Море исчезающих времен - Габриэль Гарсия Маркес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сколько ты за нее получишь? – спросила Урсула, когда он проснулся после сиесты.
– Не знаю, – ответил Бальтасар. – Попрошу тридцать песо – может, дадут двадцать.
– Проси пятьдесят. Ты недосыпал две недели. И потом, она большая. Знаешь, это самая большая клетка, какую я видела.
Бальтасар начал бриться.
– Думаешь, дадут пятьдесят?
– Для дона Хосе Монтьеля такие деньги пустяк, а клетка стоит больше. Тебе бы надо шестьдесят просить.
Дом плавал в удушающе-знойной полутени, и от стрекота цикад жара казалась невыносимой. Покончив с одеванием, Бальтасар, чтобы хоть немного проветрить, распахнул дверь в патио, и тогда в комнату вошли ребятишки.
Новость уже распространилась. Доктор Октавио Хиральдо, довольный жизнью, но измученный своей профессией, думал, завтракая в обществе хронически больной жены, о новой клетке Бальтасара. На внутренней террасе, куда они выносили стол в жаркие дни, стояло множество горшков с цветами и две клетки с канарейками. Жена доктора любила своих птиц так сильно, что кошки, существа, способные их съесть, вызывали у нее ненависть. Доктор Хиральдо думал о жене, когда во второй половине дня, возвращаясь от больного, зашел к Бальтасару посмотреть, какая у него клетка.
В доме у Бальтасара было полно народу. На столе красовался огромный проволочный купол, в нем было три этажа. С маленькими переходами, с отделениями для еды и для сна и с трапециями в специально отведенном для отдыха птиц месте, он казался макетом гигантской фабрики по производству льда. Не прикасаясь к клетке, врач внимательно оглядел ее и подумал, что на самом деле клетка превосходит даже то, что он о ней слышал, и несравненно прекраснее всего, о чем он мечтал для своей жены.
– Настоящий подвиг фантазии! – воскликнул он. Добрый, почти материнский его взгляд отыскал Бальтасара, и доктор добавил: – Из тебя получился бы прекрасный архитектор.
Тот густо покраснел.
– Спасибо, – кивнул он.
– Это правда, – продолжил врач. У него были изящные руки, и он был полный и гладкий, как некогда красивая женщина, а его голос звучал как голос священника, говорящего по-латыни. – В нее и птиц не надо сажать, – сказал он, поворачивая клетку перед глазами любопытных, будто он предлагал ее купить. – Повесь между деревьями, и она сама запоет. – Он поставил клетку на место, подумал немного, глядя на нее, и проговорил: – Хорошо, я ее беру.
– Она уже продана, – объявила Урсула.
– Сыну дона Хосе Монтьеля, – пояснил Бальтасар. – Он ее заказывал.
Всем своим видом доктор выразил почтение.
– Он дал тебе образец?
– Нет, просто сказал, что ему нужна большая клетка, вот как эта, – в ней будут жить две иволги.
Врач снова посмотрел на клетку:
– Иволгам она не подходит.
– Подходит, доктор, – сказал Бальтасар. Его окружили дети. – Все размеры точно рассчитаны, – продолжил он, показывая пальцами на разные отделения клетки. Он ударил костяшками пальцев по куполу, и клетка торжественно запела. – Проволоки прочнее этой не найдешь, и каждое соединение спаяно изнутри и снаружи.
– Даже для попугая годится, – вставил кто-то из детей.
– Верно, – согласился Бальтасар.
Врач повернул к нему голову.
– Хорошо, но ведь образца он тебе не дал? И не описал определенно? Просто: «Большая клетка для иволги». Верно?
– Да, – подтвердил Бальтасар.
– Значит, и раздумывать нечего. Одно дело – большая клетка для иволги, и совсем другое дело – твоя клетка. Кто докажет, что это та самая клетка, которую тебе заказывали?
– Это она, – сказал сбитый с толку Бальтасар. – Потому я ее и сделал.
Врач досадливо нахмурился.
– Ты бы мог сделать и другую, – заметила Урсула, пристально глядя на Бальтасара, и потом обратилась к врачу: – Вам ведь не срочно?
– Я обещал жене принести ее сегодня.
– Мне очень жаль, доктор, – сказал Бальтасар, – но нельзя продать вещь, которая уже продана.
Врач пожал плечами. Вытирая платком потную шею, он молча уставился на клетку. Не отрываясь, он глядел в какую-то невидимую для других точку, как глядят на исчезающий вдали корабль.
– Сколько тебе за нее дали?
Бальтасар посмотрел на Урсулу.
– Шестьдесят песо, – сказала она.
Врач все глядел на клетку.
– Очень хороша, – вздохнул он. – Удивительно хороша.
Доктор двинулся к двери, улыбаясь, энергично обмахиваясь платком, и тут же воспоминание об этом эпизоде начало навсегда стираться в его памяти.
– Монтьель очень богат, – произнес он, выходя из комнаты.
На самом деле Хосе Монтьель не был таким богачом, каким казался, но был готов на все, чтобы только им стать. Лишь за несколько кварталов отсюда, в доме, доверху набитом вещами, где никогда даже не пахло тем, чего нельзя было бы продать, он с полнейшим равнодушием слушал рассказы о новой клетке Бальтасара. Его супруга, терзаемая навязчивыми мыслями о смерти, после обеда закрыла все окна и двери и два часа неподвижно пролежала в полутьме с открытыми глазами, в то время как сам Хосе Монтьель сладко дремал. Его разбудил шум голосов. Тогда он распахнул дверь и увидел перед домом толпу, а в толпе – Бальтасара с клеткой, свежевыбритого, во всем белом, и выражение лица у него было почтительно-наивное – то самое, какое бывает у бедняков, когда они приходят в дома богатых.
– Да это просто чудо какое-то! – с радостным изумлением воскликнула супруга Монтьеля, ведя Бальтасара за собой в дом. – Ничего похожего я в жизни не видела! – И, возмущенная бесцеремонностью толпы, входившей вслед за Бальтасаром в дверь патио, добавила: – Нет, лучше несите внутрь, а то они превратят нам гостиную бог знает во что.
Бальтасар бывал в этом доме и раньше – несколько раз, зная его мастерство и любовь к своему делу, его приглашали для выполнения мелких столярных работ.
Однако среди богатых ему было не по себе. Он часто думал о них, об их некрасивых и вздорных женах, об ужасающих болезнях и неслыханных хирургических операциях и всегда жалел их. Когда он входил в их дома, ноги плохо слушались его, и каждый шаг стоил ему усилия.
– Пепе дома? – спросил Бальтасар, ставя клетку на стол.
– В школе еще, – ответила жена Монтьеля. – Скоро должен прийти. – И добавила: – Монтьель моется.
В действительности же Хосе Монтьель помыться не успел и сейчас торопливо обтирался камфарным спиртом, собираясь посмотреть, что происходит. Человек он был такой осторожный, что спал, не включая электрического вентилятора, – тот помешал бы ему следить во сне за всеми шорохами дома.
– Аделаида! – крикнул он. – Что там такое?
– Иди посмотри, какая чудесная вещь! – воскликнула жена.
Хосе Монтьель, тучный, с волосатой грудью и накинутым на шею полотенцем, высунулся из окна спальни.
– Что это?
– Клетка для Пепе, – ответил Бальтасар.
Женщина растерянно посмотрела на него.
– Для кого?
– Для Пепе, – повторил Бальтасар. А потом повернулся к Хосе Монтьелю: – Пепе заказал ее мне.
Ничего не произошло, но Бальтасару почудилось, будто перед ним открыли
