Прошлое с нами (Книга первая) - Василий Петров

Но он доложил, что боекомплект весь подготовлен к стрельбе.

— Так точно! А на деле?

— Не полностью... Хотел проверить сегодня... не успел...

Он доложил о готовности младшему лейтенанту Гаранину?

— Так точно! Было приказано... раньше мы не докладывали.

Командир 4-го орудия знаком с правилами?

— Так точно! Сначала проверить, потом...— сержант бросил взгляд на Гаранина и умолк.

Командир 1-го орудия объяснил отсутствие наблюдателей тем, что из парка колонна двинулась в направлении учебных огневых позиций.

— Ну и что же?

— Раньше мы не назначали...

— И он туда же,— вспылил Гаранин.— Один после объявления тревоги развесил уши, другой не проверил! Отговорки и ничего более! Мое мнение... наказать обоих.— И, помолчав, командир 2-го огневого взвода решил расставить отсутствовавшие, очевидно, прежде ударения по своим местам: «Вы-став-лять... наб-лю-да-те-лей во всех случаях без всякого исключения!.. Боеприпасы при-вес-ти в над- ле-жа-щий вид к шестнадцати часам завтра, а также стрелковое оружие, средства химической защиты, снаряжение, обмундирование, обувь и все- прочее... к тому же сроку и подготовить к осмотру... к восемнадцати часам!»

Командиры орудий отправились в укрытие. Перерыв продолжался.

— Мямля, не в состоянии управлять орудийным расчетом; всего-то девять человек,— в адрес сержанта говорил Гаранин. Но чувствовал он себя неуверенно. Объявленное мне замечание косвенно касалось командира 2-го огневого взвода так же, как и непосредственных виновников упущений — командиров орудий.— Дни, недели... на позициях, один-одинешенек,— Гаранин вытер платком запыленное лицо,— изнываешь в жару, под дождями мокнешь. Все примелькалось... свыкаешься... я перестал замечать бревно в глазу. Обломанные растения кажутся, как прежде, зеленым кустарником... Тут... канавы, следы гусениц, черт бы их побрал, а я шагаю по ним ежедневно, как на паркете, и вот заслужил выговор. Люди, не знающие службы, полагают, что у командира, если он безвылазно, день-деньской торчит тут, взгляд делается зорче. Как раз наоборот... дистанция, назначенная воинским уставом между мною и рядовым, сокращается до нуля... Так много не успеешь...Я младший лейтенант, и как меня не называли... командир огневого взвода или старший на батарее... не справлялся за троих и, вместо исполнения командирских обязанностей, действовал практически в роли надзирателя. А для подобной личности на огневых позициях нет и не может быть места.— Гаранин вынул часы. Занятия он не начинал, пока с наблюдательным пунктом не установлена связь.— Я не привык кривить душой, есть и мой, как говорит бабуся, грех... Командир четвертого орудия... старательный парень... сегодня он не оправдал своей репутации. Да, видно, как бы хорош он ни был... нужно глядеть за каждым шагом... не послаблять требовательности. Он младший командир, стало быть, обращаться с ним нужно по-человечески... за усердие поощрять и взыскивать за оплошность, как положено по уставу.

Командир 2-го огневого взвода возвращался в обычное состояние духа:

— Вот... каюсь в слабости... Не раз уже зарекался... Натура у всех сродни... попустил, не пресек вовремя, так он и норовит срезать угол... без всякого умысла. Так и рождается лень... неряшество входит в привычку... Вы спросите, кто виноват? Тот, кто учит людей порядку... Я знал недостаток сержанта, сегодня повторилось то же, что было и в прошлый раз, когда проверял лейтенант Величко.— Командир 2-го огневого взвода стал вспоминать неприятности, которые принесла ему однажды излишняя беспечность — качество, недопустимое для артиллерийского командира.

Справа, позади буссоли, кусты — ольха, две-три остроконечные пирамиды можжевельника, орешник. Слева —рожь, высокая, густая, едва колышется под дуновением ветерка. Окинув взглядом поле впереди орудий, Гаранин решил перейти от слов к делу.

— Товарищ лейтенант, неизвестно когда придут телефонисты. Время перерыва истекло. Разрешите приступить к занятиям? — и крикнул звонко:

— Внимание... огневые взводы... по местам! Орудийные расчеты гурьбой бегут к орудиям. Командир 2-го огневого взвода находил, что дистанции между отдельными лицами неприемлемы с точки зрения истинной дисциплины.

Люди поворачивают обратно и через минуту снова к орудиям. Гаранин недоволен и вдруг, сорвавшись с места, бежит вместе с орудийными номерами, придерживая ножны. Опередил всех и долго водит расчеты по замкнутому кругу от орудия в укрытие и обратно. Сержанты держатся рядом с Гараниным, но разрывы увеличивались. Отстающих становилось все больше.

— Ну, ну... поднажми... не отставать! — кричал, оглядываясь, Гаранин.— Шире... шире шаг! Следите за дыханием!

Бег туда-сюда продолжался. Обычное дело на огневых позициях.

***

В училище командиры взводов и преподаватели гоняли курсантов по часу и более. И не налегке, а с полной выкладкой — карабин, скатка, противогаз. В укрытие должны все лечь одновременно, а затем подняться и бежать, соблюдая равнение.

А зимой?.. Форма одежды на полевых занятиях — куцая венгерка с тонкой прослойкой ваты, стоячий воротник, брюки — и никакого зимнего белья. Температура — за минус 30. Сыпучий снег по колени, метет поземка. Впереди строя — лейтенант Патаман, командир 3-го взвода 1-й батареи. Хромовые сапоги, шинель, обтянувшая плечи, снаряжение. Одежда у лейтенанта с иголочки, подогнана с величайшей тщательностью. Красиво со стороны... но на морозе!

Посиневшими губами лейтенант говорит что-то, время от времени глядя в раскрытую планшетку, которую держит, вытянув перед собой. Там — конспект. И не шелохнется, не поведет рукой. Нам — в строю — позволено опускать отворот шлема, застегнутого ниже подбородка на оголенной шее, шевелить пальцами — и ничего больше. Грудь развернута, равнение в шеренгах, каблуки сомкнуты, носки врозь, драгунская винтовка у ноги.

Лейтенанту Патаману воинский порядок представлялся в каждом конкретном случае как явление совершенно реальное. Холод, стужа невыносимая? Да! Жесткий морозный воздух обжигал легкие, конечности немели, не повиновались губы, и шинель оледенело обжимала плечи. Но курсантам не легче. Тот, во второй шеренге, уставился, как истукан, мутными глазами в пространство, того и гляди рухнет в снег. А другие? Совсем окоченели. Ветер бросал в лицо колючие снежинки... но разве это предел испытаниям, уготовленным будущему командиру?

Нужно показать, что мороз, донимающий подчиненных, ему, лейтенанту, нипочем. Он, воин, честно добывал свой хлеб и превосходит людей в обеих шеренгах силою своего духа. Престиж командира превыше всего на свете, и он, лейтенант Патаман, не отойдет ни на йоту от тех требований, которые навязывал курсантам на плацу, в спортзале, в манеже, на глазах горожан. Нет, лейтенант не унизится до уровня обыкновенных людей и не станет притоптывать. Он готов призвать всю свою волю и будет продолжать занятия, как бы невыносимо медленно ни тянулось время, продолжать до конца, пока не перевернута в конспекте последняя страница.