Английская поэзия XIV–XX веков в современных русских переводах - Антология

an’ wakin’, as they found him long ago.

Admiral Death

Boys, are ye calling a toast to-night?

(Hear what the sea-wind saith)

Fill for a bumper strong and bright,

And here’s to Admiral Death!

He’s sailed in a hundred builds o’ boat,

He’s fought in a thousand kinds o’ coat,

He’s the senior flag of all that float,

And his name’s Admiral Death!

Which of you looks for a service free?

(Hear what the sea-wind saith)

The rules o’ the service are but three

When ye sail with Admiral Death.

Steady your hand in time o’ squalls,

Stand to the last by him that falls,

And answer clear to the voice that calls,

“Ay, Ay! Admiral Death!”

How will ye know him among the rest?

(Hear what the sea-wind saith)

By the glint o’ the stars that cover his breast

Ye may find Admiral Death.

By the forehead grim with an ancient scar,

By the voice that rolls like thunder far,

By the tenderest eyes of all that are,

Ye may know Admiral Death.

Where are the lads that sailed before?

(Hear what the sea-wind saith)

Their bones are white by many a shore,

They sleep with Admiral Death.

Oh! but they loved him, young and old,

For he left the laggard, and took the bold,

And the fight was fought, and the story’s told,

And they sleep with Admiral Death.

War Films

O living pictures of the dead,

⁠    O songs without a sound,

O fellowship whose phantom tread

    ⁠Hallows a phantom ground —

How in a gleam have these revealed

    ⁠The faith we had not found.

We have sought God in a cloudy Heaven,

    ⁠We have passed by God on earth:

His seven sins and his sorrows seven,

    ⁠His wayworn mood and mirth,

Like a ragged cloak have hid from us

    ⁠The secret of his birth.

Brother of men, when now I see

⁠    The lads go forth in line,

Thou knowest my heart is hungry in me

⁠    As for thy bread and wine;

Thou knowest my heart is bowed in me

⁠    To take their death for mine.

Сэр Генри Ньюболт (1862–1938)

Кабульский егерский отряд

Где б ни были вы, расы британской сыны,

Охрипшим голосом славя битвы отцов,

Услышьте про подвиг солдат из чужой страны —

Не стыдно равняться нам на туземных бойцов,

Оставшись без подкреплений, среди врагов,

Биться отважно, так, что сердца горят,

И доблестно пасть, как пал Кабульский отряд.

Их семьдесят было — горстка за чахлой стеной.

Голод, и жажда, и люди наперечёт,

Но алчущий нашей крови стотысячный вой

Был залпом сметен, и сметен орудийный расчет.

Вновь залп, и опять, и солнце афганское жжёт,

Но стена снесена, что стрелкам защитой была —

Под ней половина всех егерей полегла.

Дважды защитники пушку сумели отбить,

Дважды пытались назад ее отволочь…

Вспыхнул клинок одинокий, и стал кружить,

Бурей взвился, гоня пораженье прочь —

Гамильтон, англичанин, успел помочь,

Выкрикнул «Не сдаваться!», презрев стрельбу,

И к смерти рванулся — как будто зная судьбу.

Вновь егеря укрылись в казарме своей,

Видят парламентера, и слышат крик:

«Эй, выходи — не осталось белых людей,

Братьев не будем насаживать мы на штык!

Праздник для всех, кто от свободы отвык!»

И тишина воцарилась, ни звука нет.

Потом — презрительный смех прозвучал в ответ.

«Ослышались мы — и те, кто с нас клятву взял?

Хотите чтоб мы сдались, нарушив приказ?

Мы живы — и руки крепко держат кинжал.

Они полегли — но славой связали нас.

Так что, егерям — себя продавать сейчас?

И гордость отцов, честь завещавших нам —

И дух боевой, и верность павшим друзьям?»

Битвы восторг тогда подстегнул егерей,

Последним бурным галопом зашлись сердца,

Отброшены прочь остатки ненужных дверей —

Одною отвагой их не удержать до конца,

И редкою цепью, не потеряв лица,

Не пригибаясь, и не сбивая шаг

Вышли на смерть, на вой, где ярился враг.

Перевод Я. Старцева

Vitaï lampada[72]

Замолк перед площадкой каждый зритель.

Десятому грозит любой бросок[73],

Вот-вот уже решится победитель…

Слепящий свет; стоит один игрок.

Не для награды, многим столь желанной,

Играет он, не для хвалы льстеца,

А потому, что слышал Капитана:

«Играть! Играть! Держаться до конца!»

Песок в крови, пустыня заалела,

Атакой наше прорвано каре,

Убит полковник, пулемет заело,

Ослеп отряд в пыли и на жаре,

Рекою смерти заливает дюны,

А Честь — быть может, выдумка лжеца…

Но строй ведет в атаку голос юный:

«Играть! Играть! Держаться до конца!»

Слова всю жизнь мы повторяем эти,

Что прозвучали в школьные года,

Их в Школе все должны услышать дети,

Чтоб больше не забыть их никогда.

Пылающим светильником сияя,

Сквозь жизнь они ведут к мечте сердца,

И мы передаем их, умирая:

«Играть! Играть! Держаться до конца!»

Перевод А. Серебренникова

Барабан Дрейка

Дрейк спит в гамаке. До дома тыща верст.

(Капитан,