Зачем идти в ЗАГС, если браки заключаются на небесах, или Гражданский брак: «за» и «против» - Сергей Арутюнов

XIX столетие принесло обществу одни из самых горьких раздумий о том, что же именно усилиями государства, церкви и самих обывателей построено на данной конкретной территории, которую принято называть Отечеством. И, между прочим, что есть брак как институт.

Вы думаете, гончаровский «Обломов» — о лени? А разве не о безбрачии, не о невозможности подчинить себя чему-то более высшему, чем ты сам, служить идеалу пусть иллюзорному, но куда более могущественному, чем одна сферическая личность в вакууме? А Тургенев — разве Тургенев не об этом в «Отцах и детях», «Рудине», «Дворянском гнезде», «Асе»?

…На Западе — Мопассан, Флобер, Гюго с горькими апологиями традиционной женской судьбы (одна «Эмма Бовари» чего стоит), но и в России не отстают от идей века, а во многом и опережают их — Толстой с «Анной Карениной» да Чехов с «Анной на шее».

Русская классическая литература, о которой все меньше говорят в нашей школе, не вела, но спрашивала, куда идти. Брак виделся ей клеткой, когда золотой, когда позолоченной, а когда и железной. Но покажи этим писателям свободные отношения, разве они в отвращении не отшатнулись бы от них? Кто знает… Мода на «жизнь втроем» распространилась среди писательской верхушки уже в XX веке: и Маяковский, и Пастернак, и Мандельштам, и Ахматова, и Цветаева, и Бунин исповедовали, мягко говоря, вольные взгляды на семью. Грубо говоря, жили по трое. Состав этих чрезвычайных троек менялся: литераторы подражали здесь нравам еще языческим, считая, что сдержанность и такт помогут им достичь блаженства, но, увы, — достигали только рукотворного ада на земле.

Это стало симптомом, а потом и главным признаком глубочайшего кризиса русской семьи — моногамной и многодетной.

ИЗМЕНЫ

Сегодня принято делить измены на физические и духовные (интересно, как проводят границу, если и тот и другой вид измены уже состоялся). Изменить — значит на время или навсегда предпочесть другого или другую.

Измен много потому, что невозможно каждый день на протяжении долгих лет любить с тем же напряжением, что и в первые дни. Однако есть совершенно иные судьбы: любовь с годами у некоторых счастливых пар лишь набирает высоту, наступает волшебный миг понимания. Чувство верности выбора усиливается, понимание нарастает.

Это огромная, данная свыше редкость!

В основном пары если не распадаются, то переживают мелкие и крупные кризисы. Семейный климат разряжается руганью, скандалами, примирениями и… изменами. Говорят, что изменяют втайне или в яви гораздо больше людей, чем признаются. Это понятно: измена стыдна. В ней есть отрада нарушения запрета и разрушения того самого «брака-клетки». Человек, к которому семья привыкла и стала считать его чуть ли не мебелью, внезапно становится значимым для кого-то другого, пусть тоже женатого, но чувства внезапно обостряются, возвращается якобы молодость…

Дурные грезы!

Измена разрушает не просто брак, но человеческую душу, вынужденную лгать. Измена — самая большая беда, которая может случиться с семьей. Выйти из измены достойно чрезвычайно сложно — она как воронка, разверзающаяся под ногами. В нее, как в топку, летят прежние чувства и обязательства.

С изменой практически невозможно примириться, ведь она есть худшее оскорбление.

Но переписка в сети с жалобами на супруга и остывание чувств — одно, а физическая близость — уже совершенно другое. И тот и этот вид измены одинаково горестен и оскорбителен, но все-таки отличать их друг от друга необходимо.

Примирение с фактом измены ради любви — возможно, но автоматическое, «ради крепости семьи», уже однажды нарушенной, — неприемлемо.

РУССКИЙ РАЗВОД ДО РЕВОЛЮЦИИ

Развод был диковинной редкостью в царской России — развести могла только Церковь. Основанием для развода были: доказанное прелюбодеяние одного из супругов; добрачная неспособность к брачному сожитию; судебный приговор с лишением всех прав состояния; судебный приговор со ссылкой в Сибирь и лишением всех прав и преимуществ; безвестное отсутствие супруга не менее пяти лет.

