Синайский мираж - Александр Александрович Тамоников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Благодарю, – проговорил Богданов. – Рассказывай дальше…
– А дальше, – промолвил Максум, – было вот что. Я понимал, что люди Гюрзы напали не на нас – им нужны были ваши люди. И потому я поспешил на помощь вашим людям. Я сказал им лечь на песок и не вставать. А что еще я мог им сказать? – Он помолчал, закрыл глаза, вновь их открыл и продолжил: – Я стрелял до последнего патрона. И мои товарищи, которые погибли, тоже. А потом я опять побежал к вашим людям. Но я опоздал. Люди Гюрзы и сам Гюрза меня опередили. Уже светало, и я хорошо видел и людей Гюрзы, и его самого. Что я мог поделать один против многих? Только с честью погибнуть. Но тогда кто бы сейчас знал, где ваши люди? Я проследил за людьми Гюрзы и за вашими людьми. Гюрза взял ваших людей в плен. Я не знаю, зачем он это сделал. Я шел за ними целый день. Они остановились только тогда, когда край солнца коснулся далеких барханов. Они пришли в свое поселение. Здесь они расположились на ночевку, а ваших людей бросили в яму.
– В яму? – удивленно спросил Муромцев. – В какую еще яму?
– У нас пленников держат в ямах, – сказал Максум. – Где же еще их держать в пустыне?
– Понятно, – сказал Муромцев.
– Я не мог вызволить их из ямы, – сказал Максум. – Там была стража. Много стражи с оружием. И тогда я решил вернуться сюда и рассказать, где находятся ваши люди. Я надеялся, что кто-то отправится в пустыню, чтобы им помочь. Так и случилось – вы прибыли, чтобы освободить ваших людей. Я покажу вам, где Гюрза их прячет.
– Ты думаешь, что они до сих пор там? – спросил Богданов.
– Я не знаю, – сказал Максум. – Может, они там, может, в другом месте. А может, Гюрза их всех убил. Кто мне это может сказать?
– Думаю, что они живы, – предположил Богданов. – Об этом сказал сам Гюрза.
– Гюрзе нельзя верить, – возразил Максум.
– И все же, – сказал Вячеслав. – Гюрза хочет их обменять. А обменять можно только живых. Значит, они, скорее всего, живы.
– Обменять на золото? – презрительно скривился Максум.
– Нет, – сказал Богданов. – Тут дело посложнее… Тут – политика. Хотя, опять же, где политика, там и золото. Скорее всего, Гюрзу купили. И он теперь должен отработать. То есть выполнить поручения тех, кто его купил.
Максум на это ничего не сказал, прислонился к стене и зажмурил глаза. Муромцев, Терко и Рябов вновь занялись амуницией и спецснаряжением.
– Максум, может, и тебе дать что-нибудь из снаряжения? – спросил Богданов. – Выбирай. Здесь хватит и для тебя.
– Мое оружие со мной, – сказал Максум.
Он откинул край белой накидки, которая, наподобие широкого и длинного плаща, укутывала его фигуру. Под накидкой спецназовцы увидели короткий автомат, ремень которого был перекинут через плечо таким образом, что автомат находился под мышкой.
– Ты глянь, – удивился Рябов. – А ведь снаружи совсем не видно! А зато как удобно! Одно движение рукой – и можно стрелять прямо через верхнюю одежду!
– Израильская штучка, – сказал Терко, присмотревшись к автомату. – Максум, а куда ты спрятал запасные магазины с патронами? Поделись опытом.
Максум чуть шире распахнул свою верхнюю накидку. Под ней был пояс. На поясе висел обыкновенный армейский подсумок с запасными магазинами, а еще – нож.
– Вот мое оружие, – сказал Максум. – А больше мне ничего не нужно.
– А что, неплохо, – похвалил Терко. – Так сказать, необходимый минимум.
Вскоре вернулся Фарис. С ним пришел Салим и еще два молчаливых человека. Они принесли арабскую одежду.
– Итак, вы отбываете завтра утром? – уточнил Салим.
– Да, – ответил Богданов. – Как только начнет светать.
– Что ж, – сказал Салим. – Вам виднее. Лошади готовы. Все, что нужно в дорогу, – тоже готово. Вода, еда… Он, – Салим указал на Фариса, – все проверил лично.
– Благодарю, – сказал Богданов.
– Мы можем идти? – спросил Салим.
– Да, идите, – произнес Вячеслав.
Салим потоптался на месте: было заметно, что он хочет еще что-то сказать или спросить.
– Какие-то проблемы? – глянул на него Богданов.
– Нет, – ответил Салим. – Никаких проблем… Просто я еще раз хотел спросить насчет ужина… Вы не передумали? У нас хороший ужин. По нашим законам, отказаться от ужина означает оскорбить хозяев. Конечно, мы на войне, и тут особые законы, но все же…
– А что? – улыбнулся Богданов. – В конце концов, почему бы и нет? Несите ужин!
Салим сказал несколько слов по-арабски сопровождавшим его мужчинам, и те вышли.
– Скоро вам принесут ужин, – сказал Салим.
И точно, вскоре те же самые мужчины принесли еду. Прямо на полу они расстелили ковер и расставили на нем блюда с угощениями.
– Как говорят у вас – приятного аппетита, – улыбнулся Салим.
– Может, и вы с нами? – предложил Богданов.
– О, нет! – решительно отказался Салим. – У нас дела.
– Ну, тогда не смеем задерживать! – развел руками Вячеслав.
Салим поклонился и вышел. Вместе с ним вышли и его сопровождающие.
– Та-а‐а‐к, – протянул Терко. – И что же дальше?
Фарис молча взял лепешку, разломил ее и понюхал. Потом дал понюхать Максуму. После этого они перекинулись между собой несколькими фразами по-арабски.
– И что же вы там унюхали? – спросил Терко. – Если это, конечно, не ваш арабский секрет…
– У арабов есть специальный яд, – сказал Фарис. – От него не умирают. Но тот, кто испробовал такой яд, становится слабым и неподвижным. Он лежит и не может встать. Иногда слепнет. Потом он встает и начинает видеть, но через долгое время – дней через десять или даже больше.
– Вот оно как! – присвистнул Терко.
– И что же, такой яд вы обнаружили в лепешке? Его можно обнаружить, понюхав отравленную пищу?
– Нет, – сказал Фарис. – Его можно обнаружить другим способом.
При этих словах Максум поднялся и вышел.
– Куда это он? – спросил Рябов.
– Скоро вы все поймете, – сказал Фарис.
Вскоре Максум вернулся. В руках у него были три тоненькие зеленые веточки какого-то местного растения. Одну веточку Максум поставил в кувшин с водой, другую положил на лепешку и прикрыл ее другой лепешкой, третью – поместил между двумя пластинами сыра.
– И что же все это значит? – поинтересовался Муромцев.
– Если еда и вода не отравлены, то веточки будут живы, – пояснил Фарис. – А если в еде и воде яд, то очень скоро они умрут.
– Очень скоро – это когда? – спросил Муромцев.
– К ночи, – ответил Фарис.
– А лепешку-то вы для чего нюхали? – спросил любознательный
