Книга сияния - Френсис Шервуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кеплер сунул руку в кошелек у себя на поясе, достал оттуда монету, поднял ее повыше, а затем передал Ди:
— Император мне сегодня заплатил. Случай столь редкий, что его, при всем уважении к коронованной особе, следует непременно отметить.
Ди взглянул на грубую деревянную столешницу. Кто-то вырезал там инициалы «Д. К.»
— Я лютеранин, — сказал Кеплер, — а потому сам толкую Библию. Позвольте мне поделиться с вами частью полученных таким образом знаний. Господь говорит, что мы должны есть и пить.
— Ну, раз Господь говорит… — протянул Келли.
— Эдвард, — предостерег его Ди, одновременно отвешивая ему под столом крепкого пинка.
— Но, Джон, — уперся Келли, — не можем же мы идти против воли Божьей.
— А я католик, — признался Карел, — но совершенно согласен с вышесказанным. Знай я латынь, я бы даже указал стих и строку.
— Знай ты латынь, ты был бы монахом или священником. — Кеплер подозвал служанку, и Келли и Ди заказали себе колбаски с капустой.
— Никто в городе не завидует вашей задаче, — сказал Карел, пока алхимики набивали себе желудки.
— Так вы знаете рабби Ливо? — спросил Кеплер у Ди. — Вы упомянули о нем при дворе.
— Только понаслышке, — ответил Ди. — Меня очень интересует Каббала.
— А по-моему, — заявил Келли, — мистицизм во всех религиях одинаков.
— Я бы лучше об этом помолчал, потому что именно за эту самую идею в Риме сожгли Бруно.
— Не стоит говорить об огне. Еще по одной? — радостно предложил Карел.
— Ох, горе мне, горе, — простонал Келли. — Бедный Бруно… нас ждет твоя участь.
— К чему так сразу отказываться от задачи? — сказал Кеплер. — Вы еще даже не начали.
— Я всего лишь простой старьевщик, — сказал Карел, — но мы с Освальдом готовы вам помочь.
— А кто такой Освальд? — поинтересовался Келли.
— Благороднейшее создание.
— Освальд — мул, — пояснил Кеплер.
— Созданный Богом, — добавил Карел.
— А почему у Тихо Браге серебряный нос? — спросил Келли у Кеплера.
— Настоящий он еще школяром потерял, отрезали в драке, — ответил Кеплер. — Поспорили о том, кто лучший математик.
— И Браге, конечно, выиграл.
— Да нет, проиграл. Но я вот о чем думаю. Возможно, раввин сумеет помочь вам выпутаться из столь затруднительного положения.
— По-моему, Йоханнес, раввину и без того хватает проблем, — заметил Карел, — хотя и говорят, что однажды он надул самого Ангела Смерти.
— А вот мой друг Эдвард, — гордо сообщил Ди, — он тоже ангелов видит.
— Лишь изредка, — скромно проронил Келли. На самом деле ему приходилось признаться самому себе, что в своих видениях он лицезрел не вполне ангелов. Келли мог лишь сказать, что он почти видел Мадами, своего ангела-хранителя. Его мысленному взору Мадами представлялась простой девушкой, легкой и стройной — хотя, безусловно, вполне ангельского вида. В магическом кристалле также клубились другие силуэты и красочные пятна. Однако множество раз, когда Келли не принимал своих трав, ему (понятное дело, ради блага своих клиентов) приходилось говорить, что ангелы присутствуют, когда их там и в помине не было. Далее он использовал другие свои способности — в частности, чревовещание. Так что, сидя за столом и даже не шевеля губами, Келли оказывался способен производить звуки духа из преисподней. Существовали также способы наведения туманного облака, порошки, производившие чудесные взрывы. Притирания из аконита, паслена, сока болиголова обеспечивали видения полета. «Вы отправитесь в долгое путешествие», — нараспев произносил Келли, кладя щепотку порошка на язык клиенту и первым долгом избавляя его от излишка багажа, а именно — кошелька с монетами.
— Итак, — сказал Келли, похлопывая себя по жирному брюху и думая, что, может статься, все еще не так безнадежно, как казалось вначале, — этот талантливый раввин, который ускользнул от Ангела Смерти — ваш друг?
— Нет-нет, конечно же, нет, — поспешно ответил Кеплер. — С чего вы взяли?
— Он и не мой друг, — сказал Карел.
— Мы не можем входить в Юденштадт. Это строго запрещено. А они не могут заходить в наши трактиры. Это также строго запрещено. Они не могут брать в жены наших дочерей или дружить с нами. И это строго запрещено.
— Значит, все-все запрещено?
