Журнал «Вокруг Света» №04 за 1992 год - Вокруг Света

Я сразу же решила, что должна добраться до тебя и заботиться о тебе столько, сколько будет нужно. За два дня до возвращения отряда твои отец и мать уехали за покупками в большой форт в устье реки Лось, а затем собирались посетить Народ Земляных Домов. Их не было, к тебе должна была идти я.

На следующий день я долго прогуливалась по лагерю, пока не встретила Одинокого Бегуна, одного из молодых людей, входивших в твой отряд. «Где вы оставили Апси и его младшего брата?» — спросила я его. «Поблизости от Бобровой Головы, в небольшой ложбине, на южном берегу реки. Мы построили для него там хороший вигвам», — объяснил он мне. При этом он как-то загадочно взглянул на меня и улыбнулся!

Я повернулась, чтобы уйти, но он окликнул меня. «Послушай, — сказал он. — Ты должна выбросить из головы эти мысли». — «О чем это ты?» — «О том, что ты собираешься к Апси. Ты не сможешь дойти туда. К Бобровой Голове долгая, долгая тропа. Ты умрешь в снегах».

Я обратилась к нему: «Одинокий Бегун, можешь ли ты сделать для меня одну вещь?» — «Все, что бы ты меня ни попросила». — «Тогда я тебе скажу — ты угадал мои намерения. Я собираюсь дойти до Апси и взять на себя заботу о нем. Обещай мне, что, когда люди увидят, что меня в лагере нет, ты ничего не скажешь о моем замысле». — «Но я говорил тебе — ты никогда не сможешь добраться до Бобровой Головы. Ты умрешь, замерзнешь». — «Есть вещи, которых я боюсь больше смерти. Я попытаюсь дойти до него. Обещай мне то, что я просила», — сказала я ему. «Я обещаю», — ответил он. «Поклянись Солнцу!»

Он поднял руки к небу. «Хайя, Солнце, — крикнул он. — Я клянусь тебе, что я никому не скажу все то, что я знаю о Сатаки, и о том, что она собирается делать!» — «Хорошо! Я скоро уйду», — заявила я ему. «Пусть будет так, вот тебе мой совет, — сказал он, когда мы расставались. — Возьми с собой побольше еды, шкуры, чтобы согреться, и иди только по реке — на ее льду меньше снега, чем на равнине».

В ту ночь, когда мои «почти матери» уснули, я вышла из вигвама, сделала травуа и приготовила поклажу, которую должен был тащить Короткий Хвост. Затем я спрятала все это в лесу. На следующую ночь я доставила туда парфлеши, заполненные тем, в чем я буду нуждаться. Мне пришлось дожидаться ветреной ночи, поскольку ветер быстро заносит следы снегом. Через две ночи задул сильный западный ветер. Как только мои «почти матери» заснули, я свернула шкуры, которыми накрывалась, взяла также побольше бизоньего мяса, кремень, стальное кресало, трут и пошла к своему тайнику. Короткий Хвост, бежал за мной. Я надела на него упряжь, прицепила травуа с поклажей. Затем я повела его по долине, вышла на равнину и повернула на юго-восток к реке Лось.

Стоял страшный холод, снега мне было чуть ли не по колено, сильно мело. Но небо было чистым, и при свете Ночного Светила и звезд я могла выдерживать нужное мне направление, К тому же ветер помогал мне двигаться, Под утро я вышла к реке Лось, забралась в самую гущу большой рощи на ее берегу и оставалась там весь день и всю ночь.

Скоро я обнаружила, что двигаться по льду реки много удобнее. День за днем я поднималась все выше по реке, делая стоянку там, где я находила сухой валежник. Я ничуть не страдала от холода — от него меня защищали две бизоньи шкуры, одеяло и кусок кожаного покрытия вигвама. Короткий Хвост ел бизонье мясо, добывая его из туш убитых волками и частично ими съеденных животных. В конце концов я тоже стала питаться тем же.

Но неожиданно мои ноги стали распухать, с каждым днем все больше и больше, пока я не почувствовала, что дальше идти не могу. Я разбила стоянку, села около костра и сняла мокасины. Ноги стали вдвое толще нормального и ужасно болели. Я подумала, что это конец моей тропы. «Короткий Хвост, — сказала я своей собаке, т здесь я умру! Мне ни за что не подняться отсюда, никогда я не увижу Бобровую Голову и Апси!» Я заплакала.

Короткий Хвост, казалось, меня понял. Он заскулил, а потом подошел ко мне и стал вылизывать мои ноги своим мягким, теплым языком. О, какое я почувствовала облегчение! Он лизал их очень долго.

