Фактор страха - Чингиз Абдуллаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Интересная мысль, — заметил Романенко, — мы оставляем Чиряева на свободе и распускаем слухи о его сотрудничестве с нами. Что это нам даст?
— Многие не поверят, но некоторые начнут колебаться. Мы обязаны использовать фактор страха. Те, кто нанял Чиряева, боятся, что он заговорит. И они сделают все, чтобы он молчал, даже сидя в тюрьме. Но, выйдя на свободу, он вполне может дать показания, которые сделают невозможным его возвращение в Москву. И тут даже самые выдержанные бандиты, если такие бывают, возмутятся. И тогда вопрос будет поставлен ребром. Деньги до пятнадцатого должны быть переведены на счет казино. Вспомните, когда конкуренты устроили на Чиряева охоту? Когда выяснилось, что его казино задолжало более миллиона долларов. На поиски Труфилова, как важного свидетеля, снарядили большую группу бандитов, чтобы заставить Чиряева раскошелиться. Но тогда мы им помешали.
— Пятнадцатого, — произнес Романенко, — осталось четыре дня. И теперь они нам могут помешать.
— Конечно, могут. Но казино Чиряева — самое крупное в городе. И на нем завязаны интересы не только Чиряева, но и его компаньонов. Поэтому все будут заинтересованы в полюбовном решении этого вопроса. Казино должно работать, деньги должны быть выплачены. Но у самого Чиряева денег сейчас нет. Если даже он перевел свои деньги в зарубежные банки, все равно будет поздно. К тому же ему придется внести залог за свое освобождение, просто так немцы его не выпустят. А таких средств нет даже у мафии.
— Вы предлагаете мне, следователю по особо важным делам прокуратуры республики, начать эту рискованную игру против мафии и с опорой на мафию, — сказал Романенко. — С вашей стороны это плохая услуга.
— Кажется, Сесброн сказал, что мафия поражена страхом, — заметил Дронго. — Нужно задействовать фактор страха. Они должны бояться разоблачений, бояться закрытия казино. Чиряев должен бояться несправедливых обвинений в сотрудничестве с вами и возможной мести со стороны своих конкурентов. А те, кто стоял за спиной Ахметова и Чиряева, должны бояться разоблачений, которые не исключены при договоренности с бандитом Чиряевым. Всеобщий страх негодяев, которые всегда опасаются разоблачений. Я предлагаю задействовать этот фактор страха на полную катушку. Дело даже не в уголовнике Чиряеве, а в тех чиновниках, которые используют уголовные элементы для достижения своих целей.
— План сложный, — задумчиво произнес Всеволод Борисович, — и очень рискованный. Чиряева могут убрать, если пройдет слух о его сделке с прокуратурой, и тогда ваш план рухнет.
— Могут. Но не уберут, пока он не уплатит долги. Это невыгодно. А те, кто его нанял, не станут этого делать, пока не выяснят, какие именно показания он дал против Ахметова, если вообще их давал и входил с вами в сговор. Вот, собственно, и все.
— Очень сложно, — пробормотал Романенко, — давайте договоримся с вами таким образом. Я не буду ничего говорить Рогову. Если завтра удастся получить согласие немецкого суда на депортацию Чиряева, значит, будем проводить мой план. Если суд нам откажет, считайте, что я согласен с вашим планом. Договорились?
— Хорошо, — Дронго поднялся. — Во второй половине дня не ищите меня, я буду в больнице у Вейдеманиса. Есть новая информация о неизвестном убийце?
— Ищем, — пожал плечами Романенко, — сейчас в стране столько оставшихся без работы сотрудников МВД, КГБ, просто военных, из них можно организовать многомиллионную армию киллеров.
— Нас интересует только убийца Труфилова и Попова, — напомнил Дронго, — поищите в бывшем окружении Чиряева или Артемьева. И установите наблюдение за казино «Мажестик», из-за которого долг Чиряева вырос до трех миллионов. Необходимо строго контролировать их счета.
— Сделаем, — кивнул Романенко, — у меня к вам только один вопрос. Если я буду уволен с работы, возьмете меня к себе в помощники?
— Договорились, — улыбнулся Дронго, — но лишь после того, как будет завершен судебный процесс над Ахметовым и его покровителями.
Москва. 11 мая
Мара поняла, что эти люди явились к ней с определенной целью. Вовсе не затем, чтобы найти Фанилина. Когда рыжеусый сорвал с нее халат, она закричала. Очеретин поморщился. Он терпеть не мог женских криков. Даже в постели зажимал партнерше рот, чтобы она не стонала от удовольствия, полагая, что в этом больше наигранности, чем настоящей страсти. Хотя многих мужчин это возбуждало. Давно, еще будучи старшеклассником, Очеретин с товарищами ходил в женское общежитие, к приехавшим в Свердловск лимитчицам. Молодые женщины охотно проводили время с парнями, и единственным условием обеих сторон было полнейшее соблюдение тишины, чтобы не мешать остальным. Возможно, эта привычка к тишине во время любовных утех сохранилась у Матвея на всю жизнь.
