Незаконнорожденная - Кэтрин Уэбб

миссис Джозефина Аллейн.

В течение нескольких дней Рейчел носила письмо Джозефины Аллейн в кармане и никому о нем не говорила. Она часто его доставала, перечитывала, даже собиралась бросить в камин и забыть о нем. Но если она это сделает, ее, конечно, не пригласят во второй раз в дом Аллейнов и на этом все закончится. И она больше никогда их не увидит – человека, который пытался ее задушить, и его красивую мать, так высоко ценимую Ричардом и пока остающуюся загадкой для нее самой. Когда она думала о доме в Лэнсдаунском Полумесяце и о Джонатане Аллейне, который ждет ее, словно вампир, в своих затемненных комнатах, ее пробирала дрожь. Даже Джозефина Аллейн, воплощение аристократизма и элегантности, выглядела там потерянной и печальной. Она напоминала Рейчел фарфоровую куклу – красивую, но хрупкую и неподвижную. И когда Рейчел принималась размышлять о том, какую жизнь ведет Джозефина, запертая в своем доме вместе с сумасшедшим сыном, распугавшим всех гостей, ее начинала мучить совесть. Поэтому она продолжала хранить письмо, так и не решившись его сжечь, хоть и была уверена в том, что никогда не захочет увидеть Джонатана Аллейна еще раз, даже если попытка ее задушить и произвела на него «благотворное воздействие».

Хотя Ричарда Уикса немало тревожили расходы, возросшие с появлением жены, в еще большей степени его тревожила необходимость расширить круг их общения; повинуясь Джозефине Аллейн, он вынужден был потратиться, чтобы вместе с женой провести вечер в Верхних залах для собраний[40]. Рейчел надела новое платье, только что полученное от швеи, простого покроя, широковатое в плечах и с чересчур низким декольте, но зато сшитое из замечательно мягкого и вместе с тем тяжелого серебристого атласа, с длинными рукавами и с верхним слоем из прозрачного муслина. Несмотря на пальто, которое было надето поверх него, она чувствовала холод, пока они с мужем шли от Эббигейт-стрит в поисках наемного портшеза – свойственное Ричарду чувство бережливости дало сбой при мысли, что они могут прибыть на танцы пешком. Уже начался октябрь, и к утру холодное окно в спальне запотевало от их сонного дыхания. Воздух казался морозным даже в солнечные дни. Листья на платане, растущем на Эбби-Грин, стали желтовато-коричневыми и шуршали под порывами ветра. Рейчел крепко прижимала к себе руку Ричарда, на которую опиралась, и чувствовала, как ветер треплет ей волосы, выскользнувшие из-под шпилек.

Было уже около семи часов, когда они прибыли к зданию Залов для собраний, рядом с которым происходило столпотворение карет и портшезов. Кони мотали головами и топтались на месте. Люди им вторили. Всю эту сцену освещали масляные лампы, зажженные над входом на портике; увидев сияние, льющееся из высоких окон, Рейчел почувствовала, как в ней зажглась искорка возбуждения. Само это место, шум множества голосов, звуки шагов и цоканье копыт остались все теми же, как во времена ее последнего бала, когда ей исполнилось шестнадцать лет. Изменились только фасоны платьев и обстоятельства ее собственной жизни. Она взглянула на Ричарда, одетого в лучший сюртук, из-под которого виднелся шейный платок. Ее муж выглядел напряженным, словно школьник, которого вызвали к директору. Что, если они не встретят никого из знакомых и за весь вечер им не удастся ни на кого произвести впечатления? Рейчел хорошо понимала, что это весьма вероятно. Она помнила, что на балах в Бате бывает так много людей, что, даже зная человек двадцать из находящихся в зале, можно не встретиться ни с одним из них. Но в тот вечер у нее не возникло желания ободрять Ричарда, поэтому она только едва заметно улыбнулась ему, когда они подошли к входу.

Из распахнутых дверей на улицу изливалась волна тепла, и когда Ричард и Рейчел вошли, то с холода им показалось, что внутри очень душно и жарко. Из гардероба Уиксы перешли в главный бальный зал, где какофония голосов казалась настолько громкой, что было невозможно разговаривать, и царила такая толчея, что в ней было трудно двигаться. Расположенный на балконе оркестр, вознесенный над людским морем, наигрывал что-то веселое, и зал уже заполнился танцующими парами, которые добавляли к всеобщему шуму топот ног и шуршание платьев. Зал представлял собой океан лиц, либо раскрасневшихся и счастливых, либо нахмуренных и раздраженных. Запах пота, духов и пудры витал повсюду. Пять огромных стеклянных люстр свисало с высокого потолка, сверкая огоньками сотен свечей, освещавших затейливую лепнину и колонны у стен. Рейчел хорошо знала, что стоять под люстрой нельзя. Однажды, когда она была здесь еще совсем молодой девушкой, жар заставил свечи обмякнуть и изогнуться, отчего расплавленный воск стал капать на тщательно уложенные прически и низкие декольте. Рейчел чувствовала, как ее щеки покрывает румянец, а под мышками начинает пощипывать от пота. Ее платье было слишком простым и не соответствовало современным вкусам, но, по крайней мере, мода на украшения осталась прежней, и она радовалась случаю их надеть.