Но когда я встала на следующее утро, ноги опять были сильно распухшими. Я перепробовала несколько пар бизоньих мокасин, но все они были теперь для меня малы. Поэтому, разведя костер, я сделала новые, побольше, выкроив их из бизоньей шкуры. Я надела их, встала и сделала несколько шагов: мои ноги не болели, но они стали твердыми и бесчувственными. Я приободрилась, зажарила и поела мяса, запаковала вещи и тронулась дальше. Вплоть до полудня мои ноги продолжали оставаться негибкими, потом опухоль стала спадать, они стали теплыми, я смогла идти, как шла прежде. Меня спас Короткий Хвост. Вылизывая мои ноги, он их вылечил. Итак, мы продолжали путь вверх по реке — день за днем, день за днем. Я считала их, дет лая отметки на палочке.

Это был двадцать шестой день моей долгой тропы. (С севера, с низовьев реки Йеллоустон вверх по ее руслу до Биверхед более трехсот миль. — Прим. авт.)

Вчера утром я прошла мимо устья реки Горный Баран и была уверена, что сегодня я доберусь сюда. Наступила ночь. Я не видела признаков Бобровой Головы, но продолжала свой путь. Вскоре после того, как стемнело, я миновала ее. Затем свернула, поднялась вверх на равнину и отыскала эту ложбину. С надеждой и страхом смотрела я вниз, в темноту. С надеждой, что вы здесь, и со страхом, что ты умер от раны или вы были перебиты вражеским военным отрядом.

Вдруг среди черноты я заметила отблески огня. Мое сердце затрепетало! Я сказала себе, что это искры вашего костра. Но полностью я не могла быть уверена в этом — ведь ваше убежище могли захватить враги. Но ложбина была точно такой, как ее описал Одинокий Бегун — с крутым обрывом на восточной стороне, как раз на той стороне, где я стояла.

Я прошла по гребню почти до самой реки, отыскала спуск и направилась обратно через лесные заросли, пока не вышла к протоптанной в снегу тропинке. Затем я стала звать вас, звать снова и снова, но ответа не было, и меня охватил страх.

— Мы думали, что нас зовет твоя тень. Мы были уверены в этом до тех пор, пока не услышали твои шаги, — объяснил Маство, и мы все рассмеялись.

Но смех Сатаки и мой собственный был далеко не беззаботным. Поглядывая на нее, я видел, что на сердце у нее тяжело. Так же точно чувствовал себя и я сам. Я решил ничего пока не говорить о причинах этого. И она ничего не сказала.

Она устроила свою постель напротив нас по другую сторону костра, и мы заснули.

На следующее утро, когда Маство поднялся на холм для наблюдения за местностью, я обратился к ней:

— Ты здесь и ты не можешь представить, как я рад, что ты пришла. Но, что нам делать дальше? Чем все это кончится? Нам нужно возвращаться к своему народу. Если мы останемся здесь одни, не более чем через месяц после того, как покажется зеленая трава, враги нас найдут. А идти домой — ты хорошо знаешь, что это означает: если нас двоих и не убьют, Три Бизона отрежет тебе нос.

— Если мне отрежут нос, будешь ли ты любить меня — то страшное существо, которым я тогда стану? — спросила она.

— Так же, как и раньше, — ведь твое сердце останется прежним, — ответил я.

— Тогда будем надеяться, что Три Бизона не убьет тебя, а ограничится тем, что отрежет мне нос и даст мне свободу. И мы сможем, поставить свой вигвам.

— Да! Мы так и поступим. И давай больше об этом не говорить и сделаем все возможное, чтобы жить беззаботно, — подытожил я все сказанное.

И после этого для нас начались спокойные дни. Мы больше не боялись будущего. И вскоре я снова стал видеть вещие сны! Сатаки и я гоним по равнине, табун лошадей, а в конце концов я увидел с нами и моего брата. Я рассказал остальным о своем сне и добавил: рано или поздно мы захватим табун лошадей врага и угоним их к себе домой. Сатаки и брат согласились, что именно это мы и сделаем. Они немедленно начали подготовку к нашему набегу на вражеские табуны.

Маство убил в ложбине лося, Сатаки удалила с лосиной шкуры волосы. Затем из сырой шкуры они сделали три хороших седла со стременами. Когда дни стали длиннее, Маство стал проводить все больше времени на холме, высматривая врагов.

Сатаки ухаживала за мной, как будто я был ее ребенком. Она обмывала и кормила меня, расчесывала и укладывала мои волосы. Она сделала и приготовила пеммикан, сплела несколько кожаных веревок, выдубила шкуру лося и сделала для всех нас мокасины, а ту пару, которая предназначалась мне, расшила разноцветными иглами дикобраза.

К тому времени, когда птицы полетели над нами на север, я уже был в состоянии встать со своего ложа и, хромая, передвигаться вокруг него. Ложбина и равнина очистились от снега, лед на реке растаял; кое-где показалась трава. Теперь я велел Маство постоянно наблюдать за местностью с холма, и днем в вигваме мы костра не разжигали.