Убежище чужих тайн - Валерия Вербинина

– Что ж, весьма изобретательно, – заметила Амалия. – Третий ключ, сделанный неизвестно как и неизвестно кем, и все ради того, чтобы отвести подозрения от Надежды Кочубей и Сергея Петровича… – Она умолкла, хмурясь. – И болото, в котором ничего никогда не найти, потому что все уже давно попало к попелюхе.

– Это всего лишь местное поверье, – заметила экономка. – Не стоит принимать его всерьез.

– Разумеется, я просто пошутила. К сожалению, из всего, что вы мне рассказали, не следует, что Сергей Петрович не убивал Луизу Леман. В его вину можно верить или не верить, но доказательств того, что он этого не делал, нет.

– Как вам будет угодно, госпожа баронесса. Я уже говорила вам, что считаю его не способным на убийство, и мое мнение никогда не менялось.

– Да, но выходил же он драться на дуэли с моим отцом, – возразила Амалия, – и был настроен очень даже серьезно, насколько я понимаю. Так что вы не правы, Елена Кирилловна: он способен на убийство. Другой вопрос – осталась ли эта способность, так сказать, втуне, или он все же применил ее на деле. – Она поднялась с места. – Поскольку вы хорошо знали Луизу и знаете Сергея Петровича, я хотела бы задать еще один вопрос. Как по-вашему, если бы не было этого убийства, чем бы закончились отношения господина Мокроусова и мадемуазель Леман?

– Тем же, чем рано или поздно заканчиваются все подобные отношения. – Елена Кирилловна тоже поднялась с места и стояла напротив Амалии. – Он бы ее бросил.

– Почему?

– Потому что старая игрушка всегда надоедает. Даже если это любимая игрушка, когда-нибудь ему захотелось бы заполучить себе новую. И поверьте мне, Луиза Леман очень хорошо это понимала. Все время, пока она была с ним, она очень пристально следила за тем, чтобы ни одна женщина не сделалась ему ближе, чем она.

Более говорить было не о чем. Поблагодарив хозяйку и отказавшись от предложения довезти ее до гостиницы, Амалия удалилась. Она прошла через сад, в котором, разморенные жарой, стрекотали кузнечики, и глухонемой сын экономки распахнул перед ней калитку. Поглядев из окна, как гостья уходит по улице, Елена Кирилловна пожала плечами и стала убирать со стола.

Глава 19. Третий ключ

На следующее утро прибыл экипаж, который Августин Фридрихович прислал за хозяйкой, и Амалия с Луизой отправились в имение, принадлежавшее баронессе фон Корф.

Они ехали и час, и два, и три по дороге среди лугов, полей и лесов, и Луиза сначала поддерживала разговор, потом изумленно смолкла, а под конец воскликнула:

– Я и не знала, что ваша страна такая большая!

Амалия не любила замечаний такого рода, которые она находила глупыми и которые не редкость услышать от иностранцев, впервые приехавших в Российскую империю. «Не знала, что же мешало на карту посмотреть?» Однако она сдержалась и не стала показывать свое неудовольствие.

– Скоро мы уже будем на месте, – сказала баронесса фон Корф.

Вот и холмы, и последний поворот, и коляска подплывает к крыльцу, на которое только что вышел Августин Фридрихович – ее управляющий, серьезный молодой немец в очках.

Он витиевато приветствовал хозяйку, объяснил, что готов отчитаться о делах в любой момент, когда она пожелает, и добавил, что комнаты для госпожи баронессы и ее гостьи давно приготовлены и ждут их.

– Яков здесь? – спросила Амалия. – Я хочу с ним поговорить о том, что произошло тут двадцать лет назад.

Старый Яков, прислуживавший еще генералу Тамарину, а потом отцу Амалии, доживал свой век в усадьбе. Персонажи, подобные ему, в пьесах того времени составляют общий тип старого преданного слуги, который непременно вздыхал, что нынче времена уже не те, и отмену крепостного права двадцать с лишним лет назад считал несчастьем; но Амалия потому и не любила типы, что они утрировали реальность и сводили живой характер к некой сумме смешных мелочей, над которыми принято зубоскалить в театре. Может быть, Яков и позволял себе изредка ворчать на современность, но это вовсе не мешало ему живо интересоваться всеми материальными проявлениями прогресса, и телеграф, железные дороги, курьерские поезда[12] искренне радовали его. Что касается крепостного права, то Яков никогда не утверждал, что при нем было лучше, но его сердило, когда при нем начинали критиковать его господ.

Он вышел на крыльцо, опираясь на палку и щурясь на солнце, как-то очень грамотно оттер управляющего и несколько раз поклонился Амалии чуть ли не в пояс, хотя она и уверяла его, что не стоит этого делать.

– Августин Фридрихович, вы, кажется, говорите по-французски? Покажите нашей гостье усадьбу, а я пока поговорю с Яковом.