Вообще-то единственным евреем, какого знал Келли, был Шейлок из «Венецианского купца». Однако он твердо верил в то, что если бы Порция, взяв на себя роль судьи, рассудил против него, Шейлок никогда не потребовал бы назад свой фунт мяса. Келли считал, что все это было обычной уловкой автора пьесы, желавшего показать, насколько Шейлок был чужд венецианской городской жизни. Показать, что, каждодневно лишенный человеческого общения, он просто был вынужден сыграть в глазах остальных роль злодея. Он был неглуп, этот Шекспир. По крайней мере, Келли на это надеялся — в особенности сейчас.
— Однако… — тут Кеплер развел руками, — хотя нам запрещено дружить, изредка я его вижу — мимоходом, конечно.
— Порой я тоже его вижу, когда проезжаю на своей телеге через Юденштадт, — вставил Карел.
— Мимоходом? — переспросил Келли.
— Ну, это когда мы ходим взад-вперед по земле, а также вверх-вниз, понимаете? — улыбнулся Кеплер.
— Когда вы, Йоханнес, в следующий раз мимоходом увидите раввина, — медленно произнес Келли, — не могли бы вы его спросить, знает ли он что-нибудь про бабочек?
Часть III
15
Императора можно ожидать в любую минуту — верно? — Келли, сам не свой от волнения, стремительно расхаживал из одного конца лаборатории в другой.
— Брось, Эд, не дергайся. Покажем ему порошок.
Ди, опытного шпиона, никогда не смущала необходимость словчить — особенно если на то были достаточно веские причины. Стоя у печи, он помешивал какую-то густую и липкую массу.
— Если бы императору довелось понюхать эту дрянь, он бы сразу понял, что никакой это не эликсир бессмертия. Порошок с подошвы старого слона, к тому плесневелый и порченый, только и всего.
Вдоль одной стены лаборатории тянулась кирпичная печь по пояс вышиной, в которую с обоих концов постоянно подкидывали поленья. Молодые ребята, которых наняли раздувать мехами пламя — чтобы оно постоянно оставалось высоким и горячим, сейчас были на улице, собирая растопку. На полке, прибитой к противоположной стене, стоял целый ряд сосудов — глиняных, молочно-белых с надписями на латыни. Некоторые напоминали кувшины, у других был ряд горлышек по бокам или отверстия у самого основания. Были там и аптекарские склянки, полные микстур и порошков от всех болезней, какие только существуют на белом свете. Пилюли от непреодолимой сонливости, таблетки из толченых раковин устриц для придания мужской силы, специальные мази с омерзительным запахом, дабы отгонять кровожадных москитов, жидкие мази для втирания в разрывы на коже, мази от болей ноющих и колющих, а также успокоительные травы для сердец, слишком сильно бьющихся от любви.
— Не имеет значения, что это за дрянь. Когда у нас будет достаточное количество, мы накормим ею бабочек.
Алхимики уже разработали план, как одурачить императора и тем самым отсрочить наказание.
— А ты уверен, что хочешь ускорить кормление? — Келли был в первую голову человеком практическим.
— Никто ничего не ускоряет. Подумай обо всей цепочке управления — о торговцах, ищейках, охотниках, стрелках, переносчиках, купцах.
— И о несчастных слонах Африки и Индии.
— Знаешь, Эдвард, если хочешь кого-нибудь пожалеть, пожалей лучше свою шею.
Грубый стол на козлах был завален всевозможными атрибутами алхимического ремесла. Были здесь воронки, жаровни, весы, ступки и пестики, ложки для перемешивания, перегонные кубы настолько надежные, что их смело можно было ставить прямо на огонь, снабженные длинными носиками на концах, через которые сконденсированные вещества могли переливаться в другие сосуды. Также — противни для углей, корзины, реторты, очень напоминающие перегонные кубы для очищения веществ, и горшки всех размеров. На некоторых коробках, особо важных, можно было увидеть алхимические символы, как-то: змею, глотающую свой хвост, — старый знак познаваемости Вселенной; гермафродита, указующего на единение противоположностей; короли с солнцами вместо голов, королевы, носящие на головах луны; люди, встающие из гробов; грифоны и химеры, символы для серебра, меди, имбиря, поташа, золота… Но самым поразительным было существо, символизирующее ртуть: припавший к земле дракон, позой и формой схожий с цыпленком, но снабженный бородатой человеческой головой. Тварь была снабжена ушами, похожими на крылья, человеческими ногами в крылатых сапожках, а также тремя чешуйчатыми хвостами, растущими из его головы, которые узлом завязывал еще один хвост, длинный, змеящийся от зада дракона. Строфа под гротескным существом гласила: «Поднимаясь из смерти, я убиваю смерть — которая убивает меня».