Убежище чужих тайн - Валерия Вербинина

– Должна вам признаться, – начала разговор баронесса фон Корф, присаживаясь в одно из кресел, – у меня и в мыслях не было заниматься делом Луизы Леман, тем более что оно произошло так давно. Но мадемуазель Делорм некоторым образом не оставила мне выбора. Ведь тело жертвы было обнаружено на земле, которая принадлежала моим родным, нашел его мой отец, и вы сами понимаете, что в таких условиях…

– Да, я понимаю, – кивнула Елена Кирилловна.

– Мне бы хотелось как можно скорее покончить с этой историей, – продолжала Амалия, все больше и больше входя в свою роль праздной богатой дамы, которая вынуждена смириться с тем, что ее потревожили из-за какого-то стародавнего происшествия, к которому она сама не имеет никакого отношения. – Поэтому я хотела бы расспросить вас о том, что вам известно. Ведь вы были в это время в усадьбе Мокроусова, а свидетельство такого наблюдательного человека многого стоит.

– С чего вы взяли, что я наблюдательна? – с любопытством спросила Елена Кирилловна. Она села за стол напротив Амалии и подперла рукой висок, не сводя с собеседницы пристального взгляда.

– Когда я вижу человека, который способен в одиночку вышить такие сложные мотивы, я делаю из этого вывод, что с вниманием у него все в порядке, – отозвалась Амалия.

– Не буду спорить, – отозвалась Елена Кирилловна, улыбаясь. – Но вы должны понимать, госпожа баронесса, что много лет назад я уже рассказала все, что знала, следователю, затем другому следователю, потом выступала в качестве свидетеля в суде. Поверьте, если бы я знала что-то, что указывало бы на убийцу Луизы Леман, я бы давно это сказала.

– Даже если бы этим убийцей был ваш хозяин?

Елена Кирилловна нахмурилась.

– Вы на неверном пути, сударыня, – промолвила она после паузы. – Сергей Петрович никого не убивал.

– Позволительно ли узнать, на чем основано ваше убеждение?

– Я знаю Сергея Петровича с тех пор, как мой муж поступил к нему на службу управляющим, – уже с некоторым раздражением промолвила Елена Кирилловна. – Всего получается двадцать четыре… нет, двадцать пять лет. Полагаю, за двадцать пять лет знакомства можно понять, способен человек на убийство или нет.

И хотя Амалия считала, что человеческая натура способна преподнести сюрпризы даже после столь долгого времени, она не могла отказать своей собеседнице в некоторой логике.

– А на что, по-вашему, способен Сергей Петрович? – спросила баронесса фон Корф с любопытством.

– На многое. Но ударить женщину или убить ее он не способен.

– А мне говорили, что он швырял подносы с едой на платье Луизы, если бывал недоволен.

– Я скажу вам кое-что, но попрошу не передавать это мадемуазель Делорм, – вздохнула Елена Кирилловна. – Ее мать была, к сожалению, не слишком умна и нередко раздражала Сергея Петровича. Понимаете, женщины вроде нее считают, что надо время от времени устраивать скандалы любовнику, чтобы подогреть его чувство или вытянуть из него побольше денег. Эти скандалы она обычно устраивала Сергею Петровичу дома, когда их никто не видел. При посторонних она вела себя совершенно иначе. Там мадемуазель Леман чрезвычайно ловко изображала покорную, любящую женщину. От этой двуличности Сергей Петрович терялся и порой реагировал не самым лучшим образом. Однако последнее слово всегда оставалось за Луизой, и за каждое испорченное платье она вынуждала его покупать два или три новых. Я уж не говорю обо всех украшениях, которые он передарил ей за время их совместной жизни…

– Вы хотите сказать, что Луиза Леман была бессердечной кокоткой, а Сергей Петрович, несмотря ни на что, был скорее жертвой?

Амалия была почти уверена, что экономка станет с жаром убеждать ее, что все было именно так. Однако, к ее удивлению, Елена Кирилловна покачала головой.

– К сожалению, – серьезно промолвила она, – все гораздо сложнее. Разумеется, Луиза Леман не увлеклась бы Сергеем Петровичем и не приехала бы в Россию, если бы он был нищим. Это одна сторона вопроса. Другая сторона – что она все-таки любила его и не мыслила без него своей жизни. В то же время любовь вовсе не мешала ей брать у него деньги, например. Это третья сторона. Четвертая – что, несмотря на то что она его любила, их совместную жизнь нельзя было назвать гладкой. Кто в этом больше виноват, она или он, я не знаю. Я только знаю, что, когда она погибла, он был просто раздавлен горем, и не пытайтесь меня убедить, что убийство могло быть делом его рук.

– Ну, а я знаю кое-что другое, – колюче заметила Амалия. – Что никакое горе не помешало ему бросить тело женщины, которую он любил, в овраг на чужой земле.

– Однако он казнил себя за это. Впрочем, его можно отчасти понять, потому что он испугался.

– Чего же – обвинения в убийстве?