На разрушение традиционной семьи повлияла целая совокупность факторов, и в первую очередь — материальное расслоение населения в пореформенной крестьянской среде и увеличение количества горожан за счет уменьшения количества сельских жителей. Развитие практики «отходничества», при которой крестьяне уходили на заработки в города, также не способствовало укреплению семейных связей. Общий кризис патриархальной семьи осложняется ее юридическим статусом, не предполагающим, за редкими исключениями, возможности расторжения брака.

В Российской империи разводы были возможны только в духовных учреждениях; православные нуждались в разрешении Святейшего Синода. Согласно тогдашнему законодательству, развод был возможен по одной из следующих причин: двоеженство (двоемужество); доказанное прелюбодеяние; покушение на жизнь супруга; безвестное отсутствие супруга в течение пяти и более лет; наличие добрачной болезни, делающей невозможными супружеские отношения; осуждение за тяжкое преступление со ссылкой в каторжные работы; монашество (лишь при отсутствии малолетних детей).

Число разводов постепенно росло, однако вплоть до революции 1917 года оставалось ничтожным по сравнению с общим количеством браков. На страну с многомиллионным населением в 1840 году приходилось 198 разводов, в 1880-м — 920, а в 1890-м — 942. Согласно данным переписи 1897 года, на 1000 женатых мужчин приходился один разведенный, а на 1000 замужних женщин — две разведенные, хотя фактически распавшихся семей было во много раз больше.

Низкая численность разводов вела к увеличению количества детей, рожденных вне церковного брака и поэтому считавшихся незаконнорожденными. Так, статистика свидетельствует, что к концу 1880-х годов в Санкт-Петербурге практически каждый третий ребенок рождался на свет вне брака. В то же время в более либеральных европейских странах ситуация в этом плане была гораздо лучше. Например, принятие в Англии нового закона о разводах привело к снижению доли внебрачных детей сразу на 20 %.

Главным доказательством к разводу были показания свидетелей и факт наличия незаконнорожденных детей. На суд надо было представить (чем потешались в то время) «свидетелей прелюбодеяния».

Трудность и редкость разводов подтверждает и статистика XIX века: 1840 год — 198 разводов; 1880 год — 920; 1890 год — 942. Согласно переписи 1897 года на 1000 мужчин приходился один разведенный, на 1000 женщин — две разведенные. В 1913 году по всей Российской империи на 98,5 млн православных было оформлен 3791 развод (0,0038 %).

Но! В Санкт-Петербурге в 1867 году на 19 342 рождения было 4305 незаконнорожденных (22,3 %); в 1889 году — 28 640 и 7907 (27,6 %). В 1890 году в воспитательные дома Санкт-Петербурга принесли 9578 детей-подкидышей, в Москве в 1889-м таких детей было 16 636.

Впрочем, из истории русских разводов видно, что влияние, взятки и хорошие адвокаты порой помогали обойти препоны со стороны церковников, например, видный государственный деятель Сергей Юльевич Витте и брат последнего царя, великий князь Михаил Александрович Романов были официально женаты на разведенных женщинах.

ФИЛОСОФ ИВАН ИЛЬИН О СЕМЬЕ

Можно долго перечислять русских философов, отдавших дань краеугольному камню общественной жизни — семье. Тройка лидеров выявляется довольно легко: Иван Ильин, Василий Розанов, Константин Леонтьев.

Почему на первое место я по изволению своему поставил Ильина?

Возможно, оттого, что Ильин никогда не сбивается с темы в потусторонние области мысли и духа.

Ильин краток.

Ильин точен.

Ильин есть русская философия в предельной концентрации сосредоточения идей.

Прислушаемся:

Семья есть первичный, естественный и в то же время священный союз, в который человек вступает в силу необходимости. Он призван строить этот союз на любви, на вере и на свободе — научиться в нем первым совестным движениям сердца; и — подняться в нем к дальнейшим формам человеческого единения — родине и государству.

Семья начинается с брака и в нем завязывается. Но человек начинает свою жизнь в такой семье, которую он сам не создавал: это семья, учрежденная его отцом и матерью, в которую он входит одним рождением, задолго до того, как ему удается осознать самого себя и окружающий его мир. Он получает эту семью как некий дар судьбы.

Брак по самому существу своему возникает из выбора и решения; а ребенку не приходится выбирать и решать. Отец и мать образуют как бы ту предустановленную для него судьбу, которая выпадет ему на его жизненную долю, и эту судьбу он не может ни отклонить, ни изменить — ему остается только принять ее и нести всю жизнь. То, что выйдет из человека в его дальнейшей жизни, определяется в его детстве и притом самим этим детством;