Абсолютная память - Дэвид Балдаччи

Декер выждал секунд двадцать и пошел следом, держась другой стороны улицы. Идя параллельно ему, он смотрел вперед, но удерживал Леопольда периферийным зрением.

Через пятнадцать минут они добрались до хорошо знакомого Декеру района Берлингтона — потертого, с дурной репутацией и всегда готового приютить преступников.

Справа виднелся дешевый бар. Леопольд спустился по шатким кирпичным ступенькам и зашел внутрь.

Декер посмотрел по сторонам, потом перебежал улицу и спустился следом. Несколько лет назад он дважды выслеживал в этом баре подозреваемых, и оба раза закончились ничем. Может, третий раз станет счастливым.

Леопольд сидел посредине барной стойки. Интерьер был темным и тоскливым, свет приглушен. Не в последнюю очередь потому, что в заведении было грязно, и владелец, вероятно, считал, что так лучше для бизнеса. Хотя, по мнению Декера, клиентов это мало заботило. Когда Амос бывал здесь, большинство посетителей были накачаны алкоголем, наркотой или тем и другим вместе.

Декер устроился за столиком в глубине заведения, отделенном перегородкой высотой по грудь. Поверх нее можно было смотреть, при этом она создавала некоторое укрытие. Амоса было трудно не заметить, и, хотя он встречался с Леопольдом только один раз, стоило допустить, что мужчина его запомнил. Похоже, в зале суда он узнал Декера.

«Но это неправда. По словам Леопольда, мы встречались дважды. Первый раз, когда я оскорбил его в “Севен-илевен”. Так почему же я не могу его вспомнить, если помню все?».

Леопольд заказал какую-то выпивку, а когда бармен принес ее, уставился на стакан и с минуту просто смотрел на него. Затем поднес к губам, сделал маленький глоток и поставил стакан на то же место. Потом немного сдвинул, вероятно, выставляя стакан точно на влажный круг на стойке.

Эти перемещения не ускользнули от внимания Декера.

«Возможно, ОКР[15]».

Во время первой встречи с Леопольдом Декер заметил, что у того постоянно двигаются руки. Действительно ли он не в себе? Защитник сказал, что у Леопольда биполярное расстройство, но сейчас он снова принимает лекарства. Возможно, теперь они наконец-то смогут разумно поговорить.

К Декеру подошла официантка. Женщина была высокой и худой, с лицом, почти целиком скрытым копной обесцвеченных волос, завитых кудряшками. На Декера накатила волна химических запахов, сладковатых и немного тошнотворных. Он заказал пиво, и через минуту оно уже стояло на столике.

Амос выпил, отер рот и стал ждать. За стойкой не было зеркала, так что Леопольд мог заметить Декера, только если обернулся бы.

Прошло двадцать минут, к Леопольду никто не подошел. Мужчина сделал ровно два глотка из своего стакана и сейчас смотрел на него, будто недоумевая, откуда тот взялся.

Декер оставил на столике два доллара, взял пиво, подошел к Леопольду и уселся за стойку рядом с ним.

Леопольд не обернулся. Он по-прежнему смотрел на стакан.

— Ну как, хорошо выйти? — спросил Декер. — Празднуешь?

Леопольд посмотрел на него:

— Ты был в зале суда. Я тебя видел.

— И в твоей камере я был.

Леопольд кивнул, но, похоже, не воспринял смысл фразы. Он пробормотал что-то неразборчивое.

Декер быстро оглядел мужчину. Для двух явок в суд его вымыли, а одежду выстирали. Вероятно, копы не смогли выдержать такой запашок.

Леопольд, уже громче, произнес:

— В камере. Точно. Мы разговаривали.

— Да, было такое. Так ты отказался?

— Что я сделал? — встревоженно переспросил Леопольд.

— Отозвал свое признание.

Леопольд взял стакан и сделал глоток.

— Вообще-то я не пью. Но это карошая штука.

— Я же говорил, празднуешь…

— А что мне праздновать? — с любопытством спросил Леопольд.

— Тебя не обвинили в тройном убийстве. Не оставили в тюрьме. И то, и другое неплохо, как думаешь?

Леопольд пожал плечами.

— Они меня кормили. У меня была кровать.

— Так ты поэтому признался в убийствах? Ради кровати и кормежки?

Он вновь пожал плечами.

— Значит, в ночь убийства ты был в тюрьме в Крэнстоне?

— Похоже на то. Давно это было… Я не помню. Я много всего не помню.

— И свое настоящее имя тоже?

Леопольд взглянул на него, но, похоже, не услышал.

— Ну, судья не выпустил бы тебя, если б у него были какие-то сомнения. В том протоколе были твои фотография и отпечатки.

— Адвокат был очень доволен, — сказал Леопольд, глядя на свою выпивку.

