Любовь в холодном климате - Митфорд Нэнси

– Я нисколько ее не виню, – ответила я. – Свадьба – вещь очень серьезная, и естественно, что ей не нужны на ней взрывы глупого хихиканья.

– А разве на твоей мы хихикали?

– Думаю, да, только там церковь была попросторнее и народу в ней было больше, так что я вас не слышала.

Дядя Мэттью, напротив, был приглашен, но заявил, что ничто не заставит его принять приглашение.

– Я не смогу удержаться от того, чтобы наподдать этому мерзавцу, – сказал он и презрительно фыркнул: – Малыш! Главное, что вы наконец услышите его настоящее имя – запишите для меня, пожалуйста, я всегда хотел его знать, чтобы убрать в ящик.

Это было любимым суеверием дяди Мэттью: если написать чье-то имя на листке бумаги и положить в выдвижной ящик, указанный человек умрет в течение года. Ящики в Алконли были забиты маленькими листочками с именами тех, кого дядя Мэттью хотел убрать с дороги. Это были его личные недруги и разнообразные публичные фигуры, такие как Бернард Шоу, ирландский революционер де Валера, Ганди, Ллойд Джордж и германский кайзер; кроме того, все до единого выдвижные ящики в доме содержали имя «Лэбби» – кличку старого пса Линды. Заклятие это, похоже, не очень-то работало, ведь Лэбби прожил гораздо дольше, чем положено лабрадорам, но дядя с надеждой продолжал, и если один из персонажей действительно в свое время сходил в могилу, дядя день или два ходил с довольным, хотя и виноватым видом.

– Я полагаю, мы все слышали его имя, когда он женился на Патриции, – заметила тетя Сэди, глядя на Дэви, – но не могу его вспомнить, а ты? Хотя мне кажется, что это одно из старинных имен, Стэнли или Норман. Такое, тысячелетней давности. Бедная Патриция, что-то она сейчас думает?

– Они тоже венчались в часовне Хэмптона? – спросила я.

– Нет, в Лондоне, и я пытаюсь вспомнить, где именно. Лорд Монтдор и Соня, конечно, венчались в Аббатстве. Я хорошо это помню, ведь Эмили была подружкой невесты, а я жутко завидовала, и моя няня взяла меня с собой, но мы стояли снаружи, потому что мама решила, что так мы увидим больше, чем если будем торчать за надгробием. Это была почти королевская свадьба. Конечно, когда Патриция выходила замуж, я уже выезжала. Это было в церкви Святой Маргарет, в Вестминстере. Я знаю, все мы думали, что она ужасно старая для белой свадьбы[56] – лет тридцати, а то и еще старше.

– Но она была красива, – сказал Дэви.

– Очень похожа на Полли, конечно, но у нее никогда не было чего-то сверх этого – того, что делает Полли такой ослепительной красавицей. Я только ума не приложу, почему эти прелестные женщины обе бросили себя под ноги Рассказчику – это так неестественно.

– Бедный Малыш, – глубоко и сочувственно вздохнул Дэви.

После окончания лечения он вернулся в Кент, к тете Эмили, а сейчас опять приехал в Алконли, чтобы быть шафером на свадьбе. Он сказал, что принял это предложение в память о бедной Патриции, но на самом деле, я думаю, потому что очень хотел пойти на свадьбу. Он также радовался представившемуся поводу покрутиться между Силкином и Хэмптоном и своими глазами увидеть все, что происходит в этих охваченных драмой домах.

Полли вернулась в Хэмптон. Она не предпринимала никаких шагов к тому, чтобы получить приданое, и поскольку в «Таймс» должны были одновременно появиться объявления о помолвке и свадьбе следующего содержания: «прошли очень тихо в связи с глубоким трауром в Хэмптон-парк» (все эти маленькие детали были урегулированы Дэви), – ей не надо было ни писать писем, ни распаковывать подарков, ни заниматься какими-то еще делами, что обычно предшествуют свадьбе. Лорд Монтдор настоял, чтобы она встретилась с его юристом, который приехал аж из самого Лондона, дабы официально разъяснить ей, что все дотоле отводившееся по завещанию ее отца ей и ее детям, а именно: Монтдор-хаус и замок Крейгсайд с их содержимым, владения в Нортумберленде с их угольными шахтами, ценная и масштабная недвижимость в Лондоне, несколько доков и около двух миллионов фунтов стерлингов – теперь отойдут Седрику Хэмптону – единственному наследнику ее отца по мужской линии. При обычном ходе событий он бы унаследовал только Хэмптон-парк и титулы лорда Монтдора, однако в результате нового завещания Седрику Хэмптону суждено было стать одним из пяти или шести богатейших людей Англии.

