Сомбра: Театр Машин (СИ) - "Krasnich"

— Остро, — еле выдавил он, с трудом сдержав слезы.

Напарник подвинул котелок. То, что надо. Зай резко потянулся вперед, зачерпнул лапшу и жадно набил ей рот, охнув от жара. Он принялся яростно есть, громко чавкая. Восьмой не отставал. Так продолжалось до тех пор, пока они не выскребли котелок дочиста. После принялись за чай. Восьмой достал книжку, в которой делал пометки, и стал писать, аккуратно выводя каждую букву. Он справлялся быстрее, чем раньше. Зай уставился в пестрящий черными разводами потолок: отмыть его до конца так и не удалось. Воцарилась благостная тишина. Только ветер завывал за окном, стучась в стекла, да коптились угли в печи. Стало душно, и Зай осознал, что все еще в куртке.

— У меня есть одежда. Запасная.

Восьмой кивнул на намертво впечатанный в стену шкаф. Зай скинул куртку на пол, оставшись в потрепанной рубашке. Расстегнув ремни, он также расстался с кобурой, последними в общую кучу полетели ножны. Деактивированный меч был тих и спокоен, будто бы совсем недавно им не совершили чудовищного убийства. Зай на секунду прикрыл глаза, покачнувшись. Голова закружилась. Он схватился за край стола и глубоко вдохнул. Потом встал и, шаркая, добрался до шкафа, приложив ладонь к дверце. Сердце пропустило пару ударов, напомнив о боли в боку. Справившись с ней, Зай достал чистую одежду и отправился в душ.

На плечи навалилась незаметная раньше усталость. Запекшуюся кровь пришлось счищать, вгрызаясь ногтями в кожу. Руки покрылись ржавчиной, казалось, отскоблить их не выйдет никогда. Зай раз за разом пытался очиститься, избавиться от мерзкого ощущения, но только прочерчивал длинные царапины. Даже металлический ремень часов будто отсырел и отяжелел.

После Зай долго смотрел в отражение старого зеркала. Мутный свет выворачивал реальность как никогда серой и убогой. Виктория мертва, Райви жива. Райви — сомбра. В голове не укладывалось. Зай устало провел ладонью по мокрым волосам, убрав их со лба. Довольно отросли, и надо побриться. Всего за день лицо осунулось, под глазами залегли глубокие тени. На теле остались синяки, а зашитая рана потемнела. Касание принесло боль, по пальцам пробежал колкий разряд. Зай поморщился и натянул черную, узкую в плечах футболку. Так и не снятый медальон лучшего охотника спрятался под ней.

Восьмой отправился в душ вторым, предоставив достаточно времени, чтобы осмотреть нехитрое жилье. Оно почти не изменилось, разве что появилась посуда да прибавилось книг. На полках теснились одинаково неприметные обложки: путеводители, история, пособия для механиков. Часть изданий водилась только на блошиных рынках, а отдельные экземпляры и вовсе были не знакомы. Зай наугад открыл сборник Поэта и прочел первое попавшееся четверостишие:

Глаз луны расчертит небо истиной,

Черные воды омоют руки в руках.

Человек познает глубину отчаяния,

И имя его обратится в прах.

Меланхолически Зай заложил угол страницы и поставил книгу обратно. Подхватив кружку с изрядно потускневшим чайным листом, он отошел к окну. Переулок освещал один-единственный фонарь, с черного неба густо валил снег. Зай хлебнул чай и поморщился: не хватало сахара.

Сахара. Именно Райви приучила его к сладкому, она его любила. Только сомбры не едят человеческую еду, как и не пьют масло кукол. Они питаются лишь мясом людей, с помощью которого наращивают металл. Зай точно не знал, как это работает. Виктория говорила, что в Депо существует целый отдел, который изучает сомбр. Охотники и вальты занимались иной работой, к исследованиям их не допускали. Раньше Зай никогда об этом не думал, но теперь, воскрешая в памяти знакомый образ, он пытался понять, что именно произошло.

Сомбра — это приговор. Она съедает человека, заменяет его паразитом, говорит чужими устами. Человек погибает, если становится сомброй, его уже не вернуть. Только вот существовало одно невероятное исключение, которое меняло все. Исключение, дарившее глупую надежду на сохранение личности: Нейха. Но лучше бы его не было.

