Нравы Мальмезонского дворца - Сергей Юрьевич Нечаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем не менее он продолжил видеться с мадам Дюшатель. Все-таки он был очень увлечен ею. Но час фаворитки уже пробил, и ей в скором времени суждено было смириться с неизбежностью охлаждения отношений.
Приехав в конце февраля 1805 года в Мальмезон, Наполеон еще продолжал проводить с ней время наедине.
Историк Рональд Делдерфилд по этому поводу пишет:
«Император и его любовница и не пытались теперь скрывать свою связь и даже гуляли вместе вдоль оголившихся каштановых аллей».
Придворная дама Жозефины мадам де Ремюза в своих «Мемуарах» рассказывает:
«Император, к всеобщему изумлению, прогуливался в парке с мадам Дюшатель, почти не занимаясь делами. Императрица заливалась слезами, укрывшись в своих покоях. У нее не было больше сил устраивать сцены».
Мадам Дюшатель в это время, казалось, с каким-то нечеловеческим удовольствием старалась помучить несчастную императрицу. Она явно пренебрегала всеми правилами осторожности и словно гордилась своим положением фаворитки, выставляя это всем напоказ. Обычно женщины ведут себя так, когда уже предчувствуют, что их владычеству скоро наступит конец.
В самом деле, это были последние дни любви Наполеона и мадам Дюшатель, и Жозефине уже недолго оставалось ревновать и страдать. Как очень верно отмечает историк Рональд Делдерфилд, «конец наступил неожиданно». Либо Наполеон сжалился, наконец, над слезами жены, либо он устал от миловидной блондинки Дюшатель, либо ему просто наскучил этот любовный роман…
Ги Бретон дает нам следующее объяснение:
«Наполеон отдалился от мадам Дюшатель, но действительной причиной было не горестное состояние супруги, а амбиции, которые начала проявлять любовница.
– Моя подлинная любовь, – говорил он, – это власть. – Я испытал много бед, чтобы завоевать ее, я не позволю отнять ее у меня, и не желаю делить ее с кем-либо, я всегда буду единственным ее господином.
А ведь он „чувствовал, что его хотят прибрать к рукам” (слова Фредерика Массона). Правда, дама, достаточно умная и опекаемая умными советчиками, ничего для себя не просила. Доходя почти что до маккиавелистской изощренности, она отказывалась даже от подарков щедрого любовника.
Однажды Наполеон прислал ей свой портрет в рамке, украшенной крупными бриллиантами. Она оставила у себя портрет и отослала ему рамку, „найдя роскошный подарок оскорбительным”.
Такое бескорыстие удивило и постепенно подкупило императора: он стал прислушиваться к ее рекомендациям…
Но в конечном счете Наполеон понял игру своей любовницы.
– Она хотела, – сказал он однажды, – быть на одном уровне со мной. Я отобрал у нее через Дюрока свои любовные письма, не желая видеть их изданными, как это практиковалось у других государей.
С момента, когда Наполеон понял, что любовница хочет стать фавориткой и править рядом с ним, или даже управлять им, он решил порвать с ней».
Как бы то ни было, он пришел к Жозефине и покаялся во всех своих грехах.
– Не плачь из-за этого, – ласково сказал он, – все это ничего не значит…
И Жозефина конечно же все простила ему. Как говорится, чья бы корова мычала…
Мадам де Ремюза пишет:
«Он признался ей, что был влюблен, но теперь с этим кончено».
Рассказав все, он воззвал к Жозефине, умоляя о помощи в деле разрыва с ее соперницей. Надо сказать, что идея с помощью жены избавиться от любовницы – достаточно своеобразна, но Жозефину это не смутило. Как утверждает мадам де Ремюза, «императрица, надо воздать ей должное, никогда не была мстительной. Избавившись от своих опасений, она снова стала для императора снисходительной супругой, которая так легко прощала его грехи».
На следующий день она позвала к себе мадам Дюшатель и объявила ей, что император больше не будет посещать ее спальню.
– А я лично приказываю вам не носить больше таких глубоких декольте, которые горячат ему кровь. Император поручил мне передать вам, что отныне вы не должны выказывать ему никаких знаков нежности, какие были дозволены вам ранее.
Мадам Дюшатель не возразила ни единым словом.
По свидетельству мадам де Ремюза, «она показала себя классической любовницей, не придав никакого значения отставке и предупреждениям, приняв все хладнокровно, без эмоций, без тени признательности за былой фавор; она явила жадным взорам двора холодно горделивые манеры, доказав, что сердце ее не было затронуто в этой оборвавшейся связи».
Гертруда Кирхейзен описывает их разговор следующим образом:
«Почти материнским тонон она выставила ей на вид всю неосторожность ее поведения, предупреждала, насколько легко она может этим самым повредить своей репутации, говорила ей, что она молода и неопытна и многое другое. Но мадам Дюшатель осталась холодна и не обнаружила ни малейшего волнения. Гордо и высокомерно она отрицала все, в чем императрица упрекала ее. И, несмотря на то что она знала, что всему двору известна ее история, она не выказала ни смущения, ни подавленности, и сохраняла более чем когда-либо свой гордый вид».
Наполеон теперь, казалось, совсем забыл о своей возлюбленной. Теперь он даже перестал разговаривать с ней. По мнению Ги Бретона, «император вел себя по хамски». Может быть, он стыдился того, что на этот раз непрошенная любовь так долго держала его в плену.
Любовь? В этом нет никаких сомнений. Ближайший сподвижник Наполеона генерал Арман де Коленкур, например, по этому поводу пишет:
«Напрасно думают, что у него было много фавориток. Конечно, порой кто-нибудь кружил ему голову, но любовь редко была для него потребностью и, пожалуй, даже редко была для него удовольствием. Он жил слишком на виду у всех, чтобы предаваться удовольствиям, которые, в сущности, мало развлекали его, а к тому же длились не больше мгновения. Впрочем, он был по-настоящему влюблен в течение нескольких дней в мадам Дюшатель».
Итак, возможно, Наполеон стыдился этой непрошенной любви. Вернее, своей реакции на нее. Может быть… В конце концов, со всяким может случиться. И со всякой. Ведь Жозефина тоже изменяла ему. Ведь что такое измена? Кто-то считает, что это способ уберечь любовь, кто-то – что это развитие вкуса и т. д. В самом деле, сколько людей, столько и мнений. Отчаявшись изменить супруга, ему изменяют. И к не желающей изменяться супруге это относится точно в такой же степени. Впрочем, в данном конкретном случае, не это главное. Главное заключалось в том, что слово «развод» было произнесено.
Глава тринадцатая. Технология развода с