— Молчи, — приказал он Маре, поморщившись, — сама нарвалась. Нечего было изменять.
Рыжеусый подхватил женщину за ноги, и они вдвоем с телохранителем отнесли ее в спальню. У нее не было сил сопротивляться. Матвей включил телевизор на полную громкость и остался в гостиной, не обращая внимания на доносившиеся из спальни жалобные стоны молодой женщины.
Любое насилие отвратительно. Насилие разумных существ отвратительно вдвойне. Особенно когда насильник, кроме удовлетворения похоти, насмехается еще над страданиями своей жертвы. В любом половом акте так или иначе присутствуют садомазохистские комплексы, у мужчин садизм, у женщин мазохизм. Но это допустимо лишь в тех случаях, когда оба партнера получают от этого удовольствие.
При изнасиловании проявляются не только животные инстинкты, но и порочность мужчины, его извращенность. Принято считать, что насильником движет животный инстинкт, в то время как у животных отсутствует элемент насилия, самец и самка совокупляются ради удовлетворения желания и для продолжения рода. Насилие над женщиной — акт варварства, не имеющий ничего общего с инстинктом. Отношения мужского и женского начал озарены божественным огнем. Насилие противоестественно и бесчеловечно.
Изначально самка выбирает самого достойного самца для продолжения рода, для удовлетворения своих биологических потребностей. Самцу часто приходится доказывать свое право на продолжение рода в схватке с другими самцами. Но если побежденный самец, вопреки законам природы, покрывает самку, это ведет к деградации.
Насилие мужчины над женщиной — это победа трусости над разумом, похоти — над нравственностью, зла — над естеством.
Мару насиловали вдвоем. Телохранитель и рыжеусый. Она еще соображала, когда с нее сдирали трусы и укладывали ее в постель. Но дальше начался ад, и она отключилась.
Минут через двадцать в дверь позвонили. Удивленный Очеретин поднялся и пошел к входной двери посмотреть на непрошеных гостей. Он был уверен, что это водитель, очевидно желавший сообщить какую-то новость. Но он ошибся. На пороге стояли два парня в униформе представителей фирмы, поставлявшей питьевую воду в бутылях. Сразу успокоившись, Матвей открыл дверь и грубо спросил:
— Что нужно?
— Воду привезли, хозяин.
— Оставьте у дверей, — бросил он. И хотел закрыть дверь.
— А кто платить будет?
Очеретин чертыхнулся, полез в карман.
— Сколько я должен?
— Много, — сказал первый, — очень много.
И внезапно выхватил пистолет с надетым глушителем. Такой же появился в руке у второго. Очеретин не успел закрыть дверь. Несколько щелчков, и он буквально впечатался в противоположную стену. К нему подошел убийца, вставил пистолет в рот и выстрелил.
— Он заплатил, — сказал убийца, обращаясь к напарнику.
Стараясь не шуметь, они направились в спальню. Рыжеусый, почуяв неладное, сделал знак телохранителю, все еще терзавшему несчастную женщину, и прислушался. Ему почудился какой-то шорох, и он посмотрел на пистолет, лежавший на тумбочке, но взять его не успел. Убийцы уже были в спальне. Выстрелами рыжеволосого отбросило к кровати. Всадив несколько пуль ему в череп, убийцы добили его. Телохранитель оглянулся и, дрожа от страха, слез с женщины.
— Продолжай, — сказал первый, — нам даже интересно. И женщина красивая.
— Не нужно, — заплакал негодяй, — не нужно меня убивать.
— А он парень хоть куда, — сказал второй. — Он будет плохо смотреться в земле.
— И в морге тоже, — безжалостно добавил первый. — Ему повезло. Хоть перед смертью переспал с красивой женщиной.
— Не надо, — упал на колени насильник, — я никому ничего не скажу. Не убивайте меня!
— Странный какой, — заметил первый убийца, — переспал с такой женщиной и еще недоволен. Очень странный.
Он приставил пистолет к виску телохранителя, все еще стоявшего на коленях. Тот плакал, как ребенок, забыв, как только что демонстрировал свою мужскую силу. Ведь по сути своей он был ничтожным и жалким. Убийцы переглянулись, и первый нажал на спуск. Выстрелом пробило череп, и мозги брызнули во все стороны, но женщина даже не вздрогнула. Телохранитель дернулся несколько раз и затих. Добивать его не имело смысла. Он был мертв.