Новый Мир ( № 12 2010) - Новый Мир Новый Мир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы оба посмеялись, представив, что бы из того вышло.
— А между прочим, не смешно. — Я судорожно вздохнула. Пора было начинать мою задумку. — Чем ты лучше того странника?
Аргминди-ри сильно удивился, но сдержал возглас.
— Но он, этот странник, учил о неком Истинном Боге?
Что ж, вот теперь я удивлю мальчика по-настоящему.
— Все было с точностью до наоборот, господин. Это я открыла ему глаза на Истинного Бога. Я научила его истинам веры. Ибо знай, Аргминди-ри, что боги Высокого Дома — суть ложные боги. Это всего лишь духи, присвоившие себе неподобающее имя. А Истинный Бог, Создатель мира, один. Он создал все — и людей, и духов, и всякую живую тварь. И поначалу, в первые дни творения, люди знали Его, видели Его лицо. Но потом ворожба темных духов затмила их сердца, и мало-помалу забыли они Его и поклонились богам, которые на самом деле служебные духи, изменившие своему Господину...
Поначалу я боялась улыбнуться — тогда все пошло бы насмарку. Мне необходимо было выглядеть предельно серьезной. Глаза мои должны пылать, а голос звенеть тоном “белая звезда”. Но, вслушиваясь в себя, я поняла, что боялась зря. Кажется, поймала то, что наставник Гирхан называл нитью. “Ты, девонька, когда изображаешь кого, — глуховато говорил он, — верь, что так оно на самом деле и есть. Слови нить своей игры. Только помни при том, где игра твоя, а где ты...”
— Что с тобой, тетушка Саумари? — Светлый держатель подошел ко мне и озабоченно потрогал лоб. — Уж не лихорадит ли тебя? Что за чушь ты сейчас несла?
— Это не чушь, Аргминди, — спокойно ответила я. — Это правда. Вот уже две дюжины лет, как тайно поклоняюсь я Богу Единому. Это Истинный Бог и могучий. Его силой творила я чудеса, изгоняла духов, исцеляла больных... тебя в том числе. Да, я до времени таилась, ибо страшно мне было открыто возвестить правду об истинном Владыке миров. Но вот пришел этот странник, и пожалела я его. Слаб он был телом, но силен духом, и дух его жаждал истины. Я преподала ему начатки веры. И он жадно впитал их, как сухая губка впитывает воду.
— Но как же... — потрясенно протянул Аргминди-ри, — ведь говорят, что он и раньше, еще до того, как ты взяла его в свой дом, возвещал это безумное учение. Есть свидетели...
— Свидетели чего? — усмехнулась я. — Что некий человек говорил им что-то, чего они не поняли? С какой стати это именно мой постоялец, Аалану? — Я намеренно произнесла имя Алана на северный лад. Ложный следок нам не помешает. — Ты вели записать рассказы этих людей, только непременно чтобы говорили они порознь. И убедишься, что не совпадут их показания. А что такие лжесвидетели есть, нимало не удивлюсь. Каждому охота получить серебряные докко, о которых вчера глашатай орал.
— Тетушка, — огорченно сказал Аргминди-ри, — ты, видать, сошла с ума. Ты не понимаешь, сколь важно это дело. Государь послал меня во главе легиона с целью выловить не только рядовых бунтовщиков, но
и самого вдохновителя смуты. Нельзя этого душегуба упустить, он ведь и в другом месте такой же бунт подымет, такую же кровь прольет. Поначалу мы думали, что именно раб Хаонари виною всему. Но потом выяснились подробности. Не мог неотесанный раб сам выдумать такое безумное учение. От кого-то подцепил, не иначе. И потому главная наша цель — это тот, кто его заразил зловерием. Сама посуди — заразил одного, заразит и других.
Я глубоко вдохнула:
— Считай, я это и была, Аргминди-ри. Ты многого не знаешь. Тебе донесли, что Хаонари перед тем, как бунт поднять, приходил ко мне на двор и толковал о чем-то с Аалану. А еще кто-то напел тебе, будто Аалану — это тот самый, кто по земле ходит и о Истинном Боге учит. Вот ты и вообразил, что Аалану всему виной. А на деле иначе было. Не впервые Хаонари в мой дом заявился. Я помогаю всем, кто ко мне приходит, будь то светлый держатель, будь то грязный раб. Ибо так велит наша вера. Для Бога все едины, и свободные и рабы. Ну так вот, пришел как-то ко мне Хаонари зубы лечить. У него что душа, что зубы — одинаково гнилые... И как раз я с Аалану беседовала, истины веры ему открывала. Хаонари велела во дворе ждать, когда позову. А он, поганец, в дом прокрался и разговор наш с Аалану подслушал. Я так увлеклась, что поначалу и не заметила. Потом, конечно, наказала его — и больной зуб лечить не стала, и на здоровые боль напустила... Вот как все на самом деле случилось. Услышал он краем уха божественные истины да и перетолковал на свой лад.
