Жёлтая линия - Михаил Тырин

Не совсем обыкновенная. На ее крыше росли деревья. Не случайно занесенные худосочные прутики, а нормальные деревья — целый сад. И из стен тоже росли деревья. Дом, наверно, насквозь пророс ими.

— Остановились! — донеслась команда Рафи-на-Е. — Пригнулись!

Танк протопал мимо и застыл чуть впереди. Я все еще разглядывал дом.

Трудно было понять, сколько в нем этажей — все окна располагались на разном уровне, как ласточкины гнезда на обрыве. Имелось много лестниц, длинных балконов, выстроенных безо всякого порядка. Ничего больше я разглядеть не успел, потому что танк начал долбить из многоствольных пулеметов.

Очертания дома стали зыбкими, он словно на глазах превращался в облако пыли. Из этого облака во все стороны полетели камни, обломки, щепки, некоторые проносились над головой и падали далеко сзади.

— Есть же оружие, — с восхищением пробормотал кто-то. — Только мы, как недоумки, с зажигалками.

— Сидим, сидим пока! — нервно напомнил Рафин-Е.

Никто и не торопился бежать. Вдруг я заметил, что мои ноги уже почти по щиколотку увязли в земле. Это было странно — мы находились не в болоте, а недалеко от края оврага, где никакой влаги быть не должно.

Я попытался переступить, но потерял равновесие и въехал в эту мокрую землю обеими руками. Потом посмотрел на них — и у меня челюсть отвисла. И пальцы, и ладони — все было покрыто жирным слоем крови вперемешку с землей.

Я резко распрямился, забыв про безопасность, огляделся вокруг себя. Мы засели на небольшом участке, сплошь перерытом и перепаханном. И повсюду валялись какие-то мокрые лохмотья. Буквально везде земля была пропитана кровью и перемешана с этими отвратительными блестящими кусочками.

Меня чуть не стошнило. Нужно было немедленно очистить руки, вытереть, но чем? Одеждой?

— Беня, спрячь голову! — свирепо крикнул Рафин-Е. — Снесут ведь, сам плакать будешь!

Я растерянно оглянулся и увидел Нуя. Он жестами показывал, чтобы я поскорей присел на корточки, как все. В самом деле, я торчал посреди этой кровавой пашни, как столб.

— Нуй, — пробормотал я, пригибаясь и показывая свои руки. — Что это? Где мы?

Он переполз чуть ближе.

— Не бойся, тут, наверно, просто был загон.

— Какой загон? Для кого?

— Для коров. Видишь, еще столбики от забора остались?

— Да, и что случилось?

— А не знаю. Может, танки пробежали или штурмовики. Ты же знаешь — если можно стрелять, они жарят на полную катушку.

Я зажмурился. Представил себе — в загоне тихо пасется стадо, животные жуют травку и обмахиваются хвостами. Вдруг налетает стая механических чудищ, изрыгающих дым, огонь и горячий металл. И все очень быстро и споро перемешивается с землей…

Я все-таки вытер руки о штаны — не ходить же весь день врастопырку. И все равно в горле шевелилась дурнота, противно было даже дышать.

— Говорил же, что коровы тут непростые, — тихо сказал Улса. — Их специально на наших натаскивают. Штурмовики не стали бы их просто так месить. Никто не ответил, все смотрели вперед. Пыль почти осела. Дом еще стоял, но был похож на решето. За ним стоял еще один, дальше — другой, третий… И еще много улиц, домов, перекрестков. Это был все-таки город, а не поселение.

Правда, очень странный город. Казалось, он сам вырос тут, среди леса, как колония грибов на поляне.

Невысоко над окраиной медленно прошел плоский, как гладильная доска, реаплан. Почти сразу ожила рация у командира.

— Мы готовы, — сказал он. — Ждем команды.

Я услышал, как шуршит одежда и чавкает земля под сапогами. Бойцы невольно сбивались в кучку, готовясь подняться и войти в город.

— Сейчас начнется, — прошептал Нуй.

Я понял, что Нуй боится. Или просто волнуется. Он кусал губы, пальцы бегали по железному телу огнемета, словно искали себе спокойного места.

Лягушачьи глаза без ресниц часто-часто моргали. Он все-таки боялся.

“Почему же я не боюсь?” — подумал я.

“Потому что ты идиот!” — ответил мне внутренний голос. Почему-то он был точь-в-точь похож на голос Щербатина.

Снова прошел реаплан, завис над домами, сметая с них пыль, затем развернулся и улетел в обратную сторону. Где-то ухнул взрыв, столб дыма поднялся над крышами-садами.

У Рафина-Е снова заработала рация. Разобрать что-то было невозможно, но было видно — командир весь как-то подобрался, напрягся, прищурил глаза.

— Я — “Крысолов”, — проговорил он. — Двадцать два бойца. Идем без наводки через участок “А” до второго главного пересечения. Прошу обеспечить безопасный коридор.

