Истребитель скавенов - Уильям Кинг

Он обернулся посмотреть на Готрека, впервые заметив крупные пятна крови, покрывавшей тело гнома и стекавшей с его топора. Готрек усмехнулся щербатым ртом.

— Расправился с большинством из них. Остальные сбежали, — недовольно проговорил он. – Похоже, у них душа ушла в пятки после того, как я убил первые полсотни.

— Да, но какой ценой! Мы сожгли колледж дотла! Задумайся обо всех этих утраченных знаниях.

— Колледжи можно отстроить заново, человечий отпрыск.

Истребитель постучал крепким пальцем по своей голове.

— А знания находятся вот тут. Мастера и подмастерья остались живы. Всё пойдёт своим чередом.

— Нам бы лучше пойти и убраться отсюда. Скоро появится охрана.

Усталые, они покинули это место. Где–то в отдалении уже звонили тревожные колокола.

Хескит поднял голову над коричневым илистым месивом и выплюнул полный рот тухлой канализационной воды. «Всё произошло слишком близко», — подумал он. Он был уверен, что выжить ему удалось лишь благодаря тому, что желеподобная консистенция этой части потока поглотила ударную волну взрыва. Было похоже, что все остальные мертвы. «Однако я всё ещё жив, и это главное», — думал он пробираясь через воду взмахами лап и ударами своего хвоста. Всё, что ему следовало теперь сделать, так это найти такое объяснение этому поражению, которое бы устроило проклятого серого провидца. Потому что каким–то образом он был уверен, что Танкуоль будет знать всё про эту ночную вылазку.

Чумные монахи клана Чумы

«Вот и пролито немного света на бедствие, постигшее Колледж Инженерии в тот злосчастный год. Полагаю, что теперь можно перейти к рассказу на другую тему. Как раз на этом этапе своей жизни я приобрёл больше знаний о мерзкой породе крысолюдей, известных как скавены, чем когда–либо хотел или считал целесообразным. Наши наиболее фанатично настроенные охотники на ведьм считали достаточной причиной для сожжения на костре само обладание подобными знаниями. Я часто думаю, что если бы такие люди уделяли хотя бы половину рвения, с которым они гоняются за безвинными учёными, преследованию настоящих врагов нашего общества — наш мир был бы безопасным и счастливым местом. Разумеется, подлинные враги нашего общества куда как более опасная порода, чем невиновные учёные, и имеют союзников в самых высоких кругах. Я предоставляю моим читателям самим сделать из этого выводы».

Мужчина схватился за горло, издал булькающий стон и рухнул; сквозь его губы сочилась пена, мерзкая зелёная субстанция вытекала из ноздрей. Он лежал на спине в мусорной куче и яростно молотил кулаками по грязной мостовой, затем силы оставили его. Его конечности слабо дёрнулись в финальной судороге, потом он издал последний долгий стон и затих.

Неподалёку на улице люди в сильном испуге посмотрели друг на друга, а затем отбежали от тела со всей возможной скоростью. Нищие повылезали со своих лежбищ. Уличные торговцы покинули свои прилавки, домохозяйки попрятались по домам, заперев двери. Богатые купцы понукали носильщиков своих паланкинов увеличить скорость. За несколько минут улица практически опустела. Повсюду в шуме разбегавшейся толпы раздавалось одно слово — чума!

Феликс Ягер оглядел внезапно опустевшую улицу. Было незаметно, чтобы кто–либо спешил помочь бедняге, так что, похоже, эта работа легла на него. Он прикрыл рот своим оборванным плащом и опустился на колени возле тела. Он положил руку на грудь мужчины, проверяя сердцебиение.

Слишком поздно. Мужчине не требовалась никакая помощь — он был мёртв. Феликс достаточно сталкивался со смертью, чтобы понять это.

— Феликс, отойди. Мне страшно.

Феликс поднял глаза. Неподалёку стояла Элисса, с бледным лицом и круглыми глазами. Она провела рукой по своим курчавым чёрным волосам, затем поднесла её обратно ко рту.

— Нечего тут пугаться, — проговорил Феликс. — Парень помер.

— Меня пугает то, что его убило. Похоже, что он умер от нового вида чумы.

Феликс поднялся, его мысли заполнил суеверный страх. Впервые он был вынужден сопоставить смерть, свидетелем которой только что был, и причину, по которой все остальные разбежались.

