Собрание сочинений (Том 2) - Сергей Алексеев

Никто не шевельнулся.

Подал тогда офицер команду. Выхватили полицейские и казаки шашки, бросились на демонстрантов.

Смешались ряды рабочих, потеряли равнение. Окружили полицейские Аракела, оттеснили его от товарищей.

Подскакал офицер и схватился за красное знамя.

Не выпускает Аракел знамени, ещё крепче прижал к груди.

- Отпусти! - закричал офицер и полоснул по лицу знаменосца нагайкой.

Пересек красный рубец лицо Аракела, кровью наполнился левый глаз.

Держится Аракел за знамя.

- Отпусти! - хрипит офицер; выхватил он шашку, взмахнул - вот-вот рубанёт Аракела.

Но перехватил кузнец офицерскую шашку. Вырвал, подбросил и, как хворостинку, переломил её на две половины.

Опешили офицер и полицейские. Сидят на лошадях, разинули рты.

А Аракел презрительно швырнул на землю обломки шашки, сжал крепче в руках знамя и не торопясь направился к демонстрантам.

Опомнились полицейские.

- Стой! - закричал офицер. - Стой! Держи его!

Бросились догонять Аракела, да поздно. Смешался он с толпой. Не видать Аракела. Не найти. Лишь по-прежнему развевается над демонстрантами красное знамя.

- Да здравствует Первое мая! Да здравствует свобода! - несётся по улице.

ПАССАЖИРЫ

Дело было в Могилёве. Извозчик-старик Качкин подкарауливал возле вокзала пассажиров. День был весёлый, майский.

Сидел старик на козлах пролётки, от яркого солнца щурился. Смотрит идут два парня. В руках у одного корзина. Сверху платком накрыта. Из-под платка торчит гусиная голова. Крутит гусак головой, с любопытством на всех поглядывает.

Поравнялись парни со стариком:

- Свободен?

- Милости просим.

- Нам бы на главную улицу.

- Тридцать копеек.

Парни спорить не стали. Один из них сел на пассажирское сиденье, поставил рядом с собой корзину. Второй попросил:

- Разреши-ка, папаша, лошадкой поправить.

- Садись, - согласился старик. - Но за это ещё пятак.

- Ладно, будет тебе пятак.

Качкин подвинулся.

Взобрался парень на козлы. Взял вожжи и кнут. Гикнул.

Тронулись.

- Из деревни, никак? - поинтересовался старик. - Гостинчик, видать?

- Подарочки, - ответил загадочно парень.

Выехали на главную улицу.

- Держись, папаша! - крикнул парень Качкину и посильнее ударил коня.

Запрыгала пролётка по булыжной мостовой, засвистел в ушах ветер.

- Э! - заворчал старик. - Так не договаривались. За это ещё десять копеек.

- Ладно, - согласился парень.

Видит Качкин - уступчив пассажир.

- Нет, - говорит, - двадцать.

Пока они договаривались, второй парень, тот, что сидел на пассажирском сиденье, снял с корзины платок, приподнял гуся, а под гусем листовки! Взмахнул парень рукой - взвились, закружились, полетели листовки в разные стороны.

Оглянулся Качкин, понял - недоброе...

- Стой! Стой! - закричал с испугу.

- Тише, тише, папаша, за это ещё целковый.

Только Качкину теперь не до денег.

- Караул! - завопил. - Разбойники!

Летит пролётка по главной улице. А сзади несутся городовые, слышится свист, хлопают выстрелы. Подбирают прохожие листовки, суют поспешно за пазуху. Свернула пролётка в один переулок, в другой, в третий.

Осадили парни разгорячённого коня, сунули старику горсть медяков, оставили корзину и гуся, бросились во двор, перемахнули через забор только их Качкин и видел.

Подбегают запыхавшиеся городовые. Окружили пролётку, стянули Качкина с козел.

- Кого вёз? Где пассажиры?

Хотел Качкин показать, куда побежали парни, да не успел.

Подошёл к нему офицер.

- Сволочь! - закричал он и съездил старику по уху. - Душу пущу по ветру! Где негодяи?!

Насупился Качкин, глянул из-под навислых бровей на офицера, помедлил.

- Вон туды утекли, - показал он на противоположный конец переулка.

Отпустили жандармы старика, помчались в указанном направлении.

Возвращался Качкин домой, щупал медяки в кармане, посматривал на гуся, вспоминал неожиданных пассажиров. "Парни, видать, рискованные, рассуждал старик. - Ишь напридумали! По самой по главной улице..."

ГРИША ЛОЗНЯК

Гриша Лозняк отбывал заключение в одиночной камере. Худ. Ростом мал. В плечах узок. Глянешь - ничего в нём особенного. Да и нраву Гриша был скромного. Ссор с надсмотрщиками не заводил. Тюремных правил не нарушал. Во время прогулок не разговаривал. Смотрели на него надзиратели и думали: "По глупости небось угодил парень, по недоразумению".

