"Вы понимаете, конечно, черноту ваших поступков. Я просила вас всегда об одном: быть со мной совершенно откровенным и не считать меня дурой; любить женщину нельзя себя заставить, но не обманывать женщину - это долг всякого, хоть сколько-нибудь честного человека; между нами все теперь кончено; я наложницей вашей состоять при вашем семействе не желаю. Пожалуйста, не трудитесь ни отвечать мне письмом, ни сами приходить - все это будет совершенно бесполезно".

Елизавета Петровна, усевшаяся невдалеке от Елены, употребляла было все усилия, чтобы прочесть то, что пишет Елена, но, по малограмотству своему, никак не могла этого сделать.

- Потрудитесь приказать Марфуше сходить к князю и отдать ему это письмо! - говорила Елена, запечатав облаткой письмо.

Елизавета Петровна нерешительно приняла его из рук дочери.

- Что ты такое, по крайней мере, пишешь к нему? - спросила она, вовсе не ожидая, что Елена ответит ей что-нибудь; но та, однако, отвечала:

- Пишу ему, что он нечестный человек и что между нами все кончено!

Елизавета Петровна даже побледнела при этом.

- Ах, не советовала бы я тебе этого делать, не советовала бы! проговорила она, не уходя из комнаты.

- Позвольте мне в этом случае ничьих советов не спрашивать, - возразила ей Елена.

- Но ты только выслушай меня... выслушай несколько моих слов!.. произнесла Елизавета Петровна вкрадчивым голосом. - Я, как мать, буду говорить с тобою совершенно откровенно: ты любишь князя, - прекрасно!.. Он что-то такое дурно поступил против тебя, рассердил тебя, - прекрасно! Но дай пройти этому хоть один день, обсуди все это хорошенько, и ты увидишь, что тебе многое в ином свете представится! Я сама любила и знаю по опыту, что все потом иначе представляется.

- Вы никогда не любили!.. Вы только, бог вас знает зачем, продавали себя! - сказала Елена.

Елизавета Петровна сильно покраснела.

- Нет, я любила, - повторила она и не стала больше говорить: она очень хорошо видела, что Елену нельзя вразумить, и только разве придется услышать от нее еще несколько крупных дерзостей.

- Марфуша! - крикнула между тем та.

- Я пойду и отдам ей письмо!.. - остановила ее с досадой Елизавета Петровна.

- Да вы непременно же отдайте! - сказала ей Елена.

- Отдам... Что мне!.. Делай глупости... - отвечала Елизавета Петровна, уходя, но, покуда шла из комнат в кухню, где была Марфуша, она кой-что попридумала.

- Поди, отдай это письмо князю!.. - начала она приказывать той. Непременно отдай ему в руки сама и скажешь ему, что это письмо от Елены Николаевны, а что Елизавета Петровна приказала-де вам на словах сказать, чтобы вы очень не беспокоились и пожаловали бы к нам сегодня, - поняла ты меня?