— А как ты узнал о тех убийствах? — спросил Декер.

— Я… я убил этих людей, верно? — робко произнес Леопольд без тени уверенности и, кажется, даже не очень понимая, что он говорит.

Бармен, мужчина лет пятидесяти, дюймов на шесть ниже Декера, но с почти таким же пузом, как у него, оторвался от стакана, который протирал, и несколько секунд пристально разглядывал Леопольда.

— Но сегодня утром ты сказал судье совсем другое. Собственно, строго противоположное. Это адвокат тебе подсказал?

— Он сказал, что мне не следует ни с кем ни о чем говорить.

Декер с любопытством взглянул на мужчину.

«Проблеск здравого смысла, самосохранения в море безумия? Лекарства действуют?»

— Ну, значит, не следует, если только ты сам не захочешь. Но я не думаю, что тут есть проблема. У копов на тебя пусто. В то время ты сидел за решеткой. Судья отклонил обвинение без рассмотрения, но они не смогут заново открыть дело, если только не получат какие-то доказательства твоей связи с преступлением. Теперь они могут пойти и что-нибудь накопать. Найти сообщника, который по твоей просьбе убил этих людей. Могут даже что-нибудь сфабриковать.

— Они вправду могут? — с детским удивлением спросил Леопольд.

— Конечно. Они постоянно этим занимаются. Если они считают тебя плохим парнем, то постараются взять тебя, убрать с улиц. Они же поклялись хранить и защищать. Понимаешь, да?

Леопольд наклонился и сделал глоток, не поднимая стакана, как собака, лакающая из миски.

— Ты ведь такой, Себастьян?

— Какой?

— Плохой парень, которого нужно убрать с улицы.

— Я не знаю.

Раздражение Декера усиливалось. Возможно, случившееся с ним переключило какие-то функции мозга и заставило пересечься не связанные каналы, но заодно лишило Амоса способности нормально разбираться со всякой лапшой на ушах, враньем и вообще чокнутыми. Он любил прямые пути, от А к Б, от 1 к 2. И не любил топтание на месте, которое приводило его только в ярость, и никуда больше. Это было одновременно проклятием и благословением в те времен, когда он работал в полиции.

— Ты сказал, что убил тех людей. Сказал мне. Сказал копам. А сегодня утром заявил, что не убивал. А сидя здесь, у стойки, ты сказал, что, наверное, убил, хотя сидел в тюрьме в двух городах отсюда и просто не мог попасть в тот дом. Понимаешь теперь, почему я растерялся? И копы тоже… Где же правда? Вот что нам нужно выяснить.

Леопольд обернулся к нему и, кажется, только сейчас по-настоящему увидел Амоса.

— А тебе какое дело?

Если Декер оскорбил Леопольда в «Севен-илевен» семнадцать месяцев назад, тот должен узнать его. Амос не слишком изменился за это время, разве что стал толще и уродливее. Так что либо этот мудак невиновен, либо он врет. И Декер не мог уловить, какой из ответов верен.

— У меня есть интерес к этому расследованию. Даже не думал, что спустя столько времени они кого-то арестуют.

— Это был «глухарь».

Фраза привлекла внимание Декера.

— Ты знаешь, что такое «глухарь»?

— Мне нравятся телешоу. Я иногда смотрю их в приюте.

— В приюте для бездомных?

Леопольд кивнул.

— Я бездомный, так что мне нужно где-то спать. Иногда я сплю на улице. Чаще всего на улице, — устало добавил он.

— Почему так?

— Безопаснее. В приюте есть парни, не очень… приятные.

— И поэтому ты заинтересовался этим убийством? Потому что оно — «глухарь»?

— Наверно так, да.

— Тогда почему именно этим? Есть много других «глухарей». Кто-то разговаривал с тобой о нем?

Леопольд кивнул. Он посмотрел на свою выпивку и снова отпил из стакана без помощи рук.

— Что ты заказал? — спросил Декер, взглянув на стакан; он старался скрыть отвращение, вызванное манерами Леопольда.

Тот улыбнулся:

— «Камикадзе». Они мне нравятся.

— Ты же говорил, что не пьешь.

— Не пью, потому что у меня нет денег. Но я нашел пять долларов. Даже не знал, что они у меня есть. А когда я пью, я всегда заказываю «Камикадзе», потому что они мне нравятся.

— Я так понимаю, коктейли, а не японские летчики-самоубийцы?

Леопольд неопределенно пожал плечами.

— Я хотел быть летчиком, в детстве.

— Но не таким, который сознательно разбивает самолет?

— Нет, вовсе нет.

— Так ты с кем-то говорил? Тебе рассказали об этом деле? Может, ты заволновался, а потом решил воспользоваться им, чтобы получить кровать и трехразовую кормежку? Тебе сказали, что ты можешь прийти с признанием? И получить еду и кровать?