– Не чего, а кого, – тихо поправила Елена Кирилловна. – Могущественной родни Надежды Илларионовны. Клана Кочубеев, который пошел бы на все, чтобы обелить ее. Разумеется, я не оправдываю Сергея Петровича. Когда он увез тело Луизы с места преступления, он поступил малодушно, неумно, просто ужасно. Но ведь ему же и пришлось заплатить за свое малодушие, потому что следователь очень скоро выяснил, где именно произошло убийство, и Сергей Петрович сразу же стал главным подозреваемым.

– Я вижу, вам все же многое известно, сударыня, – сказала Амалия после паузы. – Итак, вы настаиваете на том, что убийцей была Надежда Кочубей?

– Да.

– Вам Сергей Петрович так сказал?

– Он не откровенничал со мной, но все было ясно по его поведению. После убийства он не желал видеть Надежду Илларионовну, на его лице появлялось отвращение, когда в его присутствии речь заходила о ней. Как-то к нему приехал Виктор Кочубей, и я слышала из-за дверей часть их разговора. Сергей Петрович сказал: «Она убила Луизу, она сумасшедшая, просто сумасшедшая». Очевидно, в башне произошло нечто ужасное, и он понял, что Надежда Кочубей не в себе. Вы знаете, она сейчас находится в лечебнице для душевнобольных?

– Да, я слышала об этом.

– Он очень мучился в те дни. Ведь он все прекрасно понимал. Все произошло из-за него – если бы он не начал встречаться с Надеждой, ничего бы не случилось. Поверьте, он достаточно казнил себя, но люди, которые вели следствие, словно нарочно делали все, чтобы задеть его побольнее. Они рылись в его бумагах, задавали оскорбительные вопросы, говорили ужасные вещи…

– Судя по тому, что мне рассказывали, Сергей Петрович не остался в долгу.

– Он вам не нравится, – сказала Елена Кирилловна печально, – и я вас не виню, но вы должны все же отдавать себе отчет в том, что в этой истории он стал второй жертвой. Его травили, общество ополчилось против него, а он ничего не мог поделать. Надежда Илларионовна поступила очень умно, что скрылась за границей, там ей ничего не грозило. Но представители правосудия обозлились, что преступница ускользнула от них, и решили выместить свою злость на том, кто остался.

Вошел молодой человек, несший поднос с чаем, и Елена Вартман замолчала, легонько потирая висок указательным пальцем. Амалия никак не могла решить, насколько можно верить экономке. Елена Кирилловна работала у Мокроусова, она была зависимым лицом, и можно было предполагать, что она станет выгораживать своего хозяина; но в ее тоне не ощущалось ничего фальшивого, никакого принуждения. Она говорила очень рассудительно, спокойно и, видимо, только то, что успела не раз мысленно взвесить.

– Сахара нет, – сказала Амалия, заметив, что лакей не принес сахарницу.

Елена Кирилловна обернулась к слуге и стала делать жесты, которые обычно используют при общении с глухонемыми. Тут только Амалия с опозданием сообразила, что этот молодой человек был тот самый, кто стоял рядом с экономкой на фотографии и, судя по всему, являлся ее сыном.

– Сахар сейчас будет, – промолвила Елена Кирилловна, оборачиваясь к Амалии.

– Ради бога, извините, – вырвалось у баронессы. – Я не хотела вас стеснять…

– Вы нас вовсе не стесняете, – ответила экономка. – Сергей Петрович распорядился принять вас как можно лучше и ответить на все вопросы, которые вы и мадемуазель Делорм пожелаете задать.

Однако в ее тоне не ощущалось прежнего рассудительного спокойствия, и Амалия без труда угадала, что причиной такой перемены было появление сына – точнее, не то, что он пришел сюда, а то, что она, Амалия, увидела его и поняла, что он не такой, как все.

– Это ваш сын? – спросила она.

Не говоря ни слова, Елена Кирилловна только кивнула.

– В детстве он серьезно простудился и стал глухонемым, – промолвила она печально. – Иоганн винил себя, что это произошло по его вине. Он забыл закрыть окно, в ту ночь сильно похолодало, и ребенок серьезно простудился… Серапион Афанасьевич сделал все, что мог, он спас ему жизнь… Буквально вытащил с того света. Впрочем, вам, наверное, это неинтересно…

Вернулся сын Елены Кирилловны, неся сахарницу. Поставив ее на стол, он обменялся с матерью несколькими жестами и удалился. Амалии уже не хотелось пить чай, но из вежливости она положила в чашку кусочек сахару. Жизнь одинокой женщины в России грустна, а уж с сыном-калекой – тем более. Сергей Петрович вполне мог рассчитать экономку, тем более с его-то характером самодура, но не сделал этого. Она жила в Полтаве в большом доме, почти как хозяйка, и обязанности у нее были не слишком обременительные – следить за порядком и каждый день носить цветы на могилу Луизы. Конечно, Елена Кирилловна будет защищать его до конца, и даже если ей что-то известно – к примеру, откуда взялся кинжал, которым убили Луизу, – она ни за что не проговорится.