Я почувствовал, что Нуй тихонько пожал мне локоть. Я в ответ похлопал его по коленке. Неизвестно, кто из нас больше волнуется…

— Поднялись — пошли! — крикнул Рафин-Е и первым вскочил, вырывая ноги из объятий липкой кровавой грязи.

Мы рванули за ним. Расстрелянный дом с садом на крыше все ближе, ближе

— и вот он уже за спиной. Следующий дом. Еще один. Пустые окна глядят на нас со всех сторон. Улица засыпана мусором, поваленными деревьями и щебенкой. Впереди горят две машины на больших колесах со спицами. Это не наши вездеходы, это колесницы ивенков.

— Стоп! — Мы останавливаемся, прижимаясь к стене дома. Взгляды скользят по провалам окон, но мы ничего не видим — что за ними, кто за ними?

Рафин-Е некоторое время совещается по рации, потом командует: “Вперед!” — и мы снова бежим. Мы торопимся пересечь чужой участок, потому что не знаем, насколько чисто его подмели л штурмовики. Перед глазами однообразно мелькают замусоренные улицы, перекрестки, дома, рухнувшие лестницы, балконы, переходы. И еще — трупы, совсем не страшные, похожие просто на кучи тряпья.

Пару раз вижу наши замаскированные посты. Потом головы дружно поворачиваются направо там покрытый черной копотью, еще дымящийся дом и корма реаплана, пробившего стену на высоте примерно третьего этажа. На сердце неприятный холодок.

— Стоп! — Рафин-Е снова включает рацию. — “Крысолов” на пересечении, встречайте.

Долго ждать не пришлось. Почти сразу на противоположной стороне дороги высунулись из-за угла двое штурмовиков и, свистнув, помахали, чтобы мы перебирались к ним. Мы в мгновение ока пересекли улицу и оказались в замкнутом дворике.

Убравшись с открытого места, штурмовики сразу распрямились, перешли на прогулочный шаг, а один даже снял шлем. Да и мы, глядя на них, тоже опустили огнеметы. Я тайком глянул на Нуя. Он тяжело дышал, но улыбался. Наверно, он лучше меня знал, насколько опасной была наша пробежка.

— Чего так долго? — спросил штурмовик.

— Попали на неочищенный участок, — отрапортовал Рафин-Е.

— Ясно. Нас уже в другом месте ждут, а мы тут…

В укромном уголке между двумя большими домами тихо рокотал заведенный вездеход. Рядом сидели на камнях десятка полтора штурмовиков. Завидев нас, они зашевелились, начали вставать.

— Мы идем дальше, — сказал штурмовик, который нас привел. — Определяйте, где поставить посты, и укрепляйтесь.

— Да, я знаю, — кивнул Рафин-Е. Он разговаривал с ними, как с начальством.

Его скромный статус командира группы не шел в сравнение с их четвертым или пятым холо.

— Вот эти три дома, — продолжал штурмовик, — прочешите сверху донизу. Там дети, бабы. Потом отведете их на площадь.

Где-то поблизости ахнул взрыв, со стен на нас посыпался песок. Штурмовики неторопливо забирались в чрево вездехода, передавая друг другу вещи и оружие — короткие тупоносые карабины с уймой навесных устройств.

— А чего, других ружьишек нет? — спросил штурмовик, пощупав чей-то огнемет.

— Команду не перевооружили, — вежливо ответил Рафин-Е. — Раньше они были уборщиками.

— Ну, понятно. Счастливо оставаться, уборщики…

Вездеход укатил, а я подошел к Ную и спросил, кто такие уборщики. Он сказал, что есть специальные команды, сжигающие трупы после военных операций.

Рафин-Е тем временем начал распределять бойцов по домам и этажам, которые нужно было проверить. Я держался около Нуя, и нас поставили вместе. Через минуту команда уже разбегалась по лестницам и балконам, бесцеремонно вышибая двери и врываясь в комнатушки ивенков.

Нам достался верхний этаж, мы запыхались и немного задержались, остановившись перед первой дверью. Нуй достал фонарь, потом посмотрел на меня, улыбнулся через силу.

— Пошли, Беня!

Дверь открылась без всякого сопротивления. Жилище ивенка было тесным и сумрачным. Оно казалось еще теснее оттого, что кругом были растения — они свисали с потолка, или, наоборот, тянулись вверх, или стелились по полу, по стенам. Стебли спутывались в комки, уходили в щели, вновь появлялись.

Стоял густой пряный запах, от которого голова шла кругом. Кроме того, в комнатных зарослях роились тучи мошкары, которая лезла в глаза и липла к коже, поднимаясь от малейшего нашего движения.

Мне казалось, что я попал в нору, вырытую под слоем дерна. Так и подмывало прокалить этот живой уголок из огнемета, чтобы спалить всю нечисть.