Улыбка льва - Михаил Белозеров

— Я вас ненавижу!!! — кричит Анга.

Черная тушь льется по лицу.

— Не слишком ли много чести?! — отвечает Платон.

— У меня есть хорошее средство от морщин, — вдруг спокойно сообщает Анга. Потеки на ее лице достигают подбородка.

Переход в настроении у нее так резок, что даже не видно границы. Кажется, она приняла решение.

— Момент! — кричит Платон.

— А сабо! сабо!.. — вскрикивает Леонт, — разве Эммануэль ходит в сабо?!

Анга только морщится.

— … у него были мягкие туфли и мантия магистра наук…

— … правильно! А бородка, бородка?!

— … от нее пахло сандаловым деревом.

— Пивом, пивом! — настаивает Леонт. — Чем же еще!

Анга морщится и скрипит зубами.

— Мариам обхитрила нас, — говорит Леонт Платону.

Дух Ксенофанта радостно скалится.

"Бах!!!" — стреляет орудие.

"Бах!!!" — стреляет другое.

Голова Платона летит в кусты.

Леонт загораживается портфелем.

— Опять подмешали дымный порох, — слышит он, — а селитра слежалась!

Голова Платона покачивается на пике оруженосца.

— Мы не тренировались с самого сочельника, — оправдывается слуга-дух.

— Я тебя замурую!

— Но вы сами заряжали орудия!

— Я тебя снова замурую!

— Отличная маскировка, — еле шепчет Платон сверху.

— Не спеши, — советует Леонт.

Они бегут.

Ноги месят быстротечный песок.

Через несколько шагов сердце Леонта бьется, как птица в клетке — за крайним столиком, в тени кипариса, одиноко сидит Саломея. Голенастая и грустная, она нравится Леонту еще больше.

— Только из-за женщины стоило столько преодолеть! — радостно сияя, кричит Платон и целует ее руку.

Вторую она протягивает Леонту.

"Когда-нибудь я расстанусь со своими слабостями, но только не сейчас", — проносится в голове у него.

— Я зна… что уви… вас… — говорит девушка.

Со сколькими женщинами можно быть счастливым без оглядки на предыдущую? Со сколькими ты будешь откровенен и скольких — обманешь? Сколько простят тебя и скольких — ты?

— Тебя… — напоминает Леонт.

— Мы оба знаем, — поправляет Платон и с обожанием смотрит на нее.

— Везет же… — Леонт завистливо косится на друга.

— Я и сам не был в этом уверен до недавнего времени… — сознается Платон.

Девушка лишь загадочно улыбается.

— Я любовалась фейерверком… — говорит она. — Данаки превзошел себя — здесь так весело.

— Она всегда усложняет жизнь, — радостно сообщает Платон.

Он загораживает ее — от всех горестей света, толстый, неуклюжий увалень с непомерным седалищем.

— … солнышко…

Неудобно, как на воркующей голубятне.

Повадки меняются на глазах — гора сала превращается в тонну мышц.

Пауза в женских глазах — что может быть лучше.

— Ты, конечно же, не ожидал?! — восторженно вопит Платон в следующий момент.

— Я уже ничему не удивляюсь, — соглашается Леонт. — Боюсь, что к концу вечера ты меня совсем доконаешь.

Спроси у него, он не Тоти? — ядовито советует Мемнон.

Конечно, надо быть готовым ко всему.

— Я всегда знал, что у моего друга отличный вкус, — говорит Леонт.

Ему немного грустно. Он старается не замечать Мемнона.

— Не надо так… — просит девушка.

— Разумеется, — соглашается Платон, — учти, я в курсе всех дел…

— Я рад за вас, — сдаваясь, отвечает Леонт.

Он отдает ее сразу, без раздумий.

— Тебе не хватает юмора, — подмигивает Платон.

— Нет, у него все нормально, — улыбается девушка. — Может быть, только… может быть… — она смущенно запинается.

— Жаждете сделать из меня мученика? — спрашивает Леонт.

— Хотелось бы, чтобы никто не ошибался, — кивает Платон.

— Я против, — возражает Леонт.

— Конечно, если только он сам желает, — добавляет девушка.

— Наверное, это очень сложно? — спрашивает Леонт.

— Я только этим и занимаюсь, — говорит Платон, — с утра до позднего вечера…

— И я… и мы… — говорит девушка.

— Мне было бы приятно, — говорит Леонт, — от легкой ревности только бурлит кровь.

— Полностью с тобой согласен, — кивает Платон.

— Я тоже это знаю, — соглашается Леонт. — Но от этого не легче.

— Если мы еще пять минут продолжим эту тему, я заплачу, — сознается девушка.

— Хорошо, хорошо, дорогая! — пугается Платон.

— Леонт сам разберется, — говорит она.

— У меня нет другого выхода… — уступает он позицию на четверть дюйма.

К чему длительные осады и ненужный порох — все, о чем можно жалеть.

— Конечно, конечно… — соглашается Платон, делая предостерегающий жест.

— Он бережет меня, как розу, — улыбается девушка. — Так приятно! Наверное, я этого стою?

— Конечно, стоишь! — убежденно заверяет Платон.

— Mужчины всегда что-то выдумывают, — одному Леонту говорит девушка.

Платон важно надувает щеки.

— Вероятно, ему повезло, — тоже одной ей объясняет Леонт.

— Вероятно… — соглашается она и улыбается.

Теперь Леонт знает, что тот разговор в баре может иметь продолжение.

"Платон не ревнив, — думает она, — а вся моя серьезность — ничего не стоит".

"Ах, девочка, в этой жизни для меня все позади", — отвечает Леонт.

"Твоя дорога с такой же легкостью может завести и в ад".

"Я постараюсь избежать этого", — возражает Леонт.

— Не шепчитесь, не шепчитесь, — напоминает о себе Платон.

— Зеленые глаза тоже иногда бывают умопомрачительными, — говорит Леонт.

Девушка грустно улыбается:

— Ну вот я и заплакала.

— Взяли манеру говорить загадками, — укоряет Платон, шаря в широких карманах и вытаскивая платок.

Она — всего лишь течение вечера, дня, Ксанфа и беспардонного воровства; одно из зерен, дающее всходы; взлелеянное одержимостью существо, требующее жалости, ухода, как тепличное растение.

Жестокость только для себя? Не ради каприза и удовольствия.

Леонт оглядывается.

Почти все утреннее общество в сборе.

Лица, лица — как на карусели.

Старый актер с женой, Мелетина — за одним столиком, поглощены общей беседой.

Одноглазый Аммун со своими прожектами, и Пеон с червями.

— В пиво… в пиво… — кому-то объясняет он, — и солью… солью…

Даже лейтенант прикорнул к пьедесталу увядающей Экклизии.

— Я вернулся, — говорит лейтенант, отрываясь от мраморных одежд, — и я немного устал…

— Да, — соглашается Леонт, — такое везение не часто…

— Я их обхитрил, — говорит лейтенант.

Его занимает одно — продолжение истории в варианте генштаба.