Звездный человек - Александр Полещук

— Но как же могло случиться? — недоумевал Сергей. — Я до сих пор не понимаю…

— А как по-вашему?

— Достаточно, Кайгородский, идите, — сказал аспирант. — Ну, а вы, Ростиков, идите отвечать. Вам нужна доска?

Коля подошел к столу, мягко взял в руки графин, повернул его. Сергей все понял и вскрикнул.

— Зачем вы так? — сказал Коля.

— Вышли отвечать? — спросил аспирант. — Так отвечайте.

— А мне отвечать не хочется…

— Так кладите билет.

— Как вы не понимаете? Мы приходим сюда, как… Мне даже не с чем сравнить. Мы верим, понимаете? Верим, что нужно знать, хорошо знать… А вы? Устроили такой подвох, да, подвох, я говорю о графине. Зачем вы его повернули? Какое право вы имеете так спрашивать нас?!

— Не понимаю, — развел руками Евгений Леонович. — Не понимаю, что творится… Вы понимаете, молодой человек, что я профессор, доктор наук, вы это понимаете? Я пришел на экзамен, на экзамен к вам пришел, чтобы… мм… ну, чтобы посмотреть на свою смену, да, смену! Мы все идем в небытие, и хочется знать, что ждет впереди… Хочется знать, в чьи руки попадет то знание, которое мы добыли с таким трудом, с огромным трудом, смею вас уверить! Позвольте, кстати… Я вас где-то видел?

— Нет, так не спрашивают, — упрямо говорил Коля. — Я, да и никто из поступающих не ждет, что вы можете такое устроить. Мы готовы к самым сложным вопросам, но не к обману…

— Ростиков, — оборвал Колю аспирант, — идите отвечать, черт вас возьми! В конце концов, не вас же спрашивали?!

— Э, нет, нет, — воскликнул Евгений Леонович. — Я задет, да, задет! Я позволю себе спросить уважаемого абитуриента — так в мое время называли поступающих в высшее заведение, — я хочу спросить у вас, товарищ…

— Ростиков, — подсказал аспирант.

— Ростиков?… Не знаю, не знаю, не помню… Да, так как вы считаете возможным проводить экзамены? Просто вот так: брать вопросы программы и по ним спрашивать? Но вы сами понимаете, что это чепуха.

— Почему? А как же иначе?

— Потому что учебник — ответы на все вопросы программы — может выучить всякий. Всякий! Выучить на память может и совершенно ненормальный человек, совершенно! Достаточно обладать хорошей памятью!

— И задачу сможет решить? — усмехнулся Коля.

— Возможно, возможно, все возможно… Вы просто еще очень молоды, молоды, в этом все дело.

— Нет, не в том дело, что я молод. Просто, когда вы повернули графин, а потом стали спрашивать, хотелось закричать. Ну разве мог вам Кайгородский ответить, разве мог он отнестись к вам с недоверием? Ведь здесь институт! Сергей, конечно, не знал, что вы профессор…

— А вы? Вы знали? — насторожился Евгений Леонович.

— Я знал…

— Да? — Евгений Леонович посмотрел на Колю долгим взглядом и пожевал губами. — Ну ладно, спросим вас так, без подвохов, посмотрим, что вы за птица. Вы позволите? — обратился он к аспиранту.

Тот кивнул, но во взгляде его, как показалось Коле, была теплота.

— Интересно, интересно, чем вы дышите. Я не буду навязывать вам простых вопросов, задач, вы выше экзамена такого рода, — Евгений Леонович говорил серьезно, но Коля чувствовал издевку и решил ни в коем случае не сдаваться.

— Итак, — сказал Евгений Леонович, — вопрос должен быть простым, простым, как апельсин, как шар, как…, как Солнце. Солнце — это понятно всем. Светит и греет. Вот вы, как будущий физик, и расскажите нам, что оно собой представляет. Никакого давления на вас не будет оказываться, план рассказа ваш… Потом… несколько дополнительных вопросов, и все. Как у него задача? — спросил Евгений Леонович у аспиранта.

— Решена, — кивнул аспирант, просматривая Колины записи. — Да и другие вопросы у него в порядке; написано, во всяком случае, правильно.

— Солнце, — начал Коля, — большой газовый шар. Очень большой и очень горячий… В нем происходят термоядерные реакции, идущие при очень высокой температуре… Сама поверхность Солнца имеет температуру в шесть тысяч градусов.

— А что за реакции идут на Солнце? — спросил Евгений Леонович. — Простите, вас пока не раздражают мои вопросы?

— Нет, не раздражают, — серьезно и резко ответил Коля. — А реакции там примерно те же, что и в водородной бомбе. Четыре протона соединяются в ядро гелия, два из них, конечно, теряют заряды и превращаются в нейтроны. Эта реакция идет с выделением огромных количеств энергии…

— Так прямо и соединяются протоны в ядра гелия?