Раз в неделю приходила сестра, приносила передачу - всегда одно и то же: буханку хлеба, бутылку молока и четверть фунта дешёвых конфет, но непременно в бумажках.

Звали её Лизой. Была она под стать брату: худенькая и маленькая, совсем девочка. Лиза терпеливо дожидалась своей очереди, робко протягивала корзину и уходила.

- Видать, пугливая, - говорили охранники.

Только всё было не так.

Гриша сидел не случайно. Был он членом большевистской партии, печатником, и арестовали его при разгроме подпольной типографии.

И Лиза была вовсе не сестрой Лозняка. Она тоже состояла в большевистской партии и выполняла партийное поручение. Да и хлеб, молоко и конфеты приносила она неспроста. В конфетные обёртки вкладывались письма от товарищей с воли. Сидел Гриша в тюрьме, а был в курсе всех новостей и событий.

Из хлеба Гриша делал чернильницы, наливал в них молоко и молоком писал ответы товарищам. Когда к Гришиной камере приближались охранники, он проглатывал и "чернила" и "Чернильницу". Вы, наверное, знаете, что так писал письма из тюрьмы Владимир Ильич Ленин.

Приближалось Первое мая.

Гриша не раз принимал участие в первомайских маёвках. Решил он и в тюрьме отметить рабочий праздник. Сообщил об этом соседям - заключённым, сидящим в других камерах. Сообщал стуком - специальным шифром. Вначале постучал в стену направо, потом в стену налево. Товарищи поняли, поддержали, в свою очередь сообщили соседям.

Вскоре о предложении Гриши Лозняка знали все политические.

И уже на следующий день стали в тюрьму поступать лоскутки красной материи: одному - запечённые в хлебе, другому - в пироге вместо начинки, третьему - засунутые в корешок книги.

Во время прогулок заключённые незаметно передавали лоскутки Грише, а он по ночам шил из них красное знамя.

И вот наступило Первое мая. Как и обычно, утром заключённых вывели на прогулку. Тюремный двор небольшой. Ходят они цепочкой по кругу. Десять кругов тридцать минут. Тридцать минут - вот и вся прогулка.

Прошли заключённые круг, прошли два, и вдруг взвилось над арестантами знамя. Затрепетало в воздухе алым полотнищем. Потянулось к небу и к солнцу.

Смело, друзья! Не теряйте

Бодрость в неравном бою,

запел Гриша Лозняк.

Родину-мать защищайте,

Честь и свободу свою!

подхватили другие.

Забегали, заволновались охранники.

- Молчать! - кричат. - Молчать!

Не слушают заключённые.

Пусть нас по тюрьмам сажают,

Пусть нас пытают огнем,

Пусть в рудники посылают,

Пусть мы все казни пройдём!..

Прибежал начальник тюрьмы. Окружили охранники со всех сторон заключённых, избили прикладами, погнали в вонючие подземные карцеры.

Две недели отбыли демонстранты в карцере. А потом разослали их по другим городам, в разные тюрьмы. Был отправлен и Гриша Лозняк.

Привезли его в новую тюрьму, посадили в одиночную камеру.

Прошла неделя, и снова у Гриши появились "чернильница" и "чернила", снова он стал получать письма от товарищей с воли...

Худ Гриша. Ростом мал. Скромен. Глянешь - ничего в нём особенного...

КНИЖЕЧКИ

Томский батюшка, отец Макарий, любил простому народу для чтения раздавать книжечки. Книжечки были или божественного содержания, или про жизнь царей и цариц.

Читателями поначалу были старухи и монашенки соседнего монастыря, а потом, смотрит батюшка, и рабочий люд потянулся.

Раздавая книжечки, отец Макарий любил расспрашивать про прочитанное: понравилась ли книжечка, хороши ли картинки.

Приходила к батюшке за книжечками и одноглазая Харитина, прислуга генерала Обозина.

Вот как-то, было это в конце апреля, под самое Первое мая, отец Макарий и спрашивает у Харитины:

- Ну как, понравилась книжечка?

- Ой, как понравилась! - отвечает Харитина. - Интересно, - говорит. И, главное, очень понятно. Особенно там, где про Первое мая.

- Про какое ещё Первое мая? - удивился он.

- Как - про какое?! Про то, что рабочий праздник, - говорит Харитина.

Схватил батюшка книгу, смотрит - не верит своим глазам. Действительно, в книжечке листки про Первое мая: и откуда праздник пошёл, почему он рабочий. А дальше и совсем страшное - всё против царя, помещиков и капиталистов: мол, пора их прогнать и установить народную власть. Бросился отец Макарий в жандармское управление к полковнику Голенищеву.

Развернул Голенищев книжечку, побагровел.

- Откуда такая?! - накинулся на святого отца.

Батюшка и принялся рассказывать про то, как он раздаёт для чтения простому народу книжечки, и про Харитину.