Восьмой вышел из душа с накинутым на голову полотенцем. Зай вернулся к столу. Стрелка часов перевалила за три ночи, но спать не хотелось. Стул скрипнул, когда Зай бухнулся на него всем весом. Ноги еще временами подводили, да и одежда доставляла неудобство, будучи меньше на пару размеров. Бок торопливо заныл, Зай это проигнорировал.

Восьмой принялся готовить постель на полу. Расторопным муравьем он накидал куртки и рубашки, поверх них устроил одеяло, соорудив подобие матраса, и пожертвовал одну из двух подушек. Простыня заменила покрывало. Закончив, Восьмой присоединился к Заю с книжкой наперевес, о которой крайне заботился. Оружие он беспечно оставил на полу.

— Я… Нет… Я не понимаю, но… Черт.

Осмелившись на разговор, он в раздражении хлестнул книгой по пальцам. Зай проследил за действием с пренебрежительной отчужденностью.

— Не ру… — начал было он, но оборвал: — А, без разницы.

Сквозь приоткрытую форточку дохнуло морозом. Пара залетевших в комнату снежинок растаяла, осев на раме. Восьмой решительно выпалил:

— Почему ты не убил? Ведь…

— Знаю.

Зай утомленно потер переносицу и сложил руки на столе. Смерть Виктории — только его вина, которую не искупить за всю жизнь. Как и многие другие смерти. Сколько тех, кого он не смог спасти? Множество. Тех, у кого было имя? Единицы.

— Эта сомбра, она… Она была… — Он запнулся в попытке подобрать правильное слово. — Нет, ее тело… Да. Оно принадлежит девушке, которую я знал. Она умерла семь лет назад. Я просто…

Руки дернулись непроизвольно. Зай ударил костяшками по столу и отошел к печи. Выглядывавший в дверную щель огонь успокаивал.

— Если бы я был на ее месте?

— Ты бы умер.

Напарник кивнул, словно ответ его ничуть не удивил. Вместе с книжкой он переместился на кровать. Зай нервно усмехнулся и присел на свою импровизированную постель.

— У тебя с башкой не все в порядке.

Восьмой не стал спорить. Зай лег на груду тряпья, заложив ладони за голову. Мысли путались, прыгали от сегодняшнего дня к событиями семилетней давности. Бесконечная череда крови и смертей, коей не было конца. Зай закрыл глаза. Он сомневался, что заснет, но отключился быстро. Снились кошмары.

Зай проснулся от того, что в лицо светило солнце. Осознание, где он находится, пришло не сразу.

— Сколько времени?

Потерев глаза, он сел. Голова раскалывалась, шея и плечи затекли. Восьмой оторвался от книги и проглотил кусок хлеба, невнятно откликнувшись:

— Два.

Зай зевнул, потянулся, приподнявшись… Вместе с резью под ребрами вернулись жуткие воспоминания. Зай плюхнулся обратно и тупо вперился в стену, погрузившись в себя. Восьмой растопил печь, вскипятил воду, а потом пихнул в ладони Зая кружку с дымящимся чаем.

— Две сахара.

Напарник покашливал, его голос отдавал хрипотцой. Зай машинально глотнул кипяток, поперхнувшись. Восьмой сел рядом, в его худых пальцах жестяная кружка казалась слишком огромной.

— Надо навестить, — он смачно хлюпнул носом, порывисто вытерев его рукавом вязаного свитера. — Викки.

Зай сгорбился и опустил плечи, разом осунувшись. Смотреть Викки в глаза представлялось непосильной задачей.

— Мне надо поговорить с Принцем.

— Он там. Я ходил вчера. Видел.

Установилась прохладная тишина, во время которой Зай сосредоточенно хлебал чай. Большими глотками пить не удавалось, приходилось выжидать, прежде чем сделать новый.

— Загляну к себе сначала.

Восьмой подскочил и засобирался. Зай остановил его, походя придержав за шкварник.

— Ты мне не нужен, встретимся на месте.

Восьмой чихнул и вернулся к чтению. Зай собрал грязную одежду и оружие в мешок, переложил ключи и вышел на улицу. Его ждала долгая морозная прогулка домой и после не менее печальное посещение Депо, где разместились раненые. Зай совершенно не знал, что им сказать.

Мастерская располагалась на втором этаже правого крыла. Зай встретился с Восьмым в дверях. На информационной стойке участливый кукла-секретарь сообщил, что пострадавших при инциденте в цирке доставили сюда вместо того, чтобы везти в городские отделения. Вероятно, это было необходимо для расследования. Или же Аркус хотел все замять.