— Но ведь видели люди, как он с этим твоим Аалану беседовал. Сразу как бунт вспыхнул.
— Может, и беседовал, — кивнула я. — Про то не ведаю, но допускаю. Видать, решил он, что нужен ему кто-то, кто поболе его об Истинном Боге знает. Меня нет, ну так и постоялец мой сгодится.
— Где же сейчас твой постоялец? — хитро прищурился Аргминди-ри. Наивный мальчик... Думает, будто тонко допрос ведет. В Хиуссу бы его, к жрецам тамошним... быстро бы понял, как оно на самом деле бывает... Интересно, чем в столице он занимается? Судя по фигуре, и впрямь в войске. Но одно — караул нести да боевые приемы оттачивать, а другое — искусством сыска владеть. Повезло мне, что не старого волка, прожженного хитреца какого послали, а мальчишку, зато государева родича. Увы, так оно в Высоком Доме принято. Родство превыше умения.
— Того не знаю. Как вернулась я из северных земель, так дом пустым нашла. Сходила по соседям, поспрашивала. Не видели, говорят, не слышали. Есть у меня мысль одна... — понизила я голос. — Думаю, похитил его Хаонари, дабы силой заставить себе служить. Нужен ему человек, который бы красиво умел о божественных делах рассуждать. Своего-то умишка недостаточно... Ты пойми главное, господин. Та тьма, которую он за учение о Боге Истинном выдает, ничего общего со светом не имеет. Не того Триединый Бог от нас требует, чтобы рабы хозяев своих резали. Любит Бог в равной мере и тех и других, но и от нас любви хочет — и к Себе, и друг ко другу. И не только друга любить полагается, но и врага. А какая ж то любовь, если резня?
Удивительно легко вспоминались сейчас слова Алана, в разное время сказанные. Ложились на язык сами собой. И поразительное дело — я вроде как и сама в них поверила. С Аланом-то все ругалась, насмехалась над безумным учением его, но сейчас не было Алана, одна я была с этим его Истинным Богом. Любит всех... и рабов, и держателей светлых, и добрых, и злых... Безумие? Но может, небесная истина и должна казаться нам безумием? Ведь сочти мы ее мудростью, то была бы она чем-то таким, что мы привыкли умным полагать... но это значило бы, что нет в ней ничего нового, что это просто старые слова, красиво друг с другом сплетенные... земные слова, обычные... Что, если безумица как раз я и по безумству своему так и не поняла Алана? Любит всех... выходит, и меня? Что ж тогда Он всегда от меня прятался? Или это я слишком ловко “нить” поймала, так поймала, что сама в ней запуталась?
— Скажи-ка, тетушка Саумари, а где ты была вчера весь день? — лукаво поинтересовался Аргминди-ри. — Соседи сказали, что как позавчера с полудня ты ускакала, так вчера на закате вернулась. И пешком. Как то понимать?
Как-как? Легко. Дурой я была бы, кабы не придумала загодя уловку.
— Дело в том, господин, что больной мой из Ноллагара, которого я лечила, в долгом уходе нуждается. Я из лап смерти его вытащила, но теперь надо разные снадобья ему давать. И в том числе сушеные листья плакун-травы заваривать, трижды в день пить. А не водится близ Ноллагара плакун-трава. Здесь у нас редко, да встречается. Потому условились мы с родными больного, что как вернусь я домой, наберу листьев достаточно, а они человека пришлют. Тот листья возьмет и заплатит мне дополнительно. Вот и поехала я на коне дареном. А листья те собирать только ночью надо и только при восходе луны. Всю ночь и собирала, вечером на чердаке сушиться разложила...
Проверяй, проверяй, мальчик. Много чего у меня на чердаке сушится, ты или твои люди разве поймут, плакун ли то трава?
— А конь где?
— А не нужен он боле мне был, — хохотнула я. — Ну сам посуди, люди меня позвали не шибко богатые, за лечение конем могли заплатить, а серебра у них не больно-то водилось. Ну и взяла я. А дале-то зачем его держать? Как возвращалась я, близ Огхойи, гляжу, на восток табун гонят. Подошла я к табунщикам, предложила им коняшку свою, Гиуми. На пятнадцати докко сторговались. Зачем он мне дома-то? Одна живу, некогда за конем ухаживать. Да и не дело это — вечно лошадь в стойле держать. Конь на то и конь, чтобы скакали на нем или запрягали...
— Тетушка, — поморщился Аргминди-ри, — ну нельзя же так! Сдается мне, что укрываешь ты этого своего Аалану, собою выгораживаешь. Не пойму я, зачем тебе то нужно? Ты ведь пожилая женщина, мне в бабки годишься. Неужели так страстью к нему воспылала?