Любовь в холодном климате - Митфорд Нэнси

– Возможно, ты и прав, – согласилась тетя. – Посмотри на Сумасбродку! Один жуткий скандал за другим, побеги от мужей делают ее чем-то вроде приза в лотерее. Каннибальские вожди и еще бог знает кто, броские заголовки в газетах, судебные иски за клевету, и, несмотря на все это, стоит ей только появиться в Лондоне, как ее друзья выстраиваются в очередь, чтобы устроить в ее честь вечеринку. Но не говори этого Малышу, нечего его поощрять. Ты не предлагал ему бросить все и уехать за границу?

– Предлагал, но без толку. Он скучает по Соне, его в известной мере ужасает все это дело, ему не нравится мысль о прекращении выплат, хотя он и сам в общем-то не нищий. У него ужасная простуда, он весь как в воду опущенный, но в то же время видно, что перспектива его ослепляет, и, пока игру будет вести Полли, держу пари, он продолжит в ней участвовать. О, вообрази только – взять новую молодую жену в нашем возрасте, как изнурительно. Малыш создан быть вдовцом, мне его искренне жаль.

– Да уж, нашел кого жалеть! Все, что от него требовалось, – оставить в покое маленьких девочек.

– Ты такая неумолимая, Сэди. Слишком уж высокая цена за несколько невинных объятий – если бы ты только видела беднягу!..

– А чем он занимается все это время?

– Вышивает стеганое покрывало, – сказал Дэви. – Это его свадебный подарок Полли. Он называет его постельным покрывалом.

– Да ты что! – содрогнулась тетя Сэди. – Он самый кошмарный человек на свете! Лучше не рассказывай Мэттью – знаешь, я вообще не стану говорить ему о твоей поездке. Ему теперь становится плохо всякий раз, когда он думает о Малыше, и я его не виню. Постельное покрывало!

15

Вскоре после этого Полли объявила тете Сэди, что хотела бы поехать в Лондон, так как у нее назначено свидание с Малышом. Мы сидели одни в маленькой гостиной тети Сэди. Хотя Полли впервые упомянула имя своего дяди кому-либо в Алконли, кроме меня, она произнесла его не только без трепета смущения, но и так, будто говорила о нем каждый день. Это был спектакль, достойный восхищения. Последовала пауза. Именно тетя Сэди покраснела и поначалу не могла совладать со своим голосом, а когда наконец ответила, голос звучал совсем неестественно и был хриплым и встревоженным:

– Не была бы ты так добра, Полли, сказать, каковы твои планы?

– Пожалуйста: успеть на поезд в девять тридцать, если вам это удобно.

– Нет, я имею в виду не планы на завтра, а твои жизненные планы.

– Понимаете, именно об этом я и должна поговорить с Малышом. Когда я видела его в прошлый раз, мы не строили никаких планов, а просто договорились пожениться.

– А этот брак, Полли, дорогая… твое решение твердо?

– Да, вполне. Поэтому не вижу смысла во всех этих проволочках. Если мы в любом случае намерены пожениться, какое имеет значение когда? В сущности, сейчас есть все основания сделать это быстро. Не может быть и речи о том, чтобы я вернулась жить к своей матери, и я не могу вечно навязывать себя вам. Вы и так были слишком добры ко мне.

– О мое дорогое дитя, не тревожься об этом. Люди могут гостить у нас сколько угодно, лишь бы они нравились Мэттью. Посмотри на Дэви и Фанни, они не спешат уезжать, так как хорошо знают, что мы им рады.

– О да, я знаю, но ведь они члены вашей семьи.

– И ты тоже почти что родственница и так же желанна, как если бы была родной. Через несколько недель мне нужно будет уехать в Лондон, как ты знаешь, потому что Линда ждет ребенка, но на тебе это никак не скажется. Можешь оставаться здесь сколько пожелаешь. Тут будет Фанни, а когда Фанни уедет, останутся дети – они тебя обожают, ты их героиня, для них большое счастье, что ты здесь. Так что не думай больше об этом. Ради всего святого, не бросайся необдуманно в замужество из-за нелепой фантазии, что тебе якобы негде жить. Потому что, во-первых, все совсем не так, ведь ты можешь жить здесь, да и в любом случае это не является уважительной причиной для такого важного шага.

