Неофициальная жизнь Романовых. Царский декамерон - Михаил Пазин

Анна Ивановна конечно же, как это и предполагали «верховники», подписала «кондиции». Это случилось 25 января 1730 года. Затем она выехала в Москву на коронацию. Однако насчет тупоумия Анны «верховники» ошибались, кроме того, были среди знати и противники ограничения самодержавия. В результате чего 28 февраля 1730 года Анна приказала подать «кондиции» и «при всем народе изволила, приняв, изодрать». С тех пор она стала править сама. Ну, не сама, конечно, а вместе с Эрнстом Биреном. Верховный тайный совет был распущен.

Так Анна Ивановна выиграла в историческую рулетку и стала русской императрицей.

А что же фаворит Бирен? Едва узнав, что Анна разорвала кондиции, он тут же кинулся в Петербург, но перед этим совершил свою очередную авантюру. Дело было в том, что Бирены, как мы уже писали выше, были неродовитыми дворянами, а ему хотелось принадлежать к аристократии. Он сделал просто – переменил в своей фамилии одну букву и стал называться Бироном. Бироны же были древним французским аристократическим родом! Заодно он присвоил себе и их герб. Скандала из этого не вышло, так как настоящие Бироны с юмором отнеслись к этому. Арман-Шарль де Гонтан, герцог Бирон, узнав, что его имя присвоил себе какой-то лотарингский аптекарь, сказал, что очень приятно, что этот аптекарь «разделил такое пристрастие к его имени с русским вельможею». То есть он сравнил Бирона с простым аптекарем! Это было неслыханным оскорблением, однако, Бирону было все нипочем!

С тех пор в России на десять лет наступило время «бироновщины», время немецкого засилья и грабежа природных ресурсов страны. По замечанию историка Ключевского, «немцы посыпались на Россию точно сор из дырявого мешка, облепили двор, обсели престол, забирались на все доходные и выгодные места в управлении». При этом процветали всеобщая подозрительность, шпионаж, доносы (чего стоило только знаменитое «Слово и дело»!) и жестокое преследование недовольных. Мы не будем вдаваться в подробности правления Анны и Бирона Россией – не наша эта задача. Скажем лишь то, что Анна поступила как какая-нибудь заурядная помещица, поручив управление Россией, как своим собственным имением, своему управляющему, для которого главной заботой была нажива, нажива и еще раз нажива. В данном случае уместна такая аналогия: получила барыня наследство, а ни малейшего желания и умения у нее вести хозяйство нет. К счастью, у нее имеется немец-любовник, который готов взять на себя бразды управляющего. При этом хорошо и давно известно – самые лучшие управляющие – это чужаки. Вот так они и правили – Анна Ивановна предавалась безделью, бесконтрольно расходуя государственные деньги, а Бирон заботился о пополнении казны. При этом и себя не забывая, любезного. О благе народном больше никто и не заикался. Принцип «после нас хоть потоп» воплощался в жизнь в полной мере.

Нет, историки были не правы, называя это жуткое десятилетие «бироновщиной». Это было время «анновщины», ведь именно ее именем освящались все те мерзости, что творились на Руси. Ведь именно она завела эти порядки, вернее, не препятствовала Бирону и его немцам грабить Россию и устанавливать в ней свои правила. Так что «анновщина» будет верным названием этого периода в русской истории.

Однако закончим эти грустные сентенции и перейдем к нашим главным действующим лицам. Сразу же после коронации Анны Ивановны Эрнст Иоганн Бирон был пожалован в обер-камергеры и награжден орденами Андрея Первозванного и Александра Невского (который выдавался, между прочим, только за военные заслуги). Не прошло и полгода, как Бирон получил звание графа Священной Римской империи. Его полный титул теперь звучал так: «Его высокографское сиятельство, господин рейхсграф и в Силезии вольный чиновник господин Эрнст Иоганн фон Бирон, Ея Императорского Величества, самодержицы всероссийской обер-камергер и ордена Святого апостола Андрея кавалер». Заметим, что никаких официальных постов в России этот «кавалер», это ничтожество не занимал, зато активно вмешивался во внутреннюю и внешнюю политику страны. Да, вдобавок он еще стал и герцогом курляндским, но только в 1737 году, когда умер последний представитель этого рода. А то бы Анна ему и раньше этот титул присвоила. С нее сталось бы.

Нам было интересно сравнить оба этих персонажа. Бирон был невоспитан, груб, малообразован, примитивен и жесток. Его парадные портреты показывают грубое, надменное, наглое, высокомерное и пошлое обличие. Однако можно подумать, что и Анна Ивановна была утонченной натурой. О ее облике, приведенном в рассказе графини Натальи Шереметевой, мы уже писали в самом начале очерка. А вот еще один портрет с натуры, написанный испанским дипломатом герцогом де Лириа: «Императрица Анна толста, смугловата и лицо у нее более мужское, чем женское…». И действительно, с дошедших до нашего времени портретов Анны на нас смотрит женщина, ничуть не более умная и культурная, чем Бирон. Все те же тяжеловесные, немного глуповатые черты лица, то же тупо-надменное выражение, нижняя губа оттопырена так же идиотски-высокомерно. Давно известно, что супруги со стажем начинают внешне походить друг на друга, и на портретах Бирона и Анны это прекрасно прослеживается.

