Александр Невский - Великий князь - М. Хитров

Рассматривая многостороннюю деятельность Александра Невского в качестве главы русского народа и стараясь разъяснить ее внутренний смысл, мы должны признать, что ключом для понимания его политики служат его отношения к монголам. Это вполне

понятно: завоевание Руси варварами и потеря политической самостоятельности - такое обстоятельство, которое, тяготея над всеми другими отношениями, надолго должно было определять исторические судьбы русского народа. Примириться в душе с фактом подчинения христианского народа грубым варварам, отказавшись от надежды на возвращение политической независимости, очевидно, было немыслимо; следовательно, оставалось избрать более или менее верный путь, который рано или поздно привел бы к освобождению. Современным руководителям судьбами русского народа представлялся двоякий исход: прежде всего, конечно, приходила в голову мысль воспользоваться несокрушенными еще силами христианского мира в лице западноевропейских государств и постараться призвать их на помощь против варварства, грозившего затопить весь цивилизованный мир. Это средство могло казаться наиболее легким и осуществимым. Но для того чтобы воспользоваться помощью христианского Запада, необходимо было объединиться с ним в духовном отношении, признать власть папы и, как роковое следствие этого, втянуться в круг западноевропейского развития. На этот путь и попытался вступить один из замечательных князей того времени, современник Александра Невского, Даниил Романович, король галицкий. Почти вся Юго-Западная Русь была в его владении. Сам он отличался выдающимися качествами, вызывающими глубокое сочувствие историка: всегда отважный, не знавший страха, великодушный и до крайности добросердечный, он в то же время обладал светлым, широким взглядом на политические обстоятельства того времени. Волей-неволей пришлось ему побывать в Орде с поклоном ненавистному Батыю. Татарский хан принял его с честью, но эта честь тяжело отозвалась в его сердце…

«О, злее зла честь татарская! - восклицали тогда. - Даниил Романович, князь великий, владевший Русской землей - Киевом, Волынью, Галичем, стоит на коленях, холопом называется, дань обещает платить, за жизнь свою трепещет, угроз боится!..»

Нестерпимым показалось такое унижение Даниилу. Скрепя сердце, в надежде на помощь с Запада, он решился дать клятвенный обет покорности римской церкви и принял королевский венец, по выражению летописца, от Бога, и- от престола св. Петра, и от отца своего папы Иннокентия… Ведал ли король галицкий, что творил, вступая в столь тесную связь с Западом? Бесспорно - и дальнейшая история русского народа доказала это - мы не могли бы успешно продолжать свое развитие, окончательно замкнувшись в себе и устранившись от Запада, не усвоив себе плодов высшей европейской культуры, но вопрос не в этом, а в том, когда, на какой ступени своего развития могли мы воспринять семена европейской культуры, не страшась потери своей политической и духовной самостоятельности? Если в XVIII веке, уже достаточно сильные своим государственным единством и национальным самосознанием, вступив в тесное культурное общение с Западом, мы тем не менее вкусили

много, много горьких плодов этого сближения,- готовы ли мы были к такому сближению в XIII веке?.. К счастью, все задушевные планы и надежды Даниила на помощь Запада рушились. Запад обманул его, папа не прислал ему помощи, и Даниил, прервав все сношения с Римом, умер сыном Православной церкви. Но лучшие силы этого благородного князя были потрачены безвозвратно: гоняясь за своей мечтой, он не успел ни освободиться от монгольского ига, ни позаботиться о том, чтобы оставить своему государству прочные залоги развития на будущее время. «Не прошло ста лет после Даниила,- говорит историк,- и в то время как в Восточной Руси возникали прочные начала государственного единения, Южная Русь, явившись еще в ХШ веке на короткое время в образе государства, под властью князя, получившего титул монарха между европейскими государями, не только распалась, но сделалась добычею чужеземцев… Восточною частью Южной Руси завладели литовцы, Западною - поляки, и, по соединении последних между собою в одну державу, Южная Русь на многие века была оторвана от русской семьи, подвергаясь насильственному давлению чуждых стихий и выбиваясь из-под их гнета тяжелыми, долгими и кровавыми усилиями народа».

