Вольф Мессинг — человек-загадка - Татьяна Лунгина

— Вот прочти одну любопытную статейку, правда, нигде не опубликованную, но автор-журналист В.Сафонов заранее любезно прислал мне ее копию.

Я прочла статью залпом и привожу сейчас самые впечатляющие абзацы, объясняющие суть тогдашнего разговора с Мессингом.

Неизвестный ни мне, ни Вольфу Григорьевичу журналист писал:

«Это произошло осенью прошлого года в Москве в Доме медицинских работников, где Мессинг демонстрировал свои способности врачебному персоналу. Я случайно оказался в составе жюри, и это позволило мне быть в курсе событий, происходивших как на сцене, так и среди зрителей.

Предпоследним опытом Мессинга был мысленный прием задания без контакта с рукой индуктора.

Для большей убедительности Мессинг был удален из зала под эскортом двух членов жюри. В его отстутствие надо было надежно запрятать какой-нибудь предмет, чтобы вернувшись, Мессинг попытался его найти. После споров и нескольких перепрятываний предмет — авторучка — был спрятан за обшивкой стенной панели.

Вводят Мессинга. Зрители замерли. Вольф Мессинг решительно направляется к девушке, спрятавшей ручку, и решительно выводит ее на сцену. Пристально всматривается в ее глаза и требует:

—Думайте! Дайте мысленный образ!..

«А что, если попробовать сбить Мессинга с толку?» — приходит мне на ум озорная мысль. И я немедленно начинаю ему внушать следующее:

«Не слушайте девушку, ручка вовсе не там, где она думает... Она на капители, слева от стены...» Я при этом лишь бегло посмотрел на профиль Мессинга — расстояние что-то около трех метров.

«Ручка лежит на капители колонны», — мысленно настаиваю я.

И вдруг происходит то, чего я, откровенно говоря, не ожидал.

Мессинг бросил в мою сторону злой взгляд и с раздражением сказал:

— Не нужно лишних приказаний... Туда лезть не удобно... Нет лестницы...

Я, разумеется, смутился и стал что-то бормотать в свое оправдание. И никаких ложных сигналов больше не подавал.

Мессинг вновь сосредоточился, даже внешне чувствовалось, что он «уходит» в себя: таким отрешенным стоял он несколько минут...»

— Так вот, Тайболе, ручку я, конечно, нашел без труда, но дал тебе прочесть это письмо, чтобы в признании моего озорного «недоброжелателя» ты увидела, какие трудности приходится иногда преодолевать...

Порой мне мешают неосознанно. Разноголосый хор чужих, то есть не индуктора, мыслей сливается в сплошной гул, который моментально нужно «просеять», чтобы пробиться к мысли индуктора. Это сравнимо с рыночной толчеей, когда торговцы наперебой выкрикивают свой товар, а ты вертишь головой влево-вправо, туда-сюда, и не соображаешь сразу, откуда выкрикивают — «свежая редиска», за которой ты, собственно, пришел.

Чтобы «услышать» чужие мысли, мне необходима особая собранность чувств и физических сил. И когда я достигаю этого состояния, мне уже не представляет труда телепатически настроить свой «слух». 

Контакт с рукой индуктора облегчает задачу выделить из многоголосья пестрых мыслей одну-единственную необходимую. И только.

Но я могу легко обходиться и без такого «локатора». Кстати, когда мне завязывают глаза, я трачу меньше усилий на выполнение задания — я полностью переключаюсь на зрение индуктора. Я свободно передвигаюсь по залу с завязанными глазами вовсе не потому, что молниеносно зафиксировал — как думают многие — расположение всей обстановки.

Дело обстоит иначе. Мост связи, перекинутый от моего зрительного нерва к глазному аппарату моего индуктора, работает гораздо слаженней, так как нет никакой словесной шелухи, и я «вижу» в это время все то, что видит индуктор, мой невольный помощник.

Вот почему лучшими проводниками бывают глухонемые индукторы. У них твердые, застывшие образы-категории — вынужденный результат ассоциативного мышления. Как сказал бы радист — чистые звуки в эфире.

Вольф Григорьевич вернул мне журнал «Здоровье», как бы подчеркивая, что «дискуссия» по поводу статьи профессора Косицкого исчерпана. И спросил:

— Как насчет того, чтобы повторить чаепитие? Еще хочу угостить тебя вареньем из айвы, мне позавчера прислали друзья из Баку...

Я охотно согласилась остаться, тем более что у меня в голове вертелся «каверзный» вопрос к Вольфу Григорьевичу.

Глава 24

Зритель требует жертв

Бакинский гостинец — айвовое варенье — и впрямь оказался божественным лакомством. Так уж издавна повелось на российских землях: либо чрезмерно водки, либо бесконечное чаепитие с купеческим размахом — варенье и пряники в накладку с беседой.

— Скажите, Вольф Григорьевич, — я выждала удобную паузу для своего озорного вопроса, — а, так сказать, нравственные «помехи» чинят вам зрители? Я имею в виду нескромные задания, или даже непристойные. Ведь и навеселе приходит порой в храм Мельпомены иной зритель, или просто так — позабавиться ради куражу, смутить вас, а если вы откажетесь от задания, то и обвинить в халтуре. Бывали такие случаи?

— Ты, Танюша, правильно сказала — «помехи». Потому что нескромные или непристойные задания не пропустит жюри. А вот в заключительной части — да, такие желания заказчика встречаются. Так припоминаю характерный случай, он как образец всех таких выходок.

В жюри поступила такая записка:

«Пройти к пятому ряду. У женщины, сидящей на месте 13, попросить книжку в голубом переплете. Раскрыть на 28 странице и прочесть седьмую строку снизу. Пожать ей руку...»

Задание не ахти какое сложное — как тысячи других. Но должен сказать, что на том «несчастливом» тринадцатом месте сидела молодая особа необычайной красоты, настоящая красавица. И приславший в жюри записку шутник, видимо, первоначально в своей буйной головушке имел совсем иные намерения. И писал он одно, а думы его витали в сферах «амурных», чтобы не сказать сильнее. Если подвергнуть текст записки психоанализу по системе Фрейда, то по зашифрованным подсознанием истинным желаниям можно заподозрить автора в коварных замыслах. Так, психоанализ утверждает, что не бывает случайных описок или оговорок, равно как и все слова-понятия имеют по ассоциации оборотную сторону. И оба глагола: «попросить» и «раскрыть» имеют и сексуальное «звучание», тем более это подтверждается тем, что не случайно выбраны цифровые данные.

Особа, к которой я должен был подойти, имела 28 лет от роду, а автор записки — 35. Сумма эта легко получается от сложения 28-ой страницы и 7-ой строки снизу. Это последнее слово особенно выдает написавшего.

Но не всех удовлетворяет психоанализ Фрейда. Есть скептики даже среди его последователей. Да я и сам с деталями его учения тогда не был знаком. А истинные намерения молодого человека я просто «услышал», когда выполнял задание. Я прочитал строчку из книги — это оказался томик стихов Тютчева — но его интересовало другое. Возможно, он знал эту прелестную женщину раньше, но не пользовался ее расположением, быть может, и вовсе был отвергнут. Не исключено, что он ее увидел здесь впервые перед началом программы или в фойе во время антракта. Это не меняет сути.