ЛЕФ 1923 № 2 - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вывод несколько неожиданный:
– Уж не начать ли нам борьбу с бюрократизмом и мещанством с обновления фразеологии?
Это было бы не так уж глупо.
В. Силлов. Расея или РСФСР
(Заметка о пролетарской поэзии)
Самый термин «пролетарская поэзия» выражает не столько сущность данного поэтического явления, сколько заключающуюся в нем тенденцию к переплавке пролетарского классового сознания в пролетарское классовое чувство и к выражению этого чувства. В осуществление такой тенденции и лежит ближайшая и основная задача пролетарской поэзии.
Наивно было бы предполагать, что все идеологические и формальные элементы современной пролетарской поэзии могут быть действительно выработаны в процессе осознания пролетариата себя, как класса, несущего новую культуру. Современный пролетариат, находящийся в буржуазном капиталистическом окружении, воспитанный на господствующей (т.-е. опять таки на буржуазной, идеалистической) культуре, не может не находиться под влиянием, хотя бы, элементов старой культуры.
Все дело только в том, чтобы резко учитывать эти моменты проникновения старого в пролетарскую психику и помнить, что это старое нужно не культивировать, а, преодолев, выкорчевывать из нашего сознания и обихода.
Тема настоящей заметки – анти-пролетарские тенденции в построении образа у пролетпоэтов. Этим я, ни в какой мере, не имею ввиду исчерпать вопрос о влиянии традиции буржуазной поэзии на современных пролетпоэтов; здесь даны лишь материалы по построению образа, наиболее резко бросающиеся в глаза даже при беглом осмотре стихов пролетпоэтов (главным образом, последних изданий «Кузницы»).
Старая теория Потебни дала довольно четкое понимание элементарного построения образа, как средства приблизить описываемое к пониманию воспринимающего путем ассоциативной параллели, в которой один ряд понятий (объясняющий) должен быть ближе «понятнее» чем другой (объясняемый).
Поясним эту теорию примером:
Звенят и брызгают лучами
В окно воркующие дни,
А в мастерской журчат ручьями,
Перекликаются ремни
Обрадович.
В последних двух строках заключен примитивно-построенный образ, в котором вращение ремня (объясняемое) определяется другим более близким для автора – журчанием ручья.
Потебня пишет: «так как цель образности и есть приближение образа к нашему пониманию… то образ должен быть нам более известен, чем объясняемое им».
Исходя из этой теории, можно заключить, что в данном примере для Обрадовича журчание ручья ближе, известнее, чем вращение ремня.
При анализе и построении поэтических образов, теория Потебни дает возможность установить для каждого поэта целые категории явлений ему близких, знакомых, понятных, и категории явлений незнакомых, чуждых психике поэта; отсюда – один шаг к установлению социальной категории, к которой принадлежит сам поэт или на которую он работает.
Пролетариат неразрывно связан с крупными индустриальными центрами, большими городами; от отупляющего влияния деревни к городу – вот путь пролетариата. И современный городской пролетарский поэт, говоря о «природе», о деревне будет объяснять их городскими образами и сравнениями. У человека же деревни восприятие городской жизни неизбежно будет ассоциироваться с образами и сравнениями деревенскими.
Как пример городской поэзии, возьмем поэзию Гастева:
…Мы растем из железа…
…Новая весть достоверная, как железо…
…Бодрая, как звуки мотора…
…Одно мое железное я прокричу…
Эпитеты Гастева:
Кровь – железная
Плечи – железные
Грохот – чугунный
Простор – кованный.
Лексика Гастева:
Станки, молоты, игрек-лучи, вагранок, горн, механизм, балки, угольники, стропила, геометрия и т. д.
Весь этот материал взят всего из двух старых стихотворений Гастева: «Мы растем из железа» и «Оратору», но и его достаточно, чтобы убедиться в том, что Гастев поэт индустрии, поэт города, завода, фабрики, а не ручейков и лужаек.
Возьмем простейшее построение образа у Маяковского (в 1914 г.):
Вдруг –
И тучи
И облачное прочее
Подняло на небе невероятную качку
Как будто бы расходятся белые рабочие
Небу объявив озлобленную стачку…
В небе, красный как марсельеза,
Вздрагивая, околевал закат.
И у Асеева:
Стальной соловей…
Грузчик, поднявший смерти куль
Взбежал по неба дрожащему трапу.
Небо, облака, – понятия относительно чуждые психике горожанина, определяются более близкими и знакомыми: рабочими, стачкой, марсельезой, трапом.
Пролетпоэты строят свои образы в обратном порядке, определяя городское, индустриальное деревенским; при рассмотрении построения образов пролетпоэтов я нашел три основных категории:
A. Определение неизвестного через ассоциации церковно-бытового, мистического характера.
B. Определение города и индустрии через деревенские образы и сравнения.
C. Определение неизвестного путем сказочных и мифологических сравнений.
A.
…И пар, как Ангел белопенный,
Взлетел блистающей струей.
(Герасимов «Железное Цветение» стр. 20).
И дым, как Ангел тиховейный,
Клубил по изголовьям в синий бор.
(Там же; стр. 117).
Листы стальные, как Иконы,
Сияют в золотых огнях.
(Там же; стр. 67).
Согбенный каждый был, кургузый
В заводском склепе погребен,
Сорвал вдруг саван синей блузы
Воскрес, и к солнцу устремлен.
(Там же).
Крещен в купели чугуна
(Там же; стр. 76).
У горнов огненная пена,
Болванок красные гроба.
(Там же; стр. 14).
И день кровавого восстания
Грозу великих мятежей,
Как деву в брачном одеянии,
Мы ждали в сумерки ночей.
(Кирилов, «Отплытие» стр. 25).
Эта жизнь будет храмом для нас;
Труд – веселым и солнечным богом.
(Александровский «Звон Солнца» стр. 117).
Как погребальные над черным гробом свечи
Над городом огни заводских труб;
Горели жертвенники – доменные печи…
(Обрадович «Взмах» стр. 15).
И не в тебе ль рожден с великой крестной ношей
Рабочий исполком.
(Там же стр. 25).
Освобожденный и великий
Я вижу пролетарский лик.
(Герасимов «Ж. Ц.» стр. 9).
Моя душа – ночная искра, –
Из дыма отлетев на миг,
Кружит, кружит меж звезд и быстро
Угасший опускает лик.
(Там же; стр. 13).
Люблю во тьме ловить мерцанье –
Лик осиянный маяка.