– Я не бросаюсь, – стояла на своем Полли. – Это единственный брак, в который я когда-либо смогу вступить, и, если он будет невозможен, мне придется жить и умереть старой девой.

– О нет, не придется, – уверяла ее тетя Сэди, – ты и понятия не имеешь, как долго длится жизнь и сколько перемен она приносит. Молодые люди, похоже, воображают, будто она кончается в один миг, что они сделают в жизни одно, другое, а потом сразу умрут. Но могу тебя заверить: все совершенно не так. Наверное, бесполезно говорить это тебе, Полли, потому что я вижу, ты уже приняла решение, но, коль скоро до конца дней ты будешь замужней женщиной, почему бы не извлечь максимум из положения девушки? Ведь девушкой ты уже потом никогда не будешь. Тебе только двадцать лет. Зачем так спешить меняться?

– Ненавижу быть девушкой и ненавидела это с тех пор, как выросла, – заявила Полли. – И, кроме того, неужели вы действительно думаете, что целой жизни для абсолютного счастья слишком много? Я так не считаю.

Тетя Сэди глубоко вздохнула:

– Интересно, почему все девушки полагают, что замужество – это состояние абсолютного счастья? Неужели это просто умный способ матушки-природы поскорее заманить их в ловушку?

– Дорогая леди Алконли, не будьте такой циничной.

– Да, да, ты совершенно права, я не должна быть такой. Ты выбрала свое будущее, и я уверена, ничьи слова тебя не остановят. Но должна сказать, что, по моему мнению, ты совершаешь ужасную ошибку. Ладно, я больше не пророню об этом ни слова. Я закажу машину к поезду в девять тридцать, и скажи, обратно ты поедешь поездом в четыре сорок пять или шесть десять?

– Четыре сорок пять, пожалуйста. Я попросила Малыша встретить меня в «Ритце» в час – вчера послала ему открытку.

Каким-то чудом означенная открытка пролежала почти целый день на столе в холле, так что ни Джесси, ни Виктория ее не заметили. Начался сезон охоты, и, хотя детей допускали к ней всего три раза в две недели, тяжелое физическое истощение, которое она вызывала, очень помогало сдерживать их авантюрные порывы. Что же касается дяди Мэттью, который выезжал охотиться четыре дня в неделю, то он почти не открывал глаз после вечернего чая, а клевал носом, стоя в своем кабинете, пока граммофон ревел его любимые мелодии. Каждые несколько минут он подскакивал и бросался снимать иглу и менять пластинку.

В тот вечер перед обедом позвонил Малыш. Мы все собрались в кабинете, слушая на граммофоне «Лакме» – новые пластинки, которые только что прибыли из магазина «Армия и флот». Мой дядя скрипнул зубами, когда в звон храмовых колоколов вмешался более пронзительный трезвон, и злобно заскрежетал ими, когда услышал в трубке голос Малыша, который спрашивал Полли. Однако он передал ей трубку и пододвинул стул со старомодной учтивостью, которую проявлял по отношению к тем, кто ему нравился. Дядя Мэттью никогда не относился к Полли как к юному созданию, и я уверена, что он благоговел перед нею.

Полли сказала: «Да? О? Очень хорошо. До свидания», – и положила трубку. Даже это серьезное испытание никак не поколебало ее безмятежности. Она поведала нам, что Малыш изменил место встречи, сказав, что, по его мнению, нет смысла ехать в Лондон, и предложил встретиться в более удобном месте – в отеле «Майтер» в Оксфорде.

– Так что, пожалуй, мы можем поехать вместе, милая Фанни.

Я все равно собиралась навестить свой дом.

– Стыдится, – прокомментировал Дэви, когда Полли ушла наверх. – Не хочет, чтобы его видели. Люди начинают шушукаться. Вы же знаете, насколько Соня не умеет хранить секреты, и как только обитатели Кенсингтонского дворца доберутся до какой-то новости, она в мгновение ока разойдется по всему Лондону.

– О боже, – переживала тетя Сэди, – но, если их увидят в «Майтере», это будет еще хуже. Я ужасно волнуюсь, ведь я только обещала Соне, что они не будут встречаться здесь, но должна ли я сообщить ей об этой встрече? Как ты думаешь?

– Может, мне поехать в Силкин и застрелить негодяя? – предложил полусонный дядя Мэттью.