Чума любой формы — ужасное заболевание. Она достает везде, убивает любого, и бедного, и богатого. Никто не знает, чем она вызывается. Кто–то говорит о тёмном влиянии Хаоса. Кто–то — о каре богов грешному человечеству. Не вызывает сомнения лишь одно — если чума выбрала тебя своей жертвой, тут уже весьма немного можно сделать для спасения. С этим смертельным заболеванием безуспешно боролись лучшие медики и наиболее могущественные маги. Феликс быстро отошёл от тела и хотел своей рукой утешающе обнять Элиссу. Она осторожно увернулась, словно он был переносчиком заразы.

— Я не болен чумой, — заявил он оскорблённо.

— Ты не можешь этого знать.

Феликс поглядел на тело и содрогнулся.

— Для этого бедняги день однозначно оказался не самым удачным, — сказала Элисса.

— Что ты имеешь в виду?

— Взгляни. На его рубахе чёрная роза. Он только что с похорон.

— Да уж, а теперь ему предстоят его собственные, — тихо произнёс Феликс.

— Сегодня это уже четвёртая смерть от чумы, о которой я слышал, — сказал Хайнц, когда Феликс рассказал ему новости. — Парни в баре ни о чём, кроме этого не говорят. Они делают ставки на то, каким будет это число с наступлением ночи.

С одной стороны эти известия порадовали Феликса. Последние несколько дней горожане обсуждали лишь сожжение Колледжа Инженерии. Большинство заявляли, что это саботаж, предпринятый последователями Хаоса или бретонцами. Феликс испытывал продолжительные угрызения совести, когда вспоминал о своём участии в том событии.

— И что ты думаешь? — поинтересовался Феликс, оглядывая, сколь много людей собралось. Бар был заполнен до отказа, и неизбежная толкотня уже приводила к размолвкам. Феликс предчувствовал, что вечер определённо не обойдётся без неприятностей.

— Я поставил на то, что их будет десять. Год назад, когда пришла Красная Оспа, к полуночи помирало до двадцати человек. Но та Красная Оспа была опасной. Худшей за двадцать лет. И всё же нельзя предугадать, эта может оказаться ещё хуже, пока не закончится.

— Я имел в виду, что, по–твоему, её вызывает? — сказал Феликс. — Каким образом она распространяется?

— Я не медик, Феликс, я — бармен. Полагаю, что её разносят непослушные дети и ведьмы. Так говаривала моя жена — старая Лотта.

— Думаешь, я мог подхватить её от того бедняги?

— Возможно. Но я не беспокоюсь. Я думаю, что когда старикан Морр вытащит из своей большой чёрной шляпы твоё имя, тут уже ничего не поделать. Я уверен только в одном.

— В чём же это?

— Это хорошо для дела. Как только приходит чума, люди наполняют таверны. Они хотят забыться, и как можно скорее.

— Может, они желают помереть пьяными.

— Есть куда худшие способы расстаться с жизнью, малыш Феликс.

— Да уж.

— Ладно, ты лучше пойди и помешай тем тилеанцам поставить друг друга на ножи, а то скоро мы сможем это пронаблюдать наглядно.

— Я разберусь с этим.

Феликс пошёл и быстро вмешался в перепалку. Через несколько секунд у него были более неотложные поводы для беспокойства, чем заражение чумой.

— Итак, чума тебя не беспокоит? — спросил Феликс, уклоняясь от замаха пьяного солдата–наёмника.

— Никогда не подхватывал, человечий отпрыск, — ответил Готрек Гурниссон.

Схватив наёмника за ухо, он опустил его голову на уровень своей и затем отвесил мужчине удар головой, от которого кровь хлынула из разбитого носа человека, добавив новый широкий след на громадный хохол выкрашенных в рыжий цвет волос Истребителя.

— Я побывал в дюжине осад. Люди мёрли, как мухи, а я был в порядке. Гномы обычно не заболевают чумой. Это удел менее выносливых рас, вроде эльфов и людей.

Феликс схватил двух скандалящих дружков наёмника за загривки и поставил их вертикально. Готрек подхватил одного, Феликс второго, и они выставили их через вращающиеся двери на грязную улицу.

— Худшее, что у меня бывало — это тяжёлое похмелье, — сказал Готрек.

— И не возвращайтесь! — проорал он на улицу.

Феликс повернулся, чтобы осмотреть бар. Как и предсказывал Хайнц, бар был полон. Дворяне, забавы ради ошивающиеся в трущобах, смешались с половиной городских головорезов и распутников. Большая группа наёмников, только что пришедших с караваном из Мидденхейма, тратила свои деньги так, словно это был их последний день.

«А может, они правы, — подумал Феликс, — может, не будет никакого завтра. Может, правы все эти пророки с перекрёстков. Возможно, приближается конец света. Несомненно одно, мир сегодня прекратил своё существование для того человека, который умер на улице».