Вместе с тем также известно, что нельзя судить о человеке только по его внешнему облику. Даже самый последний урод может оказаться приятнейшим, умным и образованным собеседником, знатоком прекрасного и возвышенного. Поэтому нужно судить о людях по их поступкам, и эти поступки были явно не в пользу Анны.

Бирон любил выпить и покурить, а Анна не пила вина и уж тем более не курила и совсем не жаловала пьяниц (видно, помня своего мужа-алкоголика). Императорский двор при Анне сохранял образцовую трезвость. При ее дворе выпить можно было лишь дважды в году – 28 января, в ее день рождения, и 28 апреля – в день коронации. В эти дни придворные так напивались, что гвардейцы их на руках выносили из дворца.

Зато она, став императрицей, завела у себя порядки, которых насмотрелась в детстве – с бесчисленным количеством уродов и карликов, разных приживалок, негров, увечных, больных, сумасшедших и прочего сброда. Ее двор был зеркальным отражением двора матери Анны – царицы Прасковьи, с ее «гошпиталем уродов», но были и отличия. Если царица Прасковья привечала убогих и вела с ними душеспасительные беседы, то Анна над ними откровенно издевалась, и вся эта публика нужна ей была лишь для потехи.

Анна Ивановна была последней русской императрицей, которая содержала шутов – они были ее любимым развлечением. Как писали современники, «для своих шутов государыня сочиняла сама забавные костюмы… К одежде прибавлялись колпаки и гремушки». Другой свидетель так описывал двор Анны Ивановны: «Карлики и карлицы, горбуны и многочисленные калеки обоего пола, на что указывают их прозвища (Безножка, Горбушка), ютились рядом с шутами и шутихами, дураками и дурами, калмыками, черемисами, неграми. Вся эта публика держала себя весьма свободно с лицами, посещавшими двор…».

Неотесанная и грубая натура Анны диктовала и дурацкие затеи. Особенно это проявлялось в ее «забавах» с шутами. Случались и просто неприличные действия. Как-то приезжий итальянский шут с характерным прозвищем Педрилло вынужден был играть роль мужа… козы! Вот как небезызвестный нам И. Лажечников описывал сцену посещения Анной дома шута, где находилась коза вместе с новорожденным козленком: «Сцена была убрана разными атрибутами из козьих рогов, передних и задних ног, хвостов… связанных бантами из лент. Во глубине сцены на пышной постели в богатой кровати, убранной малиновым… штофным занавесом, лежала коза… Она убрана в чепец с розовыми летами… Подле нее на богатой подушке лежала новорожденная козочка, повитая и спеленутая, как должно. Введенная в спальню родительницы, государыня подошла к постели, изволила высыпать из кошелька… несколько десятков золотых монет на зубок и потом спросила госпожу Педрилло об ее здоровье». Анна Ивановна откровенно издевалась над своими бесправными шутами! И не все они были такими уж дураками, чтобы не понимать этого. Среди шутов Анны были, например, граф Апраксин, князья Голицын и Волконский. Так что понимали, но вынуждены были терпеть всяческие унижения от жестокой императрицы. Где это видано было, чтобы в шутах держать русских аристократов – князей и целого графа?! «Анновщина», ей-богу, «анновщина»!

А еще она любила издеваться над ними: «Способ, которым государыня забавлялась сими людьми (шутами), был чрезвычайно странен. Иногда она приказывала им всем становится к стене, кроме одного, который бил их по поджилкам и через то принуждал их упасть на землю. Часто заставляли их производить меж собою драку, и они таскали друг друга за волосы или царапались даже до крови. Государыня, и весь ее двор, утешались сим зрелищем, помирали со смеху». Дальше – больше. Анна Ивановна очень любила унижать людей. Ее шуты не только дрались между собой, но дружно кидались на всякого человека, с чем бы он не входил к императрице. Был ли это царедворец, входивший к Анне с докладом, гонец из действующей армии или иностранный посол, шуты оплевывали его, ругали, обзывали разными поносными словами, пугали неожиданными кульбитами, делали «козу» в нескольких сантиметрах от глаз. Когда человек пугался, шарахался, стараясь не измазаться об шутов, игравших натуральными какашками или делавших вид, что мочатся на вошедшего, Анну Ивановну это особенно забавляло. Правда, с иноземными послами так не поступали, но на своих царедворцев шуты иногда действительно мочились, что вызывало просто судороги восторга у императрицы! Представляете себе такую картину? Уважаемый человек должен был терпеть всякие унижения от шутов и одновременно, не подавая виду, что это ему омерзительно, подобострастно лицезреть государыню. Такого в XVIII веке не было ни при одном из дворов Европы и Азии, а в России было! Так что верно наше определение – «анновщина», несомненно, «анновщина»!