– А как воспринимает это лорд Монтдор? – спросила у Дэви тетя Сэди, когда он привез нам эти новости из Хэмптона, направляясь с визитом в Силкин.

– Совершенно невозможно сказать. Соня подавлена, Полли нервничает, а Монтдор такой, как всегда. Вы бы не догадались, что с ним происходит что-то из ряда вон выходящее.

– Я всегда была уверена, что он старый сухарь. Ты знал, Дэви, что он так богат?

– О да, один из богатейших.

– Забавно, если подумать, как прижимиста бывает Соня по мелочам. Как долго, по-твоему, будет он это продолжать, я имею в виду, лишать Полли наследства?

– Пока жива Соня. Вот увидите, она не простит, а он, как вы знаете, полностью у нее под каблуком.

– Да. А что Малыш думает по поводу того, чтобы жить с женой на восемьсот фунтов в год?

– Ему это не нравится. Он поговаривает о том, чтобы сдать Силкин и перебраться жить куда-нибудь, где дешевле, за границу. Я сказал, что ему придется писать больше книг. Он не так мало за них получает, знаете ли, но он очень измучен душевно, бедный старичок, очень.

– Думаю, отъезд пойдет ему на пользу, – сказала я.

– Да, конечно, – горячо согласился Дэви, – Но…

– Интересно, что за человек Седрик Хэмптон?

– Нам всем интересно – Малыш только что говорил об этом. Похоже, они даже не знают, где он находится. Отец его был непутевым человеком и уехал в Новую Шотландию, заболел там и женился на своей сиделке, пожилой канадке, которая родила этого ребенка. Но отец умер, и больше ничего не известно, кроме того факта, что существует этот мальчик. Монтдор выплачивает ему небольшое содержание, которое каждый год вносится в какой-то канадский банк. Не кажется ли вам очень странным, что он не проявил к нему большего интереса, учитывая, что молодой человек наследует его имя и является единственной надеждой старинной семьи продолжить род?

– Вероятно, он ненавидел его отца.

– Не уверен, что он вообще его знал. Они из совершенно разных поколений – Седрик ему доводится троюродным племянником… что-то вроде того. Нет, я отношу это на счет Сони. Полагаю, ей была нестерпима мысль, что Хэмптон уплывает от Полли, и она убеждала себя, что Седрик на самом деле не существует – вы же знаете, как она умеет закрывать глаза на то, что ей не нравится. Теперь-то ей, очевидно, придется примириться с этой неприятностью. При новых обстоятельствах Монтдору явно захочется его увидеть.

– Грустно думать, не правда ли, что Хэмптон приобретет сильный колониальный привкус.

– Просто трагедия! – воскликнул Дэви. – Бедные Монтдоры, я очень им сочувствую.

Каким-то образом материальная сторона дела никогда в полной мере не доходила до меня, пока Дэви не вдался в факты и цифры, но тогда я поняла: «все это» было действительно чем-то гигантским, что жаль было бросать к ногам совершенно незнакомого человека.

Когда мы прибыли в Хэмптон, нас с тетей Сэди сразу провели в часовню, где мы сели в одиночестве. Дэви пошел разыскивать Малыша. Часовня была постройкой времен королевы Виктории, стоявшей среди жилья для слуг. Она была возведена Старым лордом и содержала его мраморное изображение в облачении рыцаря ордена Подвязки рядом со статуей его жены Элис, несколько ярких витражей, семейную церковную скамью, спроектированную на манер оперной ложи, обитую красным плюшем и снабженную занавесями, и очень красивый орга́н. Дэви выписал из Оксфорда первоклассного органиста, который сейчас потчевал нас прелюдиями Баха. Ни одна из заинтересованных сторон, похоже, не озаботилась тем, чтобы приложить руку к каким-либо распоряжениям. Всю музыку выбирал Дэви, а садовник был явно предоставлен самому себе в выборе цветов, которые поражали своим великолепием – огромные оранжерейные экземпляры, обожаемые всеми садовниками, были расставлены с типично флористическим вкусом. Бах и цветы навевали меланхолию, к тому же, как ни посмотри, это бракосочетание было делом удручающим.