Иной путь избрал славный князь Северо-Восточной Руси. Не рассчитывать на чужую помощь, а расти и подниматься собственными усилиями, с напряжением всех сил народных выработать и создать свой собственный центр могущества, сохранив неприкосновенными черты народности, и затем уже думать о свержении ига - таковы смысл и значение деятельности св. Александра Невского. Какая могучая вера в свой народ требовалась для того, чтобы не смутиться обрушившимися над Русью бедствиями, чтобы надеяться на то, что рано или поздно, укрепившись духовно и собравшись с материальными силами, Россия воскреснет, как Феникс из пепла, для новой, политически и духовно самостоятельной жизни!

Западные враги неминуемо грозили не только политической независимости, но самой народности. Зато с ними можно было бороться, и наш национальный герой сражается с ними без устали, без малейшей уступки, до крайнего напряжения сил. Думать же о сопротивлении татарам при подавляющем ввиду внутреннего состояния России перевесе материальных сил на их стороне было немыслимо. Необходимо было покориться им и на время пожертвовать политической независимостью. Зато они не представляли большой опасности для народности, для сохранения бесценных залогов будущего величия отечества. Стоило только внешними знаками глубокой покорности, обещанием богатых даней и подарками отстранять более тесное сожительство с варварами и держать их по возможности в некотором отдалении от Руси. Татары и без того по своей дикости и привычке к кочевому быту совершенно не склонны к оседлой, городской жизни, особенно в северных болотистых и лесных странах. Им не по вкусу сложное устройство народов более образованных и оседлых. Не предпочтут ли они ограничиться временным пребыванием в России своих баскаков, оставив неприкосновенными религию и нравы и предоставив по-прежнему власть русским князьям? Не предпочтут ли ханы и мурзы их довольствоваться большими доходами с покоренной страны, не утруждая себя скучными трудами и заботами суда и управления? Не останутся ли они в своих столь любезных им степях, не проникая в глубь Русской земли?

А между тем, усыпляя татар безусловною покорностью и данью, не следовало упускать из вида и забот о лучшей организации сил народных, чтобы хоть в будущем, близком или отдаленном, можно было вернуть и политическую независимость. Главная, самая могущественная охрана народности есть государство. Сила, кре-. пость и тяжесть этой народной брони, очевидно, должна соответствовать силе опасностей, которым она должна противостоять. Необ-. ходим был поэтому могучий подъем государственного духа, необходимо было довершить то, что было начато суздальскими князьями. Руси нужен был единодержавный властелин, распоряжающийся силами всей земли и имеющий полную возможность направлять их к общему благу. Идеал такого властелина предносился светлому уму Андрея Боголюбского. Но, всматриваясь глубже в дело, мы едва в состоянии обнять все трудности задачи. Кто заставит князей отказаться от своих прав и вместо независимых владетелей сделаться подручниками? Кто заставит области и города отказаться от своей особности и слиться в одно политическое тело? Кто принудит население нести тяжкие жертвы во имя малопонятного ему блага государственного? Здесь нам помогли отчасти сами татары… Прежде всего, они объединили всю Русь общим союзом - союзом общего горя, плена. Над Россией, помимо ее воли, вознеслась единая страшная власть - власть хана, и необходимость безусловного повиновения этой власти, после страшных погромов, живо сознавалась всеми - от князя до последнего смерда. Наши князья, став посредниками между ханом и русским народом, заслонив собою русский народ, оказывая полную покорность татарам, предотвращая погромы, могли в то же время укреплять свою власть, вводить более строгие формы зависимости по отношению к государству, требовать большего повиновения, больших жертв, не вызывая сильного народного неудовольствия и противодействия, потому что вся ненавистная сторона зависимости падала на татар. Привычку к своеволию, к распущенности должен был сдерживать страх сурового, беспощадного возмездия. Позорное иго предстояло обратить в школу исторического воспитания. Указывая на грозу нашествия, наши князья могли мало-помалу совместить в своих руках всю полноту власти, которую завоевание вручило татарам. По отношению к народу наши князья должны были уподобиться матери семейства, «которая,- выражаясь словами знаменитого писателя,- хотя и настаивает на исполнении воли строгого отца, но вместе с тем избавляет от его гнева, и потому столько же пользуется авторитетом, сколько и нежною их любовью»264. За успех ручалось врожденное русскому народу чувство государственности. Сначала подчиняясь необходимости и внешней силе, народ мало-помалу сознает благодетельность сильной государственной власти и сам станет на страже ее… Что же касается отношений князей между собою, то, очевидно, вопрос о чести, о первенстве должен был отойти на второй план. Надлежало позаботиться о силе - нравственной и материальной…