Гадание на кофейной гуще - Александра Авророва

Юрий Владимирович подошел ко мне, взял мою руку и как будто хотел с ней что-то сделать, но только чуть сжал и осторожно отпустил.

— Так надо, Таня. Иначе нельзя. Я перекрыл коридор, чтобы никто там не ходил.

«Снова всем занимается он, — мелькнуло у меня в голове. — Как после смерти Сергея. А где же Николай Андреевич? Сидит за перегородкой?»

Милиция приехала довольно быстро. Нам велели закрыть дверь и не высовываться, пока они исследуют место преступления. Кстати, а почему я сразу говорю — «преступления»? Может быть, это несчастный случай? Споткнулась, упала и… И — что? Сразу умерла, кинув себе на шею пресс-папье? Ерунда. К тому же под лестницу никто не ходит в одиночку. Ходят по двое, чтобы побеседовать без лишних ушей. Нет, нет. Я твердо знала, что Вику убили. И я знала, почему. Из-за меня.

Подумайте сами. Я расспрашивала ее про банку с кофе. Она вполне могла видеть, кто ее брал. И, скорее всего, видела, однако предпочла об этом умолчать. Я не знаю, поняла ли она ее смысл. Скорее всего, просто решила, что, раз я чем-то интересуюсь, значит, надеюсь получить выгоду. Вот она и решила данную выгоду не упускать. Не знаю, бывает ли подобное у вас. Вроде бы ты что-то пропустил мимо ушей или совершенно забыл, а потом оно неожиданно встает в твоей памяти с совершенно пронзительной реальностью и силой. Так встала в моей памяти Викина фраза: «Нет, ты мне платить не станешь». Подразумевалось: «Зато станет кто-то другой». Надо быть такой дурой, как я, чтобы сразу этого не понять. Она бодро направилась к убийце Сергея и потребовала денег. Тот их пообещал. И тогда… как подумаю, просто душа разрывается на части… бедная девочка вдруг почувствовала себя мне обязанной и решила расплатиться. Она предложила мне… ну, предложила все, что могла. Все, что считала привлекательным. Я отказалась, и она меня поцеловала. В благодарность. В благодарность за то, что я толкнула ее на смерть. В ее поцелуе было что-то удивительно наивное. В сущности, Вика была совсем ребенок. Девятнадцать лет. Она и не начинала еще жить. Кто знает, не исключено, что вскоре она повзрослела бы и стала смотреть на мир иначе. Но ей не дали такой возможности. А если бы она и не изменилась, все равно! Она жила, радовалась, ей было хорошо. А теперь ее убили. Ненавижу, ненавижу! Ненавижу себя и того, кто это сделал. Слава богу, теперь здесь милиция, и они найдут этого мерзавца. Кто бы это ни был, пусть они его найдут!

Работники обоих секторов сгрудились теперь у нас. Все подавленно забились по углам. Тем не менее вскоре мои размышления были прерваны. Николай Андреевич нежно, но твердо держал меня за локоть и, едва я это поняла, молча потянул меня в сторону своего кабинета. Я была в платье без рукавов, и прикосновение казалось неприятным, хотя, в общем-то, ничего, выходящего за рамки приличия, в нем не имелось.

За перегородкой я села и с облегчением почувствовала, как пальцы заведующего разжались, предварительно ненавязчиво пройдясь по моей голой коже. Он тоже сел.

— У меня к вам серьезный разговор, Танечка.

— Да?

— С вами наверняка захотят побеседовать. Я имею в виду милицию. Вы обнаружили труп, они будут вас расспрашивать.

Воцарилась тишина. Я не собиралась ее прерывать. Ему надо, он пусть и высказывается.

— Понимаете… всегда нежелательно выносить сор из избы. Разумеется, я не призываю вас скрывать что-либо, относящееся к преступлению. То, о чем вас спросят. Ни в коем случае. Бедная Вика вела не очень… не очень упорядоченную жизнь, и эта жизнь привела ее к трагическому концу. Но есть моменты… Они с убийством никак не связаны, а их обнародование может всем нам повредить. Вы же знаете, у нас на работе за последнее время произошло огромное количество различных неприятностей. Они не интересны никому, кроме нас, однако если акцентировать на них внимание окружающих, результат может быть самым плачевным. Например, мы лишимся заказа. Это в корне подкосит материальное положение всех нас. Вы понимаете?

Я никогда еще не удостаивалась столь длинной речи начальника.

— То, что, по моему мнению, не имеет отношения к преступлению, я рассказывать не стану, — обтекаемо заметила я.

Однако Николай Андреевич не был дураком.

— Вы склонны фантазировать, в вашем возрасте это естественно. Но будет неправильно, если от ваших фантазий пострадают коллеги. Я советую вам быть крайне осторожной в подборе фактов, которые вы посчитаете нужным обнародовать. Милиции не требуются домыслы. Мы несем перед ней ответственность за правдивость наших заявлений. Присущая вашим высказываниям неосмотрительность… в обычной жизни это симпатичная черта, и я ее только приветствую, но в отношениях с властями она навредит всем. И вам, и вашим коллегам, и интересам следствия, которое будет уведено в сторону от истинного пути.

— Таня, — крикнул из-за стенки Иван Иванович, — тебя менты зовут.

Я пожала плечами и вышла. По пути мне попалась Анна Геннадьевна.

— Помни, ты сглаженная, — шепнула она. — Не рискуй. Чем меньше скажешь, тем меньше риск.

«Сговорились они, что ли?» — раздраженно подумала я. Меня бил озноб.

Меня еще ни разу в жизни не допрашивали, и представление мое об этом процессе страдало некоторой умозрительностью. Есть известный сериал про милицию, «Улицы разбитых фонарей». Я посмотрела пару серий и перестала, поскольку поняла, что он меня нервирует. Бравые менты в телевизоре с подозреваемыми обычно сразу беседуют на «ты» и так неуместно хохмят, что я лично не выдержала бы и нагрубила в ответ. И вот теперь подобное испытание встало передо мной в реальности. Зато в книгах Марининой героиня очень вежлива. Будем надеяться на лучшее!

Милиция расположилась в секторе Германна. Там было человек пять, среди них одна женщина. К ней-то меня и направили. Лет сорока, с вытянутым и унылым лицом, она сразу не очень-то мне понравилась. Я ей, похоже, тоже. Но все-таки обращалась она ко мне на «вы».

Должна сказать, что в тот день опросили всех нас, причем с мужчинами разговаривал мужчина, а с женщинами эта женщина. Я бы лично на месте следователей поступила противоположным образом. Мне кажется, лицу другого пола легче добиться от человека откровенности. Впрочем, я не профессионал. Возможно, они боятся проявления особой симпатии со стороны своих работников. Та же Рита весьма опытна в искусстве обольщения.

— Вы первая обнаружили тело. Расскажите, как это было, — без энтузиазма предложила мне длиннолицая сотрудница милиции.

— Я пошла под лестницу и там его увидела.

— А зачем вы пошли под лестницу? — меланхолически осведомилась она.

— Не знаю, — опешила я. — Наверное, Вику искала. Она не вышла на работу, а дома сказали, что она там не ночевала.