Атмосфера веселья оказалась заразительной. Рейчел расслабилась и начала оглядываться по сторонам, рассматривая пришедших на бал. Она понимала: Ричард хочет, чтобы она оправдала его ожидания.

– Ну что? Видишь кого-нибудь из знакомых, дорогая? Насколько я понимаю, у тебя в Бате должны были остаться какие-то связи? – спросил он нетерпеливо.

– Конечно, в свое время я кое-кого знала, но пока никого не вижу. А не протанцевать ли нам следующий танец, мистер Уикс? – проговорила она, повышая голос, чтобы ее было слышно.

Ричард выглядел разгоряченным и несчастным; отвечая на ее вопрос, он недовольно тряхнул головой:

– Сперва мне нужно что-нибудь выпить.

– Хорошо. А как насчет знакомых моего мужа? Кого-нибудь из его клиентов, возможно?

– Я смотрю, конечно, смотрю, – пробормотал Ричард, и они продолжили медленный обход зала.

Затем, вопреки всем ожиданиям, Рейчел увидела знакомые лица. Навстречу шла пожилая пара, мистер и миссис Броммел, соседи Крофтонов по Кэмденскому Полумесяцу[41], где ее семья некогда снимала апартаменты. Голову мистера Броммела украшал обильно напудренный парик, а миссис Броммел была одета в платье из бургундского бархата, покрой которого вышел из моды лет двадцать назад. Она казалась глуховатой, еще когда Рейчел с ней познакомилась, и по прошествии тринадцати лет ее слух ничуть не улучшился. Понадобилось немало подсказок относительно того, кем является Рейчел, чтобы старушка наконец воскликнула:

– Ах, Рейчел Крофтон, ну конечно, я прекрасно помню вашу семью! – Эти слова натолкнули Рейчел на мысль, что добрая женщина сказала так из одной вежливости.

Затем Броммелы и мистер Уикс представились друг другу. Рейчел подумала, что муж окажется рад знакомству, но вскоре поняла, что ошиблась. Наверное, старики показались ему пережитком минувшего века. Их одежда была немодной, а разговор с ними двигался чересчур медленно.

Распрощавшись с Броммелами, они перешли в Восьмиугольную комнату[42], беспорядочно заставленную столами, за которыми дамы и джентльмены играли в карты и в кости. Здесь шум голосов не казался таким громким, и сквозь него слышались шелест карт, позвякивание монет, стук игральных костей и раздающиеся время от времени возгласы восторга или неудовольствия. Гости непрерывным потоком прогуливались через Восьмиугольную комнату, проходя из Бального зала в Чайную и обратно, вызывая нарекания со стороны игроков, которым они мешали сосредоточиться. В дальнем конце находилась дверь, ведущая в небольшое помещение, где тоже играли в карты. В ней было тише, ставки делались более высокие, и атмосфера казалась более приватной, хотя и несколько мрачноватой. Ричард и Рейчел, войдя в игральный зал, немного постояли у дверей, с наслаждением вдыхая менее жаркий воздух, а затем Ричард выпрямился и расплылся в улыбке.

– Вот! Капитан Саттон! – крикнул он и бросился к человеку в военной форме. – Капитан Саттон, какое удовольствие встретить вас здесь! – воскликнул он и еще усерднее заулыбался, отвешивая поклон. – А вы, миссис Саттон, сегодня чудесно выглядите.

Последнее он проговорил, обращаясь к маленькой женщине со светлыми волосами и живыми голубыми глазами. Ей и ее мужу, вероятно, было лет за сорок, и в их волосах проглядывали седые пряди. Их вид красноречиво говорил о счастье и жизненной энергии, что сразу заставило Рейчел почувствовать себя легко и непринужденно.

– Мистер Уикс! Хорошо, что мы встретились, сэр. А кто эта очаровательная молодая леди?

– Капитан Саттон, позвольте представить мою жену, миссис Рейчел Уикс. Миссис Уикс, это капитан Саттон, мой знакомый и самый ценный клиент, а с ним его жена миссис Харриет Саттон.

– Очень приятно познакомиться, – сказала Рейчел, делая книксен.

– И мне тоже. Примите поздравления по поводу вашей недавней свадьбы, – ответила Харриет Саттон мягким и нежным голосом, который замечательно подходил ее внешности.