Управляющий и Луиза ушли, а Амалия прошла на террасу и села в плетеное кресло. Она пригласила Якова сесть в кресло напротив, но слуга помнил, что это было любимое место генерала Тамарина, и отказался наотрез. Поняв, что старика не переубедить, Амалия решила перейти к делу.

– Яков, эта девушка, которая приехала со мной, – дочь Луизы Леман. Она хочет выяснить обстоятельства гибели своей матери. Я буду тебе очень признательна, если ты расскажешь все, что знаешь.

Амалия снова выслушала рассказ о том, как Яков видел вечером возле башни Сергея Петровича, который перевозил тело убитой женщины. Выяснилось, что Аделаида Станиславовна была очень точна и не пропустила ни одной, даже мельчайшей, детали.

– Господин Фиалковский, – обиженно пропыхтел Яков, – пытался меня убедить, что это Егор увозил тогда убитую Луизу, а когда я повторил свои показания, ко мне пришел человек от Сергея Петровича и стал предлагать деньги.

– И много?

– Сначала десять рублей, потом двадцать, потом пятьдесят. Пришел на другой день и сказал, что его хозяин согласен на сто. Но я-то вовсе не был согласен… Это Сергей Петрович должен был очутиться в Сибири за убийство, а вовсе не Егор. Но большие деньги делают и не такие чудеса…

– А что стало со слугами Мокроусова? – спросила Амалия. – Его имение купил Пироженко, и сейчас там живут его дочь с мужем… А куда делись слуги?

– Некоторые до сих пор служат, – ответил Яков, подумав, – кто-то уехал, кто-то умер. Экономка в Полтаве живет, туда Сергей Петрович окончательно перебрался, как только башню сломал.

Амалия насторожилась.

– Что значит – сломал? Ты о башне, в которой произошло убийство?

– Да, сударыня. После убийства он разлюбил эти места, все в Полтаве пропадал. А как только процесс закончился и Егора сослали в Сибирь, так Сергей Петрович велел башню снести, чтобы духу ее не было, имение продал Пироженке, сам в Полтаву перебрался, а потом вообще за границу уехал.

«Очень мило, – со злостью подумала Амалия. – Поразительный человек – как только начинаешь думать, что, может быть, любовницу все-таки убил не он, как узнаешь что-нибудь такое, что только еще сильнее убеждает в его виновности. Зачем ему ломать башню, если он не имеет к смерти Луизы никакого отношения? А вот убийце, должно быть, очень хотелось уничтожить все, что напоминало о его преступлении».

– Ты помнишь экономку Мокроусова, Елену Кирилловну? – спросила Амалия. – Она случайно не была любовницей своего хозяина?

– Жена управляющего? – вытаращил глаза Яков. – Да нет, сударыня, что вы! У нее муж был немец, и она сама ему под стать – такая же аккуратная и правильная. Никто, кроме супруга, ее не интересовал, она бы и смотреть ни на кого другого не стала. Обо всех, с кем у Сергея Петровича что-то было, в округе сразу же становилось известно. Не умел он язык на привязи держать…

– Просто я была у нее в Полтаве, – сказала Амалия, – и она убеждала меня, что это Надежда Кочубей убила Луизу, а Сергей Петрович тут ни при чем.

– Простите, сударыня, это моя вина, – вздохнул Яков. – Не догадался я тогда остаться подольше возле башни и посмотреть, что будет. Может, я бы не только Сергея Петровича увидел, но и Надежду Илларионовну, и услышал бы, о чем они разговаривают… А так меня на суде на смех подняли. И темно тогда было, дескать, и не мог я ничего видеть, и не мог издали никого узнать… Плохо, сударыня, когда неправда торжествует, ой как плохо!

На следующий день Амалия принялась разыскивать свидетелей, которые еще помнили Луизу Леман и могли рассказать что-нибудь об обстоятельствах ее убийства. Ей удалось выяснить массу любопытных подробностей, не имеющих к делу прямого отношения, – например, сколько человек Мокроусова платил за отказ от показаний и сколько удалось выторговать местному кулаку Кандыбко, чей сын, служивший в усадьбе, стал свидетелем того, как Сергей Петрович сжигал свою окровавленную одежду и одеяло, в которое заворачивал труп. Похоже, что двадцать лет назад местные жители не видели ничего зазорного в том, чтобы за деньги обмануть правосудие и помочь преступнику – или как минимум его сообщнику – избежать наказания. Более того, те, кто ничего не знал о случившемся, не на шутку завидовали тем, кто ухитрился сделать деньги на своих знаниях. Однако за двадцать лет во мнении людей произошли разительные перемены. Прежде всего стало ясно, что деньги не принесли Кандыбко счастья – хата отца сгорела, а сын утонул в болоте. У кого-то еще погибли дети, кто-то разорился, и отныне все неприятности лжесвидетелей приписывались тому, что полученные за кровь деньги принесли им несчастье. При этом как-то забывали, что дети умирали не только у тех, кто брал деньги Мокроусова, и что пожары случались не только у любителей поживиться любой ценой.