— Нет, не прямо. На Солнце идут реакции, в которых принимают участие и ядра углерода, и азота, и других элементов. Реакция идет как бы по замкнутому кругу.

— Позвольте еще один вопрос… По-вашему выходит, что достаточно нагреть атомы элементов до температуры в несколько миллионов градусов, и пойдет реакция?… Следовательно, Солнце светит и греет потому, что в его глубинах идут термоядерные реакции, а реакции идут потому, что Солнце светит и греет. И получается замкнутый круг. Вы его видите?

— Вижу, получается. Но эти термоядерные реакции не всегда шли на Солнце… Было время, когда и Солнца не было…

— И как же оно «зажглось»?

— Собрались вместе миллиарды миллиардов атомов, и оно не смогло не зажечься.

— Это любопытно, любопытно… По-вашему выходит, что все дело в массе?

— Конечно, в массе. В атомной бомбе взрыв происходит тогда, когда соединяются две половинки заряда из уранового горючего, когда они вместе составляют критический объем…

— Странно… То вы возражаете против внепрограммных вопросов, а когда вам предоставляется свобода выбора, забираетесь в дебри, такие дебри, что даже я… Интересно только, откуда у вас эта мысль о том, что вот собрались атомы, а когда собрались, тогда и зажглись?

— А как же? Количество переходит в качество, там, где масса велика, происходят более частые столкновения ядер. Чем больше масса, тем больше будет давление в центре звезды и быстрые частицы не будут успевать рассеиваться… Для меня это ясно.

— Для меня не очень, не очень. Я, конечно, только профессор, только…

— Да, только, — сказал Коля. В его груди родилась ненависть к этому сладкому с виду и такому скользкому человеку. Он сказал: — Вот если бы вы были на Юпитере, то убедились бы сами…

— А вы были на Юпитере?

— Да, был. Там океаны замерзшего аммиака и метана, веществ, состоящих из водорода, азота и углерода, тех самых элементов, которые находятся в атмосфере Солнца. Но Юпитер живет, он и сейчас может выбрасывать спутников. Он вырвался сам из недр Солнца, но даже у него, гиганта, термоядерные реакции постепенно замедляются; он охладился, покрылся сжиженными газами, вязкими, темными, а когда светит Солнце, в них непрерывно струятся и сверкают испаряющиеся газы. Кажется, что вы погружены в кипящий красный сок. А Солнце там видно совсем маленьким, как горошина… Не больше горошины…

— Минуточку, — сказал аспирант, — не увлекайтесь, Ростиков!

— Нет, нет, не перебивайте, — сказал Евгений Леонович. — Не перебивайте, это интересно! Я узнал вас! Вы тот самый, — тогда, в клинике, проводили эксперименты с газоструйным генератором! Я знаю вас… Но почему другие планеты окружены другими газами?

— Они образовались в другое время, при других условиях, но и в атмосфере нашей Земли больше трех четвертей азота.

— Вы сказали, что остальные планеты возникли при других условиях. При каких же?

— Планеты вырываются каждый раз тогда, когда на Солнце происходит взрыв, когда изменяется тип ядерной реакции…

— Противоречие! Вы сами только что говорили, что термоядерная реакция соединения ядер водорода в ядро гелия идет по замкнутому циклу, вы выразились — «по кругу». Откуда же взрыв?

— Это все справедливо только для внешних слоев Солнца. В глубине Солнца условия другие…

— Итак, по-вашему выходит, что из Солнца вырвались все планеты. Вначале, по-видимому, Плутон, потом Нептун, Уран, Сатурн, Юпитер, Марс, Земля, Венера, Меркурий?

— Нет, не Меркурий…

— Почему?

— Не Меркурий!.. Меркурий — не планета. Меркурий только потом стал планетой.

— Ну знаете ли… «Меркурий — не планета»! Меркурий, к вашему сведению, обращается вокруг Солнца, период его обращения равен… ммм…

— Восьмидесяти восьми суткам, я помню, — сказал Коля. — Меркурии был спутником Венеры, таким же, как сейчас Луна у Земли.

— Вот как?

— Да, Меркурий был выброшен Венерой, но вблизи было Солнце, и оно, обладая в сотни тысяч раз большей массой, чем Венера, отобрало у нее Меркурий, и Меркурий стал планетой.

— Вы базируетесь на том, что Меркурии так же отражает солнечный свет, как и наша Луна? — задумчиво произнес Евгений Леонович. — Интересно, как в отношении плотностей? Вы не помните? — обратился он к аспиранту.

— У Меркурия 3,8, у Луны 3,3… В общем, близко. У Венеры и Земли плотности намного больше…